В настоящее время система пещер и подземных переходов тянется на две с лишним мили и завершается в пещере с названием «Мастерская дьявола». Однако есть основания полагать, что этим подземный лабиринт не исчерпывается и там остались еще неисследованные закоулки. Пещеры были открыты в 1780 году, и, как водится, произошло это случайно. В окрестностях здешних холмов жил фермер, которого звали Ван Зил. И вот как-то раз он послал своего слугу, мальчика-готтентота по имени Клаас, на поиски пропавшей скотины. Нашел ли тогда мальчик заблудившуюся корову, уже никто не помнит. Зато доподлинно известно следующее: бродя по холмам, он обнаружил отверстие в скалах, скрытое зарослями кустарника. Мальчик рассказал об этому школьному учителю, который гостил на ферме Ван Зила, и на следующий день учитель отправился осмотреть находку Клааса. Зрелище это произвело на него такое впечатление, что он убедил Ван Зила тоже подняться в горы и увидеть все собственными глазами.
Вот так и получилось, что Ван Зил — в сопровождении восьми рабов и вооруженный мотком крепкой веревки — оказался у входа в пещеру. Он заинтересовался и велел рабам спустить себя вниз. Наверное, понадобилась немалая храбрость, чтобы решиться на столь рискованное мероприятие. В результате была обнаружена первая пещера, впоследствии названная именем Ван Зила. С того момента и началась история исследования пещер.
Мы спустились еще на несколько ступенек и очутились в фантастическом зале, где сталактиты соединялись со сталагмитами, где в воздухе висели застывшие и окаменевшие водопады. Я видел едва зарождавшиеся сталактиты, которые торчали из потолка наподобие маленьких рожек на голове теленка. Дух захватывало при мысли о неспешности геологических процессов. Падавшие сверху капли образовывали крошечные, почти незаметные наросты на полу пещеры. Вы только вообразите: через миллионы лет — когда, возможно, и сама жизнь исчезнет с лица Земли — эти «детки» только-только подрастут на несколько дюймов в высоту! Экскурсовод включил лампы, спрятанные позади сталактитов, затем занялся подсветкой сталагмитов. В результате пещера совершенно преобразилась, превратившись в «Подземную Волшебную страну» (как назвали бы этот аттракцион в современном путеводителе).
Мы переходили из одной пещеры в другую. Воздух в этих высоких, словно церковные залы, помещениях был безжизненным, как на студиях звукозаписи. И всякий раз, как мы попадали в очередную подземную камеру, мой гид на время скрывался из вида, и я слышал, как он щелкает переключателями. Сразу после этого огромное темное пространство с неясной архитектурой внезапно освещалось багровым светом. Затем свет сменялся на мертвенно-зеленый, который придавал всей сцене жутковатый потусторонний оттенок. Теперь уж я не вспомню, как называлась пещера, понравившаяся мне больше всего. Возможно, Свадебный зал или Хрустальный дворец… а может, Кафедральный собор или Покои фейри. Помню только, что она была больше всех остальных и самая необычной, в ней царила какая-то нездешняя атмосфера. На потолке виднелось множество темных пятен, которые при включении освещения начинали колыхаться — словно бы дышать — и источать подземную влагу.
За минувшие годы здесь побывали тысячи посетителей. Они дали имена самым интересным и запоминающимся подземным диковинкам. Так появились «Кафедра священника» и «Органные трубы», «Крылья ангела» и «Трон с балдахином». Здесь можно увидеть даже «Мадонну с младенцем»! Наверное, в этом выражается наше естественное стремление к узнаванию, желание видеть знакомые элементы в чуждой, нечеловеческой архитектуре.
Полагаю, что ученые могли бы точно высчитать время, которое потребовалось воде на создание этих великолепных пещер. Вначале за дело взялась дождевая влага, насыщенная угольной кислотой. Она упорно трудилась, выедая углекислую известь и образуя в скале небольшие каверны. Постепенно — по мере того как внутрь просачивались подземные воды — полости расширялись. Думаю, на это ушли сотни тысяч лет. Лично меня охватывает благоговейный трепет при одной только мысли о масштабах проделанного колоссального труда. И должен заметить, что все эти световые эффекты в духе «Друри-Лейн» нисколько не мешали восприятию. Напротив, на мой взгляд, они помогают зрителю лучше постигнуть то буйство формы и красок, которым отличаются природные шедевры. Природа — великий и равнодушный Мастер, стоящий вне времени и выше всякой критики. Спускаясь в пещеры, мы часто испытываем безотчетный страх — как при посещении гробниц. Наверное, этим и объясняется наше стремление дать названия, провести какие-то аналогии с привычным нам миром.
С утра снова припустил дождь. Окрестные холмы окутались туманом, и я опять неизбежно вернулся мыслями к Шотландии. Несчастные туземцы — ибо трудно себе представить более жалкое зрелище, чем мокнущий под дождем чернокожий — брели по дороге со своими сундуками и мешками. Деревья изнемогали под тяжестью влаги, по горным склонам сбегали потоки коричневой дождевой воды. А по небу ползли грозовые тучи, не оставлявшие никакой надежды на улучшение погоды.
Я стоял на вершине перевала и безутешно всматривался вдаль. И это место, где мне обещали потрясающую панораму Шварцбергенских гор! Я не видел ничего, кроме плотной туманной пелены, повисшей в сотне ярдов над вершиной холма.
Неудивительно, думал я, что британцы и, в особенности шотландцы, чувствуют себя здесь, как дома. В Джордже и Книсне (куда я сейчас направлялся) подобная погода не редкость. А для людей, тоскующих по сырым просторам Хайленда, нет ничего отраднее, чем вот такой затяжной капский дождик. Я ехал и размышлял о том, что подобная погода никак не вписывалась в мои представления об Южной Африке. Если бы случился тропический ливень, который затопил бы несколько деревень, или, может, среди бела дня налетел бы жуткий ураган, сносящий крыши домов и с корнем вырывающий деревья, вот тогда все встало бы на свои места. А так, повторюсь, я никак не мог отделаться от ощущения, что вновь путешествую по шотландским горам.
Дорога сделала резкий поворот, и я едва не налетел на зловещее пугало! Из всех обитателей Южной Африки это показалось мне самым неприятным. Представьте себе существо, облаченное в старомодную серую визитку, черные панталоны до колен и телесного цвета чулки. Существо медленно двигалось, с трудом переставляя длинные, тонкие (и наверняка ревматические) ноги. На голове у него красовался хохолок из жестких перьев. Насколько мне известно, именно этому хохолку существо и обязано своим забавным именем — птица-секретарь. Когда европейцы впервые увидели эту птицу (сто или двести лет назад), то перья у нее на макушке напомнили им писчие принадлежности секретаря. Отсюда и название!
Если бы мне пришлось давать имя этой птице, уверен, фантазия моя работала бы совсем в ином направлении. Лично мне птица показалась старомодным привидением, типичным воплощением зла, как его изображали в восемнадцатом столетии. В уме замелькали картинки, одна ярче другой: дряхлый скелет, злобный граф из мелодрамы, «медменхемский монах»… или, может быть, старый порочный лорд-камергер, который с дьявольской улыбкой крадется по дворцовым коридорам. Мне говорили, что, несмотря на свою отталкивающую наружность, птица-секретарь — вполне милое и благодушное создание. Если ее приручить, она прекрасно уживается с человеком. Более того, становится любимцем всей семьи! Не знаю, не знаю… По мне, это все равно что держать дома Мефистофеля.
Кстати, любопытный факт: птица-секретарь любит лакомиться змеями. Сражаясь с ними, она безостановочно кружит вокруг змеи и растопыренными крыльями весьма ловко отражает смертоносные атаки. Схватив же змею в клюв, птица-секретарь поднимается к облакам и оттуда швыряет свою жертву на камни. Ну что ж, в сообразительности ей по крайней мере не откажешь.
Добравшись до отеля в Уайлдернессе — который во всех туристических проспектах рекламируется как идеальное место для проведения медового месяца, — я застал с десяток человек, захваченных в пути неожиданной непогодой. Они сидели за утренним чаем и уныло разглядывали кусты герани, мокнувшие в саду. Здесь тоже, как и во многих южноафриканских гостиницах, главное здание стояло в окружении
Ближе к обеду дождь прекратился, и Уайлдернесс чудесным образом преобразился. Теперь он вполне оправдывал свою репутацию рая на земле. Казалось, будто место это самой природой предназначено (а
