Мэри Луиза Моулсуорт
Человек, который кашлял
По рождению и корням своим я немец. И фамилия у меня Шмидт. Но по образованию я такой же англичанин, как и «Deutsche», а по наклонностям вообще скорее первый, чем второй. Свою жизнь я практически поровну делю между обеими странами и тешу себя надеждой, что на обоих языках изъясняюсь без малейшего чужеземного призвука.
Сейчас я считаю своей резиденцией Англию: здесь мой «домашний очаг». Но еще пару лет назад я обитал в Германии, лишь изредка наведываясь по делам в Лондон. Не стану называть город, в котором я проживал, это не имеет значения. А, кроме того, я собираюсь рассказать о таких необычных событиях, что лучше вообще не упоминать реальных имен и названий.
Работал я в крупной и авторитетной инженерно-технической фирме. Полученная профессиональная подготовка и несомненные приметы одаренности не только помогли мне добиться прочного положения в коллективе, но и создали (замечу без лишней скромности, вполне заслуженно) репутацию надежного, знающего и быстро растущего специалиста. Однако я был еще довольно молодым и не настолько мудрым, как сам себя считал. Потому-то и наломал дров в том деле, о котором и хочу сейчас рассказать.
Наша компания занималась, в основном, патентами. Как считали некоторые, в ущерб всему остальному. Но сын ведущего партнера был человеком в своем роде выдающимся, и его престарелый отец почти всегда разрешал герру Вильгельму – дадим ему, скажем, фамилию Моритц – делать то, что тот считал нужным. И надо признать, что чаще всего герр Вильгельм действовал правильно. Он отличался осмотрительностью, к тому же ему содействовал второй партнер, герр Герхардт, еще более осторожный и намного более опытный.
Сами патенты и законы, их регулирующие, вещи довольно мудреные. Те, кто не сталкивался с этим, и представить себе не могут, какие осложнения здесь могут возникнуть и в какие дебри при этом случается попасть. Чтобы благополучно довести патентный корабль до порта назначения, требуется исключительная сообразительность в сочетании с осмотрительностью, но, пожалуй, больше всего – умение держать язык за зубами. Что ж, болтуном я никогда не был и к тому же, занимаясь серьезными делами, не расхаживал с таким видом, будто вот-вот взорвусь от переполняющих меня тайн, что, на мой взгляд, так же опасно, как и болтливость. Во время поездок, которые частенько выпадали на мою долю, никто из встречавшихся мне в пути и предположить не мог, что у меня в голове прячется что-то еще, кроме обычного для молодого человека интереса к окружающей обстановке. Однако много раз, если что-то в поведении попутчиков вызывало у меня подозрения, мне случалось проводить бессонные ночи в поезде или укладываться спать в гостинице, пряча под подушкой заряженный револьвер. Потому что время от времени – конечно, не по моей вине – наши секреты просачивались-таки наружу. И когда, не дай Бог, эти секреты были связаны с заказами или контрактами правительства, то мы, говоря попросту, буквально садились в лужу, а если этого порой и удавалось избежать, то лишь благодаря энергичным усилиям и здравому смыслу моих начальников.
Однажды утром, а было это в конце ноября, меня пригласили в личный кабинет герра Вильгельма. Я обнаружил там его и герра Герхардта у стола, сплошь заваленного листами бумаги, на которых виднелись цифры, расчеты и красиво исполненные чертежи.
– Лутц, – сказал герр Вильгельм. Вообще-то, крещен я как Людвиг, то есть Луис, но он знал меня с детства и нередко называл уменьшительным именем. – Лутц, мы собираемся доверить вам задание чрезвычайной важности. Готовьтесь отправиться завтра в Лондон.
– Хорошо, – ответил я. – Буду готов.
– Садитесь в прямой экспресс до Кале. Пожалуй, это лучший маршрут, особенно в этот сезон. Ночь проведете в поезде и как раз успеете на пароход, так что в Лондоне будете уже к вечеру. Ночью хорошо отдохнете и утром на свежую голову возьметесь за работу.
Я поклонился в знак согласия, но рискнул высказать свое предложение:
– Если, как я понял, мне предстоит дело исключительной важности, то не лучше ли будет отправиться пораньше? Я бы мог… Да, я бы мог в ускоренном порядке уладить запланированные на предстоящие два дня дела и выехать уже сегодня вечером.
Герр Вильгельм взглянул на герра Герхардта. Тот покачал головой.
– Нет, – возразил он, – это должно быть только завтра.
И объяснил почему.
Нет необходимости вдаваться в подробности доверенного мне задания. Да и вряд ли это заинтересовало бы читателей. Достаточно сказать, что дело касалось патента на некое весьма примечательное, даже необычное изобретение, которое, по общему мнению, правительства обеих стран могли бы совместно использовать. Но для того, чтобы все обеспечить надлежащим образом, нашей фирме следовало сотрудничать с английской компанией первого ряда. В эту компанию – назовем ее «Блюстоун энд Фэгг» – я и должен был отправиться с исчерпывающими объяснениями. Моим начальникам потребовалось полчаса или даже больше, чтобы скрупулезно растолковать мне мельчайшие детали и убедиться, что я все усвоил правильно. В общем-то, это оказалось нетрудно, потому что технически я был подкован основательно, к тому же сама идея, как часто бывает с серьезными изобретениями, оказалась по своей сути довольно проста, а чертежи выполнены превосходно. После того, как разъяснения и инструкции были даны, я стал собирать пронумерованные листы. Однако, к моему удивлению, герр Герхардт отложил в сторону два самых важных чертежа, без которых все остальное становилось непонятным, а значит и бесполезным.
– Учтите, Людвиг, – сказал он. – Эти два листа мы сегодня же пошлем отдельно заказным письмом в адрес «Блюстоун энд Фэгг». Они получат их за день до вашего прибытия вместе с извещением о том, что вы приедете.
Я почувствовал себя обиженным. Подобные меры предосторожности обычно принимались тогда, когда поручения давались не таким надежным людям, каким я себя считал. Однако протестовать не осмелился и только вежливо поинтересовался:
– Вы считаете, это необходимо? Уверяю вас, с того момента, как вы доверите мне эти бумаги, я ни за что не расстанусь с ними ни днем, ни ночью. А что, если на почте случится задержка? Вы ведь говорите, что действовать надо быстро. Или, скажем, письмо украдут по дороге? И так иногда бывает. И тогда моя миссия окажется бесполезной.
– Мы не сомневаемся в вашей смелости и надежности, дорогой Шмидт, – сказал герр Герхардт. – Но в этом случае мы вынуждены соблюдать чрезвычайную осторожность. Я не хотел бы вас пугать, такие задания и без того вызывают естественную напряженность и тревогу. Однако будет, наверно, лучше, если вам станет известно, что у нас есть причины для серьезных опасений. Мы подозреваем, что какие-то слухи обо всем этом, – он постучал пальцем по бумагам, – дошли до тех, кто постоянно следит за подобными вещами. Так что никакие меры предосторожности лишними не будут.
– И все же, – повторил я, – стоит ли доверять почте?
– Мы не доверяем почте, – ответил герр Герхардт. – Но даже если эти чертежи скопируют, они окажутся совершенно бесполезными. Да и вряд ли это произойдет. Предположим, мерзавцы, о которых идет речь, узнают о вашей поездке. А они наверняка скорее узнают об этом, чем о письме, даже если у них есть сообщник в почтовом ведомстве. Так вот, они достаточно сметливы, чтобы угадать правду: мы используем старый масонский прием. Два отдельных чертежа бесполезны без ваших бумаг, а ваши бумаги ничего не стоят без листов номер семь и тринадцать.
Я склонил голову, признавая его правоту. Тем не менее, как я уже говорил, почувствовал разочарование и некоторую обиду. Герр Вильгельм это заметил и решил меня подбодрить.
– Все в порядке, мой мальчик, – сказал он. – На вашем месте, Лутц, я тоже с огромным удовольствием помчался бы в Лондон, имея при себе полный комплект документации, в полной готовности отразить нападение любого, кто попытается его захватить. Но герр Герхардт гораздо рассудительнее нас с вами.
Пожилой человек улыбнулся.
– Нисколько не сомневаюсь, что и вы, и Людвиг охотно ввязались бы в драку. Но вряд ли дело
