года — это как четырнадцать лет для человека. Братьев и сестры здесь уже давно нет, но для Вторника большой бетонный зал с желтой разметкой на полу до сих пор родное место, убежище, приют. Ему нравится смотреть на собак, даже на незнакомых. Вторник глядит, как псы идут со своими дрессировщиками, — с огоньком в глазах, как мог бы сержант-майор наблюдать за взводом подающих надежды рекрутов. Здесь не просто радость, что твою профессию достойно представляют превосходные юноши и девушки. Дело в атмосфере. Бодрящий ветерок в прохладный день, послеполуденные облака в оправе солнечного света, осенний запах над учебным плацем, мерный топот сапог. Это знакомый тебе мир.
Когда я сижу рядом с Лу, Вторник пристально ее рассматривает. Мы разговариваем, и его брови прыгают вдвое быстрее, как танцующие гусеницы: ретривер все впитывает. В нем бродит страстное желание, голова слегка наклонена вперед, язык свисает, поэтому губы изгибаются вверх в естественной улыбке. Брови вверх, брови вниз, голова туда-сюда — взгляд с Лу на меня, с меня на Лу.
И вот Лу говорит «колено». Вторник только этого и ждал. Пес ставит передние лапы ей на колени и позволяет инерции увлечь его вперед — чтобы разок лизнуть нос дрессировщицы.
— Я и забыла, Вторник, — смеется Лу, — я и забыла, как ты все время нежничаешь.
Забавная фраза, ведь Лу помнит о Вторнике все. Она выдрессировала двести собак и может говорить о них, как о машинах на сборочном конвейере, если нужно объяснить какой-то принцип, но псы для нее — совсем не то же самое, что машины. Лу обожает личность и привычки (как хорошие, так и плохие) каждой собаки, с которой она работала. Эта женщина знает, что их побуждает к действию, что беспокоит и какого человека нужно искать в пару каждому псу. В конце концов Лу собачница. Вот почему она приструнивала любимцев домохозяек из пригорода, вот почему она семнадцать лет дрессирует псов для инвалидов. Вот почему, как только Лу разрешила, Вторник встал передними лапами ей на колени и поделился своей языкастой любовью. Облизывает он только меня и никого другого.
Но Лу Пикар — она особенная. Я партнер Вторника. Я его лучший друг и компаньон. Но Лу… она подарила моему псу такую жизнь. Помогала делать первые шаги на этом пути.
А еще именно она отдала его в тюрьму. Тогда казалось, что так будет правильно. Казалось, нужно поддержать благое начинание. Но выяснилось, что тюрьма — не лучшее место для трехмесячного малыша — по крайней мере для чувствительного трехмесячного золотого ретривера вроде Вторника.
— Я бы не стала этого делать, — сказала Лу, смеясь (Вторник опять пытался лизнуть ее своим большим розовым языком), — если бы знала то, что знаю сейчас.
Я понимаю, что она имеет в виду, но, зная, как все в итоге повернулось, не могу полностью с ней согласиться.
Глава 2
ЩЕНОК ЗА РЕШЕТКОЙ
Любовь никогда не ведает глубины своей до часа расставания.
Вторник был не первым псом-компаньоном, которого дрессировали в рамках программы «Щенки за решеткой» («Puppies Behind Bars»). Далеко не первым. Программа существовала уже десять лет к тому моменту, когда в 2006 году в нее включили Вторника. В тюрьмах штата Нью-Йорк тоже было несколько ее местных отделений. Заключенные проходили интенсивный двенадцатинедельный курс, а потом жили и работали с собакой порой до шестнадцати месяцев подряд. Сотни выпускников этой программы — и двуногих, и четвероногих — теперь ведут полноценную жизнь на свободе.
Воспитанники СКВП впервые участвовали в программе «Щенки за решеткой», и Вторник как раз попал в эту группу. СКВП недавно расширила круг своих клиентов, и теперь предоставляли псов- компаньонов получившим серьезные травмы ветеранам иракской и афганской кампаний, поэтому Лу с неохотой согласилась помочь заключенным. Не то чтобы она не хотела дать осужденным цель в жизни, навыки общения и полные любви отношения, которые смягчают их сердца и пробуждают в душах человечность после десятилетий, проведенных в расчеловечивающей американской тюремной системе. Конечно, это достойная цель. И раненым ветеранам она тоже хотела помочь. Только самая черствая душа этого не хочет.
Просто метод дрессировки Лу отличался от тюремной программы, и женщина сомневалась, что эти методы совместимы. Вся техника Лу основывалась на том, чтобы избегать преждевременной связи щенка с дрессировщиком, благодаря чему впоследствии создастся оптимальная связь между собакой и клиентом. А по программе «Щенки за решеткой» профессиональный инструктор появляется в тюрьме всего на несколько часов в неделю. Все остальное время собака закрепляется за конкретным заключенным, который с ней занимается. Даже живет пес в его камере. Лу считала, что если сидельцу с большим сроком дать любящего и нежного восьминедельного щенка, то преступник не удержится, обязательно встанет перед ним на колени и обнимет собаку просто за то, что она рядом.
Лу оказалась права. Я своими глазами это увидел, когда мы со Вторником приехали посмотреть на программу «Щенки за решеткой» (мы тогда уже вторую неделю занимались с ним в СКВП). Я не ожидал, что буду до глубины души тронут, но, оглядев просторный бетонный зал тюрьмы, где Вторник проходил часть обучения, я почувствовал поразительное родство с людьми, сидящими вокруг. Большинство обриты налысо, у многих татуировки на шее. Эти ребята не казались сломленными или бесчувственными. Они были очень похожи на меня и молодых солдат, с которыми я был знаком.
Представить себя в тюрьме мне совсем нетрудно. Стоит оступиться — и пожалуйста. Напиться и сесть за руль. Начать колоться. Оказаться не в то время не в том месте. Драка в баре заходит слишком далеко, кого-то убивают, вот и все. И конец. Я хочу сказать, мне приходилось убивать людей. Может, я был самым серийным из всех убийц, сидевших в зале, просто убийством этого никто не называл. В Ираке, на нашем маленьком посту в Аль-Валиде, сержант чистил винтовку, и она выстрелила. Погиб двадцатиоднолетний младший сержант. Стрелка не упрятали в тюрягу. И правильно. Настоящей причиной смерти парня было изнеможение, так что я считаю, за это преступление винить надо генералов, у которых было слишком много целей для столь малого количества бойцов. Происходят несчастные случаи. Принимаются ужасные решения. Но не бывает конченых людей. Всегда остается возможность. И каждый заслуживает второго шанса.
Заключенные вовсю пользовались удивительной возможностью. Они были изгоями, но решили снова влиться в общество и внести свою лепту. Грубые мужики, души которых смягчились благодаря общению с собаками. Они помогали дрессировать Вторника и сотни других псов. Сколько жизней они изменили? Сколько надежды и счастья подарили миру? Возместили ли они нанесенный ущерб?
Сотрудники организации «Щенки за решеткой», спонсировавшей это мероприятие, попросили ветеранов что-нибудь сказать заключенным. Нас было четверо, я последний. Когда подошла моя очередь, я проникся к ним. Всем сердцем. Это было просто небольшое собрание в бетонном зале тюрьмы, но я чувствовал: мои слова значительны как никогда.
— Вы делаете Божье дело, — просто сказал я. — Оно невероятно важно. Говорю вам, как братьям: я горжусь вашей службой. Если бы жизнь сложилась иначе, я любого из вас взял бы к себе в сержанты.
Садясь, я заметил у некоторых слезы на глазах. Я такого никак не ожидал, не от заключенных — это уж точно. Потом почувствовал влагу на щеках. От себя я этого не ожидал вообще. Возможно, подумал я, дело в собаках. Трудно быть черствым и злобным, когда у твоих ног щенок. После благодарностей можно было задавать вопросы, и я поймал себя на том, что впервые за многие годы свободно общаюсь с совершенно незнакомыми людьми. Если честно, мы так долго говорили, что большинство собак (включая Вторника) заснуло.
— А как вы удерживаете внимание щенка, когда он вот так устает? — спросил я.
— Покажи ему, Джо, — сказал кто-то.
Поднялся великан. Если бы Керли из «Трех комиков»[3] был на метр повыше, на сорок кило потяжелее, двадцать лет толкал бы штангу, подавлял агрессию и делал наколки
