Особенно, когда Тому казалось, что шанс на освобождение один на миллион.
— Бывало, парни проходили слушание без сучка без задоринки и их освобождали, хотя они недавно избили тюремщика, — говорил он. — А у других и рекомендации, и сертификаты всевозможных программ, но они не получали условно-досрочного.
Здесь ничего не зависит от тебя. Так говорят заключенные. Все зависит от того, хорошо ли члены комиссии провели предыдущий вечер.
Поэтому в ожидании слушания они нервно мерят шагами свои камеры. И беспокоятся. И начинают спорить, потому что они на грани срыва. И тревожатся, что эти свары могут насторожить комиссию. И снова огрызаются, потому что не могут пропустить мимо ушей последнюю реплику. Они силятся привести мысли в порядок — как на бумаге, так и в голове, — хотя и не верят, что это хоть как-то поможет. Но ощущение беспомощности, ощущение, что ты — всего лишь номер, которого ты даже не знаешь, — выматывает и не дает покоя. Такое состояние не просто мешает собраться, оно разъедает саму твою жизнь. Я долгие годы отгораживался от других, как сумасшедший, копался в своих ранах, — так что мне-то можете поверить, я знаю, каково этим ребятам. Раз за разом думаешь об одном и том же, но ничего не можешь сделать и зацикливаешься на том, что ты изолирован и окружен безликой системой. Это быстро приводит к срыву, злобе и отчаянию. Ожидающие слушания заключенные говорят, что последняя пара месяцев — это настоящая агония, а короткое, бесстрастное слушание — как облегчение независимо от результата.
Вторник был не только способом отвлечься — Том получил идеального компаньона. Когда хозяин нервничает, большинство собак копирует его поведение и начинает тревожиться. Но Вторник не такой. Этот пес как противовес — он делает прямо противоположное, чтобы сохранить баланс в отношениях. Когда Том нервничал. Вторник обретал спокойствие. Когда Том становился рассеянным, пес сосредоточивался. Ретривер знал, что наставник в нем нуждается, и я думаю, это желание помочь — наравне с бассейном — помогло собаке снова вернуться к занятиям. Иначе говоря, Вторник решительно настроился на успех — не ради себя, но ради друга.
Он сосредоточился на командах. Прекратил натягивать поводок. Перестал обращать внимание на бассейн — вместо этого вприпрыжку бежал рядом с Томом. Близилась дата слушания, ночи становились все длиннее, и Вторник начал запрыгивать на койку а Том все чаще и чаще позволял ему остаться. Когда в телевизорной ретривер клал голову наставнику на колено, заключенный знал: теперь это не просто потому, что несчастному одинокому песику захотелось тепла, — нет, Вторник хотел показать, что у Тома есть друг.
И вот долгожданный день настал. Постучали охранники. Том в последний раз обнял Вторника, почесал ему шею и отправился навстречу судьбе. Он обернулся. Ретривер сидел в камере и смотрел мужчине вслед своими нежными умными глазами. Когда через несколько часов Том вернулся, то застал Вторника там же и в той же позе. Получив извещение о результатах слушания, заключенный потерял самообладание. Он обнял Вторника, который, конечно же, был рядом с ним, и поблагодарил пса за его службу. Даже после тридцати лет отсидки он не был сломлен, в отличие от многих других зэков. Он не был озлоблен ни на систему, ни на себя.
— Тюремная система могла бы победить меня только в одном случае, — сказал Том, — если б она заставила меня ненавидеть. Но со мной рядом были собаки и все такое, и ни о какой ненависти не могло быть и речи.
Выйдя за ворота, где ждала жена, мужчина без заминки легко обнял ее — потому что долгие годы работал над отношениями. Том — редкая птица в современной тюремной системе: он абсолютно свободный человек.
Сейчас у него свой бизнес, вместе с женой они дрессируют собак. Том специализируется на трудных псах (особенно на питбулях), которых другие отчаялись выучить. Он понимает, что каждый заслуживает второго шанса, а если приложить любовь и терпение, то почти любое животное может добиться успеха. В конце концов он кардинально изменил собственную жизнь. Десять лет он отдавал долг обществу, дрессируя служебных собак и ищеек, которые находят взрывчатку. Как сказал Том, «это вправило мне мозги и помогло настроиться на лучшее». Выйдя из тюрьмы, мужчина знал, что его ждет успех. У него был идеальный рекорд — 7:0. В конце концов он же вернул к жизни Вторника — самую грустную собаку во дворе.
А что же Вторник?
Он вернулся в СКВП. Один. Снова.
Глава 3
БРОШЕННЫЕ МАЛЬЧИКИ
Любовь не растрачивается втуне. Не встречая взаимности, она течет вспять, омывает и очищает сердце.
Офисы и учебный центр СКВП на вид невзрачны. Кажется, приземистое строение с синей жестяной крышей чуть ли не гордится отсутствием украшений и собственной безликостью. Большая часть здания отведена под практичный, просторный рабочий зал с голым бетонным полом. В центре составлены торцами два длинных складных стола (такие коричневые столы из ДСП обычно можно встретить в церковных трапезных), пять-шесть зеленых деревянных ящиков, на полу начерчена круглая желтая дорожка. Тем не менее зал кажется пустым. И стены здесь совсем спартанские — шлакоблочные, покрытые бледно-серой краской и увешанные списками и графиками поведения. По правой стене три скромных повидавших виды кабинета и стальная дверь в дальнем конце зала. Она ведет в жилую зону, где останавливаются клиенты во время двухнедельного периода занятий с собаками. Окна слева выходят на три огороженные игровые площадки под открытым небом, две из них снабжены маленькими пластиковыми детскими горками для двухлетних малышей (такие горки обычно хранятся в подвалах у жителей пригорода). СКВП живет на пожертвования, поэтому не тратит ни времени, ни денег на то, чтобы угодить богатым и власть имущим.
Даже собаки живут отнюдь не роскошно. В свободное от дрессировок и упражнений в игровых зонах время псов держат в дальней части большого зала, в просторных конурах, купленных в местном зоомагазине. Кроме желтой линии на полу, для дрессировки используют шесть зеленых деревянных ящиков. Они нужны для того, чтобы научить собак подниматься и спускаться. На них же псы вместе с наставниками сидят во время перерыва, ожидая своей очереди. В остальном животных учат обращаться с обычными предметами в зале: с дверными ручками, выключателями, жалюзи, стульями — с этими вещами собаки-компаньоны будут сталкиваться в своей рабочей жизни.
В СКВП работают необыкновенные люди. Все они, как и Лу Пикар, верят в важность своего труда. Лу всегда повторяет: дело не просто в собаках. Просто собаками она занималась раньше — воспитывая щенков для богатеньких семей. В СКВП самое важное — клиент. Сотрудники организации делают все, чтобы обеспечить людям с ограниченными возможностями лучшую жизнь.
Эту миссию трудно недооценить, когда разговариваешь с матерью семилетнего мальчика, который после удаления опухоли мозга все время падает с лестницы в школе.
— Я просто хочу, чтобы он мог играть, как другие дети, — говорит она.
А вот парень в инвалидном кресле. У него двигается только правая рука. Он самостоятельно нашел СКВП в двенадцать лет, но мать не поддержала его затею. Через три месяца мальчик вернул собаку, объяснив, что не может один справиться с такой ответственностью. Семь лет спустя он попросил второй шанс. Молодой человек окончил школу, готовился к университетским экзаменам и настроился на успех. Чтобы начать самостоятельную жизнь, ему не хватало только собаки.
Или, например, женщина, двенадцатилетнего сына которой сбила машина. Водитель скрылся с места происшествия. Из-за травмы мозга ребенок едва мог говорить, а ходить снова стал только через четыре года. В голосе женщины до сих пор слышны шесть лет изнеможения и боли, когда она рассказывает:
— Он любит читать. Хочет ходить в библиотеку сам. Ему восемнадцать. Библиотека всего в паре
