попрощались с Популеску. Но поскольку причина такого обмана была мне неведома, я оставил свои подозрения при себе.
Из кухонных помещений, расположенных вне главного здания, мы пошли к замку. Когда мы подошли ближе, нас встретила мрачная атмосфера этих стен, своеобразно контрастировавшая с белым камнем, полными воздуха и света садами и стройными, высокими башенками.
Пересекая двор с восточной стороны и оставляя по левую руку
Едва прибыв в Регенсбург, Магдалена Штрайхер, таинственная целительница, сразу отправилась поговорить с Максимилианом, который, однако, отказался от ее лечения – он по-прежнему ждет своего верного итальянского лейб-медика, Джулио Алессандрино.
14 сентября состояние больного стало внушать надежду. На протяжении последних недель, правда, было допущено слишком много ошибок в его питании: он ел кислые фрукты и пил ледяную воду. Он снова жалуется на нарушение работы сердца, а упорный кашель не оставляет его больше, чем на два часа. Пульс слабый и неровный.
Максимилиан не дает аудиенций, однако у него достаточно сил для того, чтобы работать: каждый день он созывает тайный императорский совет и выполняет важнейшие обязанности правителя. 26 сентября наконец прибывает Джулио Алессандрино, на него одна надежда. Но до того как прибыл итальянец, шарлатанке дали полную свободу действий. Она начала давать Максимилиану собственные лекарства. Сразу же по прибытии Джулио Алессандрино берет на себя лечение больного, однако потом по непонятным причинам лечение императора снова передают Штрайхер. Метание между лекарями приводит к губительным последствиям. В начале октября лечением занималась шарлатанка, состояние Максимилиана ухудшилось настолько, что все стали ждать его смерти. Те, кто подходил к его постели, слышали, как он бормочет душераздирающие слова:
– О Боже, никто не знает, как сильно я страдаю. Молю Тебя. пусть пробьет мой час.
После обеда 6 октября он потерял сознание, на миг все испугались, что он почил. Вместо этого, однако, он снова приходит в себя и его стошнило большим количеством слизи. В течение последующих часов он, вопреки всем ожиданиям, уснул спокойным и долгим сном. Тем временем из Праги вызвали его сына Рудольфа, чтобы он вместо отца присутствовал на заключительном заседании имперского сейма.
После благословенного ночного сна с 6 на 7 октября Максимилиан почувствовал себя лучше, благодаря лечению Джулио Алессандрино. Он принимает посольство великого герцога Тосканского и республики Венеция, и они свидетельствуют о том, что ему стало значительно лучше. На протяжении всей аудиенции он говорит громким голосом, только затрудненное дыхание и учащенное сердцебиение еще напоминают о себе. Кашляет редко. Выздоровление кажется стабильным. Уже планируют перевезти больного 20 октября в Австрию. Однако 10 октября у Максимилиана наступает рецидив, и Илзунг снова призывает шарлатанку. Император испытывает боли в левом боку выше живота; женщина диагностирует плеврит и использует большое количество лекарств, плачевный результат которых скажется уже очень скоро. Наконец прислушались к бывшему лейб-медику Максимилиана, Крато фон Краффтхаиму, которого отстранили от должности не потому, что он был стар и болен, а потому, что был протестантом.
– До сих пор было сделано много, – шипит Крато и указывает всем придворным на женщину из Ульма, – однако ничего верного.
В час ночи зовут Рудольфа, высших сановников и придворных. Стало ясно, что конец Максимилиана близок. Императрицу, которая на протяжении последних трех дней не отходила от постели супруга, в пять утра разбудила герцогиня Баварская, сестра Максимилиана, сменившая ее возле больного. Та хотела отправиться на мессу, однако в слезах вернулась к супругу, на которого напал очередной приступ сердечной болезни. Императрица падает в обморок, ее уносят. Медику Крато снова позволяют обследовать Максимилиана, он измеряет пульс, но повелитель перебивает его:
– Крато, нет уже никакого пульса.
Тем не менее старый врач продолжает осмотр и обнаруживает очень слабое, неравномерное биение сердца. Уходя, он сообщает присутствующим:
– Здесь заканчивается человеческая помощь. Теперь можем уповать только на Божественную.
Шарлатанка же словно сквозь землю провалилась. И никто о ней никогда больше не слышал.
Я перебил его:
– Ты хочешь сказать, что Штрайхер отравила его по поручению Илзунга?
– Не ядом. Чтобы убить больного, достаточно допустить ошибку в лечении, – с улыбкой ответил Симонис.
Смерть уже на пороге. Остается важный вопрос: должен ли Максимилиан Загадочный, который так и не смог выбрать между римской церковью и церковью Лютера, умереть как католик или как протестант?
– Как бы он ни решил, – пояснил Симонис, – это был смертный приговор христианскому единству, которого он так желал.
Родственники, духовники и послы толпятся у постели. Они мучают императора до последнего мгновения, заклинают его принять католическое таинство исповеди или последнее помазание. Он ведь не хочет объявить себя протестантом?
Максимилиан противится, все слабее и слабее, и отказывается отвечать. Последним к его постели подвели епископа Нойштадтского. Церковник настаивает, он возбужден, повышает голос.
– Не так громко, я очень хорошо слышу, – отвечает умирающий. Однако епископ продолжает неистовствовать, под конец он почти кричит.
– Не так громко, – в последний раз повторяет Максимилиан. А потом склоняет голову и испускает последний вздох. Без пятнадцати девять утра 12 октября, в день его именин.
– Он был мертв, однако выиграл свою последнюю битву, потому что победил всех тех, кто хотел воспользоваться его концом в своих целях. Максимилиан клеймил позором коррупцию римской церкви, однако к князьям-протестантам, которые поддерживали турок и требовали, чтобы его империя навеки отказалась от католической религии, он тоже не переметнулся. Его враги-лютеране, те, кто выбрал его, а теперь, поддерживаемые Илзунгом и Унгнадом, приблизили его конец, остались ни с чем.
– Но почему они решили убить его именно теперь?
– Потому что уже не оставалось сомнений в том, что Максимилиан не подчинится их планам. Он отказался отречься от католической веры, и против турок он тоже сражался, сколько мог. Он уже не годился для их целей. Может быть, его преемником манипулировать будет легче. Когда Максимилиан отправился в путь и прибыл в протестантские земли, более удобной возможности для нанесения смертельного удара представиться просто не могло.
Тем временем мы начали искать дымоходы на первом этаже. Мы вошли через главный вход, который Фрош открыл специально для нас, и добрались до большого зала высотой в три этажа, от которого наши голоса отражались словно в церковном нефе. Когда-то по этим камням ступали сапоги Максимилиана, здесь он внутренне ликовал, когда колонна наконец вставала на свое место, покрывали штукатуркой стену или наносили поверх нее фреску.
Через большое окно на противоположной стороне открывался вид на северные сады. В стенах по правую и левую руку были две двери, ведущие в соседние залы. Все в этой огромной квадратной комнате было голым: стены, пол, потолок. Для этих печальных стен Максимилиан Загадочный хотел больших картин, трофеев, статуй и настенных ковров.
– Видите, господин мастер? Здесь ничего нет. Все его желания были раздавлены в когтях заговоров Илзунга, Унгнада и Хата.
Когда мы обернулись, то через открытую дверь увидели фиалы шестиугольных башен, возвышавшиеся над стенами, которые отделяли замок от садов. Именно с того места, где мы сейчас стояли, должно быть, смотрел Максимилиан на свой жуткий проект, пока рабочие занимались своими делами. Рассказ продолжался.
Когда Максимилиан лежал при смерти, его юный сын Рудольф держал заключительную речь имперского сейма в ратуше Регенсбурга. Текст был подготовлен поспешно, умирающим отцом, это было последним деянием Максимилиана. На протяжении последних лет ему пришлось наблюдать, как его сын то и дело сдавался соблазнам воспитателей, которых навязали ему его враги. И наследник императорского трона теперь стал слабым существом в руках Илзунга и его сторонников.
