неблагодарную функцию связи с Лесом.
– Из моих окольных намеков вам должно было стать ясно, – перешел он на куда более казенный тон, – что теперь я должен буду повести речь о матримонизме.
– Уж куда яснее.
И он, наконец, изложил то, что я предугадывала на десять шагов вперед. Его непосредственная цель, которая так мало, на рутенский погляд, отвечала его внешнему виду, была – обеспечить переговорный процесс на самом высоком уровне: не только с Андрией, но и с ее нынешним хозяином Инсанией. Положение было следующим. Мы таки основательно взяли их за… жабры: миляга Шушанк обозначил реальный предмет взятия более конкретно и без эвфемизмов, однако, как это принято среди тамошних аристократов, во вполне печатном стиле. Не видя никакой возможности выкурить наших явных и тайных, возможных и невозможных сторонников и своих диссидентов, которых автоматически полагали нашими агентами, Андрия вынуждена прекратить поползновения на Лес. Того же, кстати, давно требовал от нее сюзерен, который, возможно, относится к нам благожелательней, а возможно – натерпелся лиха от наплыва андрских иммигрантов: бывших узников совести, туристов-невозвращенцев и представителей нацменьшинств. Нынешний андрский страх сеял их особенно щедрой рукой.
– А Страна Нэсин не делала попыток возвратить андрам их лежалый товар?
– Во-первых, тамошний диван… Диваном называется, собственно, такое возвышение, крытое коврами и подушками, на котором восседает и заседает тамошняя палата представителей… Так, значит, этот диванный парламент заблокировал договор о выдаче преступивших граждан по той причине, что они все вместе и каждый сам по себе вассалы Владетеля Инсанского и по существу дела прибегают к его справедливости и правосудию, а не убегают от них. Во-вторых, инсаны народ хозяйственный, у них ни одна пара своих рабочих рук не заваляется, так отчего чужими не попользоваться?
– Молодцы. Значит, Лесу дарован мир.
– Во имя обеспечения лояльности андрских граждан, по преимуществу двуногих, своему правительству и государству. Остальных граждан не так просто обеспечить чем-либо подобным – строптивы и мало склонны к дрессуре.
– Учту последнее. Я так думаю, из-за того фриссы, кауранги и манкатты и не обладают всей совокупностью гражданских прав.
– Но вы учтите еще, что от вас тоже потребуют гарантий.
– Сами на себя удавку надели своими действиями, а туда же – гарантии вам подай, – проворчала я.
Оборот событий, однако, был тот, что нам нужен.
– Инсаны называют сие «аманат». Почетный залог доверия и мира. Мы хотим получить вашу дочь, вернее, того ребенка, которого она родит от владетельного аристо. Четко это нигде не прописано, но во время моего инструктажа витало в воздухе. И андры, и нэсин не видят иного – и более достойного – средства погасить конфликт. Выбор ее, как мне гарантировали, будет свободен, тело – тоже: брак после рождения дитяти любого пола может быть расторгнут по ее желанию. Вот судьбу ребенка должны будут обговорить особо.
– Ну вот, не успели познакомиться, как ставите перед фактом. Я бы предпочла не разводить эти матримонии так рано. Лесу безразлична любая политика, он просто нуждается в покое от вас, и, кроме того, сначала нужно состряпать мирный договор, а уж потом назначать за него цену. А то выходит по пословице: сегодня деньги, завтра стулья.
Мое недовольство проистекало не из того, что наши соседи увидели в Серене меч и могущество Леса, а потому и жаждут извлечь ее оттуда и присвоить: дело житейское. (Что вместе с ней и Лес перекочует в Андрию, о том из не-лесных разве один БД, изрядно лесной по своим привычкам, догадывался, а он не выдаст.) Но не хотелось затевать очень политический и не весьма политесный разговор с дочерью.
– Уважаемый Шушанк! Серена моя упряма и строптива, как необъезженный фрисс, и браться напрокат ей, я думаю, будет противно.
– Это же пока зондаж мнений, – успокоил он. – И притом – почему бы ей не устроить свою судьбу с полной приятностью? Вы мать и в кое-чем не должны отличаться от всех вообще матерей.
Я поняла, в чем; хотя, по правде говоря, рутенские матери с одинаковой силой одержимы желаниями выдать детище за хорошего человека и держать у подола, заиметь внучат и спихнуть их всех скопом с плеч долой.
– Вы правы. Мною движет обыкновенное бабское желание найти Серене пару. (Вранье на три четверти: такое желание наступает при виде конкретного объекта, а эти ожившие негативы меня не прельщали, даже лучший из них, Даниэль.) – Не выдавать же ее за собаку или полумифического лесного коника?
Да. Я хочу, чтобы и в этом была ее воля надо всем, что происходит. Но не только воля – и нечто большее. Ибо Серена ищет, ищет вслепую, как все обычные девушки. Подкладка исконного тяготения женщины к мужчине неясна ей самой, но это – такое же стремление пройти круг и замкнуть цепь, каким одержима я. Инстинкт зовет ее не к подобному, а к дополняющему ее совершенство своим, но у врат интуиции у нас, людей, стоит на страже разум, поэтому и она двинется путем разума, а не любви.
Ныне Серена – выпущенная мною стрела судьбы, птица, что сядет на плечо моему собственному Страннику.
А пока я говорю, наконец-то, почти откровенно:
– Может быть, это хорошо – то, что моя дочь выдала себя вам, андрам, и то, что кое-кто соблазнился призом в виде ее трансцендентной силы, не ведая толком, с чем ее едят: озаряет ли она землю его обетования, сообщает ли спутнику жизни удачу и мудрость, передается ли по наследству. Взломана скорлупа, и под андрским небом появится неизвестное.
– Прекрасно. Его андрское величество обожает эксперименты круцис, – ухмыляется Шушанк.
– Значит, будем заранее готовиться к жертвоприношению, – итожу я. – Впрочем, я лично ничего не гарантирую, возьмите себе на заметку, даже моей принципиальной готовности подписаться под самым симпатичным договором из тех, что вы сочините.
Истинных ручательств бы нам побольше! Андрское честное слово я на зуб еще не пробовала и вообще в гробу его видела. Шушанк наверное, а Даниэль наверняка бы не соврал, только неудобно так сразу выступить: «А как там у вас в стране насчет того, чтобы вешать лапшу на уши, пускать пыль в глаза и втирать очки?» Неясно и то, что для нас – и вообще – родится от этого брака, буде его заключат. Не мышонок, не лягушка, а призрак гражданского согласия…
– Шушанк, почему это так: что ни андр на моем пути, то по всему хорош, а все вы вместе вызываете у меня стойкую подозрительную реакцию?
И тут песик, который за все время беседы не пошевелил и хвостом, тихо прошамкал:
– Есть такая инсанская поговорка: «Что за шайтан норовит вселиться в людей, когда они сбиваются в стадо?»
– Отлично сказано, – отвечаю я. – Почему нас с тобой не представили друг другу, приятель?
– К слову не пришлось. Дипломатический протокол не предусматривает, – ответил он, с укоризной глядя на хозяина.
– Бэс-Эмманюэль его прозвище, – ответил неохотно Шушанк.
Богатейшее это имечко теологически расшифровывалось ими почти так же точно, как и мною: Бэс – и «тот самый» созвучный персонаж, и древнеегипетский бог, которому служили пигмеи своими неистовыми плясками; Эммануэль – христианский Спаситель и знамя гностиков. Словом, в каждой из половин сидели бог и дьявол сразу.
– Кто ж это тебя так припечатал: ведь не хозяин, похоже?
– Родители хозяевы, – пояснил он тем же стариковски ворчливым тоном. – Я найденыш, малым щенком в его школьную сумку свалился прямо к завтраку. Ну и съел добрую половину, потому что голодный был.
Обговорив с ними обоими кое-какие детали и по-дружески уточнив, чего же, собственно, нам ждать, я отправила послов восвояси. На дары не то чтобы поскупилась – их регламент квалифицировал такое как взятку, а я желала и далее иметь дело с этим дипломатическим составом. Поэтому покормили их так, чтобы запомнилось надолго, – и всё. Также я взяла на заметку, что кауранг с седоватой мордой заглядывался на
