после его смерти было оглашено его завещание (содержание которого – о Боже! – Атто уже знал). Он прекрасно понимал, что из-за этого завещания тут же разгорится борьба за испанский трон, ужасная война, которая охватит всю Европу, особенно Италию, главный театр военных действий, и Францию, которую утопит в крови ее собственный король. Совет аббата, таким образом, был очень предусмотрительным: Вена, возвышенный, обласканный богиней изобилия город императора, была самым надежным убежищем.
И, насколько я знал старого шпиона «короля-солнце», тут не обошлось и без размышлений по поводу того, что во время войны может оказаться полезным иметь во вражеской столице верных друзей в лице Камиллы и Франца…
– Однако как раз в это время Франц заболел, – говорила Камилла. – Он страдал от продолжительных приступов легочной болезни. Возвращение назад в Вену могло стать для него губительным. Поэтому мы вернулись в Италию, где кочевали от одного двора к другому. Мой бедный супруг боялся не только за себя, но и за мою судьбу. Поэтому, когда в 1702 году разразилась война за наследство, он решил наконец последовать совету аббата Мелани, и мы прибыли сюда, в Вену, где мне было бы легче жить, даже если бы несчастье обрекло меня на одиночество.
Франц де Росси, продолжала она свой рассказ, сразу же поступил на службу к Иосифу I, где познакомил супругу с придворными музыкантами, и она вскоре завоевала доверие будущего императора.
– Императора? – удивленно спросил я.
– Общеизвестно, что их императорское величество является человеком с тонким музыкальным вкусом и высоко ценит всех тех, кто служит ему усердно и с любовью и может удовлетворить его страсть к искусству звуков, – ответила Камилла. –
– Прошу прощения?
– Это его девиз. Он объясняет, с помощью какого оружия он хочет править: страха и любви.
Франц де Росси, потомок
– Я осталась одна па целом свете. Отца своего я, к сожалению, не знала, а моя верная матушка, – добавила она изменившимся голосом, – которую я так хотела обнять по возвращении и по которой горячо скучала, умерла, пока я путешествовала.
– Моя мать тоже умерла на чужбине, – сказала Клоридия.
Мы с Камиллой одновременно вздрогнули: Клоридия по собственному почину заговорила о своей матери.
– По крайней мере, я думаю, что она уже умерла. Кто знает, когда и где она умерла, – мрачным голосом закончила она.
Хормейстер взяла Клоридию за руку.
– У меня был медальон на цепочке, – медленно произнесла Камилла, – маленькое сердечко в золотом обрамлении с миниатюрами меня и моей сестры, когда мы были еще маленькими девочками, но, к сожалению, он остался в доме, где умерла моя мать, и ах, я так никогда его больше и не видела.
– Ваша сестра? А где она теперь? – спросил я.
– Я никогда ее не знала.
Хотя шли мы медленно и всевозможными обходными путями, мы все же оказались перед вратами монастыря на Химмельпфортгассе.
– Прошу вас, не горюйте из-за грустных воспоминаний, – подбодрила нас Камилла улыбкой, прежде чем мы расстались. – В ближайшие дни вас ждет много радостных часов.
Когда Камилла исчезла в направлении дормитория, из вечерней полутьмы появились две фигуры: благородный молодой человек и его слуга. Они шли к тому крылу монастыря, где находилась вторая квартира для гостей. Благородный господин говорил своему слуге:
– Всегда помни: вороны летают стаями, орел всегда один.
Я вздрогнул. Это высказывание было мне знакомо. Много лет назад я услышал его от Атто. Весь вечер я думал о кастрате, а теперь он, казалось, ответил мне. Кто знает, может быть, Мелани слышал эти слова от кардинала Мазарини, и поэтому оно столь распространено. Может быть, этот благородный молодой человек знаком с Камиллой и слышал эту фразу от нее, а она в свою очередь слыхала ее от Атто. Короче говоря, Слишком много фантазий. Впрочем, нужно признать: то была одна из тех максим, которые никогда не забывают и с удовольствием повторяют.
В нашей комнате Клоридия стала укладываться спать, а я наконец сделал то, о чем мечтал со времени возвращения из Места Без Имени: почитал об Иосифе I в книгах и других трудах, которые приобрел по прибытии в Вену. Здесь искал я ответы на свои вопросы. Почему сиятельный император решил реставрировать Место Без Имени, несмотря на цепочку актов мести, окружавшую этот замок? Печальная судьба его предшественника Максимилиана II и разгоревшиеся вокруг Нойгебау споры между христианами и противниками христианства привели к тому, что Габсбурги вот уже полтора столетия склоняются под сильным давлением тех, кто хочет разрушить монумент поражения в бою против Сулеймана. Но не Иосиф Победоносный. Почему? Что им движет?
Отложив для начала труды, написанные на рычащем немецком, я вскоре обнаружил целый ряд итальянских панегириков. Я открыл первый из них:
Несмотря на низкое качество стихов, этот простодушный хвалебный гимн напомнил мне, как почитание Иосифа I, который довольно скоро стал мне дорог, становилось тем больше, чем больше подробностей я узнавал о нем как о человеке: его бесконечная доброта, великодушие, щедрость и любовь к справедливости были даны ему от природы; внимательно и мягко он выслушивал, взвешивал, принимал решение и выносил приговор; его мужество было неповторимым, поскольку он отправлялся на охоту, невзирая на непогоду, время года и опасности, когда даже самые смелые придворные отказывались сопровождать его, да, иногда он даже расставался с лейб-гвардией или возникал перед городскими воротами с одним-единственным спутником.
Шло время, и я слышал все новые и новые рассказы о добром сердце его императорского величества от жителей домов, где я прочищал дымоходы, и от посетителей трактиров и кофеен. Они говорили, что он настолько великодушен, что тот, кто первым попросит у него милости, тот первым ее и получит: Иосиф не мог ни в чем отказать просящему. Всем давал без оглядки, причем не только из императорской сокровищницы, но и из своей личной кассы, часто оказываясь потом в крайне затруднительном положении.
Однако ни один рассказ не мог по впечатлениям сравниться с тем, что я видел своими собственными глазами, когда лицезрел его впервые.
Это было около двух месяцев назад, в феврале, когда ради карнавала возродили древний обычай катания на роскошных санях, праздничный выезд императора и его придворных. Возглавляемая самим Иосифом королевская свита насчитывала пятьдесят одного дворянина в санях, а слуг пешком или верхом было более ста тридцати.
Сани были резными, очень красивой формы: лебеди, раковины, медведи, орлы и львы; но самыми роскошными, которые каждое утро возили по улицам города пустыми, чтобы народ мог восхититься ими, были сани императора и его супруги: спереди – прелестная инкрустация из меди, монументальная работа золотых дел мастеров, резчиков по черному дереву и позолотчиков; по бокам – два играющих на флейтах
