несколько деревянных построек неясного назначения, к ним вела длинная зигзагообразная деревянная лестница. Справа высились холмы отработанных угольных шахт, над ними вставали розовые дымы. А над марсианским ландшафтом в красно-черном небе, в дыме и тумане, плыла круглая луна.
Ночь, вокруг — ни души. Горстка искателей приключений столпилась на площади перед огромным бюстом Ленина и растерянно озирались. Леня спросил:
— Вы что-нибудь ищете?
Не сговариваясь, они ответили просто:
— Мы ищем бар.
— Сразу видно, иностранцы, — усмехнулся Леня, — ищут ночной бар в нашем рабочем поселке на Крайнем Севере. Вы что, с Луны свалились? Какой тут бар? Здесь нет никого, все давно ушли, это ж Баренцбург, город черных призраков.
Однако все были на взводе, поэтому бар нашелся. Они визуализировали его силой своего воображения. В баре взяли по стопочке водки, а взойдя на окутанный пеленой корабль, в ознаменование своего чудесного спасения стали глушить виски, «как вы чай лакаете», рассказывал Миша на другое утро. Пол врубил музыку, и мореплаватели затоптались на крошечном пятачке кают-компании. Мы с Леней слышали наверху нестройный шум голосов, музыкальных инструментов, буйные возгласы, а также звон цимбал, сопровождаемый барабанным боем, улюлюканье и пенье, легко представляя причудливые фигуры участников этих танцев.
Все напились, как в средневековых исландских сагах, включая матросов и капитана, несокрушимого стоика. Тед, вусмерть пьяный, грузно опустился на банку и, насупив брови, осовело поглядывал на своих пассажиров, только ему не хватало ноги из полированной челюсти кашалота.
В конце концов он сказал Полу:
— Ты — другой. Ты чем-то отличаешься от нас. Я это сразу заметил. Только не пойму — чем.
— Потому что я американец, — достойно ответил Пол. — С другого континента.
— …Наверное, — согласился Тед после паузы.
Поговаривали, что видели его писающим в туалете с открытой дверью, бросающим окурки за борт — при его-то душевной замкнутости и редком для моряка внимательно-благоговейном отношении к природе! Стало быть, и кэпа проняло — хотя будь то полярные снега или знойное солнце, взглянув ему в глаза, вы все еще улавливали в них тени тех бесчисленных опасностей, с какими успел он, не дрогнув, столкнуться на своем веку. Верно заметил Волков: «То, что для вас приключение, для капитана — тяжелая работа». Поэтому Теду следовало отдохнуть, ибо члены его устали.
Вдруг, как черт из табакерки, выскочила Афка и — ну отплясывать разудало, невзирая на лица, пол и возраст, дружески хлопая заслуженных деятелей науки и культуры по спинам и по задницам. Рука у нее тяжелая, припечатает так, что мало не покажется, танцоры — боком-боком — давай расходиться по каютам от ее сурового дружелюбия, пока она не осталась наедине с мглистой ночью сырой на пристани Баренцбурга и своей необузданной тарантеллой под звездным куполом после трех недель суровых «собачьих» вахт.
Наутро Миша с больной головой поинтересовался у нас с Леней:
— А вы где были? Почему не выползли на кутеж?
— Мы всю ночь думали, как спасти Землю! — бескомпромиссно ответил Леня.
— Одной ночи для этого недостаточно, — вздохнул Миша. — Тут может понадобиться… две ночи.
Глава 29
Баренцбург и дети капитана Гранта
Из всей нашей братии самое отчаянное потрясение Баренцбургом испытал архитектор Боб Дэвис. Как раз когда он с борта шхуны переступал на резиновые покрышки, а с покрышек — на угольную землю, Боб нам рассказывал о том, каким представляет себе дома будущего.
— Построить правильный дом, — говорил Дэвис, — значит установить благой порядок мироздания. Понимаешь, старик, человек строит дом, а дом выстраивает человека. На Севере дом должен впитывать в себя как можно больше солнечного тепла, с южной стороны я бы оборудовал теплицу, чтобы выращивать цветы и овощи, там могут играть дети. Сад — это первое, что создал Бог после звездного неба! Если на Севере нет садов — разбей свой сад внутри дома. И красота — и неплохой урожай. Это называется формирование гуманной среды обитания.
Посреди нескончаемой деревянной лестницы в триста пятьдесят ступеней, во много раз превышающей одесскую Потемкинскую лестницу, Боб сел на лавочку передохнуть после вчерашнего. Отсюда открывался великолепный вид на широкое горло Ис-фьорда, половину Грён-фьорда и часть ледника Альдегонды — так звали португальскую принцессу, в конце позапрошлого века со своим бурбонским принцем рискнувшую отправиться в далекое путешествие на Шпицберген и Новую Землю. На глыбах льда сидели моевки, над ними летали бургомистры, в тумане они казались огромными.
— Мое архитектурное бюро, старик, — говорил Боб Дэвис, — базируется на том, что эта крошечная Земля среди миллионов планет является полем для экспериментов. И мы экспериментируем, — он быстрым движением легкой линией в воздухе нарисовал модель сборного экодома — они такие дома возводят на севере Канады. — Вот крыша с солнечной батареей, вот теплица. Здесь — биотуалеты. Это — система вентиляции и накопители энергии. А вокруг жилища — микроферма и микрополе в шесть соточек, где при небольшой сноровке можно прокормить двадцать человек. А что мы видим здесь?
Мы оглянулись.
Перед нами вставал Баренцбург, овеянный славой, мифический советский город угольных теней, возведенный на краю света ради опять же света и тепла: здесь были вырублены две угольные шахты, проложенные в вечной мерзлоте с неслыханным упорством.
Первые дома шахтеров, шахты и угольный склад появились тут в 1912 году[10].
Земельный участок Баренцбург на восточном побережье залива Грён-фьорд принадлежал норвежцам. В 20-х годах — голландцам. В 30-х свежеиспеченный трест «Арктикуголь» его у голландцев перекупил. В Баренцбург прибыли советские пароходы, началось строительство жилья для русских шахтеров и добыча «чернослива».
Первым управляющим «Арктикугля» стал Михаил Плисецкий, он приехал сюда с женой и маленькой дочкой — Майей Плисецкой, будущей балериной. При нем здесь добыли первый миллион ископаемого топлива. Три года Плисецкий работал в тресте и два — генеральным консулом СССР В 1938 году он был арестован, осужден и расстрелян. «Такие дела», — говорил в подобных случаях Билли-пилигрим, герой повести Курта Воннегута «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей».
К началу сороковых рудник Баренцбург в огромном количестве поставлял уголь в наши северные районы и обеспечивал топливом суда, следовавшие по Северному морскому пути.
22 июня 1941 года после нападения Германии на Советский Союз суда с углем вышли из шпицбергенских портов, и связь с материком временно прекратилась.
25 августа на судне «Королева Канады» жителей поселка вывезли в Архангельск. В Баренцбург прибыл норвежский гарнизон.
В 1943 году немецкая эскадра в составе двух линкоров и девяти эсминцев произвела обстрел Баренцбурга пушками с немецкого линкора «Тирпиз». От застроенного поселка со школой, больницей, клубом и детским садом не осталось ничего, кроме разрушенного здания столовой и стенки угольного склада.
В ноябре 1946-го пароходы «Вега» и «Керчь» доставили сюда триста полярников, которые в течение месяца сняли с четырех судов больше десяти тысяч тонн груза. Люди ели и спали на кораблях, а грузы к временным складам на крутую высокую гору возили вручную на салазках.
В первые послевоенные годы Баренцбург был восстановлен. Сначала на склоне появились портовые
