отношениях между русскими и польско-литовскими купцами. «Положение купцов было небезопасно, когда были примеры, что правительства, возобновив между собою едва потухающую вражду, задерживали купцов и конфисковывали их имущества… В промежутки, когда военных действий между Литвою и Москвою не было, жители порубежных земель беспрестанно делали друг на друга разбойничьи наезды, грабежи и разорения». При таких условиях купцы, приезжавшие из Польши и Литвы, не пользовались в Москве ни благосклонным приемом правительства, ни расположением народа [203] и поэтому подвергались притеснениям. Когда около 1570 г. русские послы были задержаны в Литве, литовские купцы, прибывшие в то время в Москву, были ограблены правительством[204].
Разделяя судьбу своих соотечественников, литовские евреи, посещавшие Московское государство, испытывали всяческие стеснения. Евреи могли приезжать в Московское государство в силу общих договоров между Россией и Польшей[205]. Об этом свидетельствует послание короля Сигизмунда I к великому князю Ивану Грозному по следующему поводу. Двое бельских евреев дали товар «ку верной руце» смоленскому купцу. Когда евреи позже прибыли в Смоленск, оказалось, что купец умер; наследник же его не хотел рассчитаться с евреями; смоленский наместник обещал, что дело будет разобрано в Москве. В это время в Москву отправился посол Сигизмунда; евреи решили воспользоваться этим случаем, и Сигизмунд дал им лист на имя посла, чтобы он оказал им защиту. Евреи поспешили в Москву, но здесь королевский лист был отобран и никакого удовлетворения они не получили. Когда же евреи вернулись в Смоленск, одного из них посадили в тюрьму. Этот инцидент и побудил Сигизмунда обратиться с посланием к великому князю (1539 г.). Изложив обстоятельства дела, король просил великого князя оказать евреям справедливость; он отметил, что перемирные грамоты предоставили «волно купцам на обе стороны ходити без жадное зачепки». В заключение король напоминал о мирном договоре и крестном целовании[206].
Сохранилось известие и о другом подобном случае в годы правления Ивана Грозного. Однажды в Москве был сожжен товар литовских евреев. Польский король заступился за них, и великий князь, отправляя в 1545 г. к Сигизмунду Августу посла, поручил ему представить королю объяснения и по этому делу, а именно что товары были сожжены за то, что евреи привезли для продажи «мумею», несмотря на запрещение им приезжать в Москву[207]. Евреи стали просить короля заступиться за них. Сигизмунд согласился. Однако обмен писем между ним и великим князем не привел к цели. Евреи продолжали просить Сигизмунда о защите их интересов, и Сигизмунд несколько лет спустя вновь обратился к великому князю по этому делу. В грамоте от 21 мая 1550 г. на имя Ивана Грозного он писал: «…перед тем з веку за предков твоих, великих князей,
На этом документе следует остановиться.
Не говоря о том, что взаимоотношения между великим князем и королем отнюдь не были в то время дружественны[209], что, как мы видели, тяжело отзывалось на подданных, — надо подчеркнуть, что Иваном Грозным руководили не соображения о «лихих делах» евреев, а религиозная вражда к иноверцам. Если ссылка на то, будто евреи совращали христиан, может быть объяснена превратным представлением о ереси жидовствующих, то указание на лихие дела являлось в то время обычным обвинением против тех, кого само правительство обижало. Когда в 1570 г. правительство ограбило нескольких греков и армян, прибывших в свите литовского посольства, то незаконное действие оправдывалось тем, что они «искали над государя нашею землею лихого дела»; это было даже милостью, так как подобные злодеи достойны, мол, казни [210].
Как и в русской жизни, правление Ивана Грозного оставило по себе среди евреев воспоминание, полное ужаса. Когда в 1563 г. русские войска взяли Полоцк, Иван Грозный велел всех евреев с семьями, говоря словами летописца, «в воду речную вметати, и всех утопили их»; принявшие православие были пощажены. Потоплены были и ксендзы-бернардины[211] .
Как передает Принц, бывший дважды послом у великого князя, печальная судьба постигла также евреев других завоеванных городов и крепостей — их предавали смерти.
Иностранец Петр Петрей де Эрлезунд, побывавший в 1611 г. в России, сообщает в своем «Описании русских государей»[212] об Иване Грозном: «Как ни был он жесток и неистов, однако же не преследовал и не ненавидел за веру никого, кроме жидов, которые не хотели креститься и исповедывать Христа: их он либо сжигал живьем, либо вешал и бросал в воду. Потому что обыкновенно говорил, что никакой царь, князь или король не должен доверять этим людям или щадить тех, которые предали и убили Спасителя мира».
Маржерет, прибывший в Россию почти сорок лет спустя, рассказывает, что «Государь приказал собрать всех евреев, находившихся в России; потом, связав им руки и ноги, вывели их на мост, где они принуждены были отречься от своего закона, и когда сказали, что желают креститься… царь в ту минуту велел бросить их в воду»[213]. Это сообщение не соответствует, насколько известно, действительности, но оно характерно в том отношении, что передает, по-видимому, ходячее представление о жестоком обращении Ивана Грозного с евреями.
Несмотря, однако, на все преследования, евреи продолжали появляться на Руси. Так, есть известие, что в 1584 г. некий брестский еврей отправился в Москву по торговым делам[214]. Особого внимания заслуживает акт, говорящий, как можно думать, о евреях, осевших в государстве: это «вкладная» от 1576 г. (7084 г. — по принятому тогда летосчислению), по которой владелец вотчины сельца Рожново и деревни Починок, в Кашинском уезде Тверской губернии, завещал свое имущество Троицкому Сергиеву монастырю; между прочим, завещатель, заявляя, что отдает монастырю сельцо и деревню, пишет: «…а на том мне сельце в Рожнове и деревне Починок жидовского живота и всяки угодем владеть» [215]. В дальнейшем мы встретимся с евреями, захваченными в Литве в плен и оставшимися в Московском государстве, — быть может, и кашинский завещатель имел у себя евреев, плененных во время похода Ивана Грозного.
Впрочем, и тогда, когда фактически закрывался доступ в Москву, евреи, как и другие польские подданные, продолжали вести торговые дела с Москвою через посредство Смоленска, который имел большое торговое значение. Через Смоленск шли сухопутьем товары в Москву из Литвы и стран, лежавших за нею. В Смоленске был особый «гостин литовский двор» на посаде. Особенно вырастало значение этого двора в то время, когда стеснялось появление литовского и польского купечества внутри Московского государства. Так, в 1590 г. запрещено было пускать из Литвы далее Смоленска «с невеликими товары» простых «торговых людей», а пропускались в Москву лишь «именитые гости с большими товарами с узорочными, с камением с дорогим и с жемчугом и с сукны скорлаты». При таких условиях Смоленск из транзитного пункта превращался в торговый центр. А это имело, конечно, большое значение для литовских евреев.
Есть известие, что в Москву понаехали евреи из Польши с Лжедмитрием I (1605–1606), которого сопровождала польская свита. «Сказание», сообщающее между прочим о «зло-проклятом еретике Гришке Отрепьеве», передает, что «тако наполнил он, окаянный, Российское царство погаными иноверцы еретики, Литвою, и Поляки, и жиды, и иными скверными, иноземцами, и стало в них мало русских людей видеть». По одному сказанию, евреи оказались среди лиц, окружавших Лжедмитрия; готовясь в Москве к нападению
