– Глас Царства во плоти. Это выражение многозначное.
– Да если обо мне знает Даниль, так знает и Мартин, а если и Владетель Эрбис услышал от кого-то из них двоих – то нам здесь и нужно. Мартин показывает, что я нужна ему без связи с моими способностями, просто как человек.
– А Владетель подчеркивает твою избранность в качестве гарантии.
– И в качестве другой дарит нам голову Даниля, которого мы ни за что не обидим, – фыркнула она.
Тут настало время совета, и мы прошли в мой здешний дом, который специально убрали и надстроили переносными сборными конструкциями на время пребывания поблизости двух важных посольств.
Путем дружеского перекрестного допроса мною было установлено следующее. Мартин Флориан как личность и в самом деле незауряден. В дополнение к тому, что говорил о брате Бездомник, – почти профессиональный музыкант и творец модных песенок, хотя не на свои тексты. По причине холостяцкой жизни обставил себя женщинами, своих детей любит, обеспечивает хорошим образованием, без чего им и дворянство не в дворянство, и за их счет сильно пополнил аристократическое сословие государства Андрия. Любопытно: родовитость здесь и впрямь считается как по отцу, так и по матери. Кто-то один из них аристократ – дети тоже вхожи в лучшие дома и университеты. Иными правами, к примеру, на трон, на фамильное наследство, дети левой стороны не обладают, но папочка (вариант: мамочка) имеет право заранее одарить потомка. Вообще-то амуры – это у Марта наносное. Он имеет славу человека доброго, веселого, не слишком делового – во всем советуется с аристо, чьим почетным главой слывет, парламентом и королевой-матерью. Матери слегка побаиваются: я стереотипно представила себе этакую Екатерину Медичи. И недаром я запомнила кое-какие намеки – она не просто старинная дворянка, но отпрыск древнего королевского рода, что был смещен дедом покойного Филандра. А так как власть в Андрии передается скрыто матриархальным способом, то Филандр воистину приложил героические усилия, чтобы объединить отцовское и материнское право на корону. Новый нюанс!
– Так что, у Мартина не равные, а большие, чем у его брата, права на трон? – спросила я у Ризвана. Умнейший пес, по-моему, сделал династические казусы своим хобби.
– Только по «легендарному праву», – подчеркнул он. – Ведь современный закон вообще отвергает главенство женщин. Простому народу лестно, что старый кунг почтил опальный род и погасил недремлющий конфликт, очаг дворянских раздоров, – но никакого юридического значения это не имеет.
Значит, Мартин – король вдвойне и едва ли не втройне, а все же присягает Эрбису и из Эрбисовых же рук получает свой головной убор… Отметим для себя.
Сам Эрбис, как мне сказали Ризван и Вард, ни с кем и никогда за свою инсанскую власть тяжбы не устраивал. По тамошней пословице, знамения судьбы бесспорны, как нос на лице. Наследника «по божественному наитию» выбирает король, а утверждает диван в процессе особо длинного и торжественного сидения, то бишь заседания. Власть короля может быть почти номинальной или фактической – тут все зависит от личных качеств молодого Владетеля. Этот теперешний обладает волевым характером, образован на оба манера, инсанский и андрский, знаток точных наук и свободных искусств, в частности каллиграфии, музыки и стихосложения, но по наследству свои дарования вряд ли передаст. Ну да нашему с Сереной младенцу ни чужого таланта, ни даже отцова политического главенства не понадобится, пес это главенство забери!
Теперь об изъянах. У Эрбиса, помимо преклонных лет, имеются две немолодых жены, своя личная и покойного друга. Бросить их без повода с их стороны он не имеет права, как такое можно подумать? Да я и не думала, – извинялась я перед Вардом, – не бросить, но отпустить от себя с подарками и выкупом. Нет, снова возразил он, такое значило бы оскорбить обеих почтенных женщин, отлучить от внуков, которых они вовсю нянчат. Конечно, отпущенным женам положено царское содержание, королевская охрана, да и в гости к сыновьям, невесткам, дочерям и зятьям езди вволю, пока силы находятся, а все равно никто в земле Нэсин не поймет, как можно отказаться от привилегии истинно мощного мужа быть природным защитником своих супруг.
Словом, не только Варду и всем нам – ежу было понятно, что шансов заработать главный приз у нынешнего Владетеля инсанов маловато. Но все-таки…
– Бэс, а скажи-ка, ведь тот из двоих владык, кто первым получит Серену, хоть на пробу, хоть ради проформы, – он, уж верно, и отпустить ее по водам, как хлеб, не пожелает? А если и рискнет, так номер второй имеет полную возможность не отдать мою дочь первому, как бы она ни желала вернуться? Выйдет тяжба – в том смысле, что будут они оба тягать мою дочку в свои стороны, как младенца в суде Соломоновом.
Бассет живо представил себе эту картину и приподнял свою скорбную головенку:
– Наш главный господин не захочет ее приневолить, потому что ни на что не надеется. Верно, Вард? А вот кунг Мартин – не поручусь. Честен-то он честен, однако уверен в себе более, чем в других, и вполне может решить, что знает девичьи желания лучше самой девицы.
– Мама, – вспыхнула Серена, – что ты высчитываешь и прикидываешь? Если я иду замуж по разуму и расчету, так то будет мой разум и мой расчет, можешь быть уверена!
– Прекрасно, – усмехнулась я. – Ты вступаешь в брак с холодной головой, поэтому я и хочу добавить в этот процесс капельку эмоций. Кажется, теперь я знаю, как настоять на том, что мне обещали раньше – на паритете жениховских прав. И как обеспечить непредсказуемость твоего выбора.
После сего я их всех распустила. Но Вард – Варда следовало бы как-то отблагодарить за роль невольного доносителя, которую я отвела ему.
– О отец прекраснейших жеребят! – так хотела я в душе поклониться ему, восклицая на манер велеречивых мунков. – О царь боя! Друг Величайшего на Диване и в Совете!
Но вместо этого робко погладила по холке и попросила:
– Я не знаю о твоей удивительной стране почти ничего. Расскажи мне о ней то, что пожелаешь, и то, что сочтешь для меня поучительным.
– Мы скрытны не потому, что бережем тайну, – извиняясь, проржал он, – а потому только, что иные Живущие неспособны ее воспринять и поверглись бы от нее в колебание и смущение. Это и не тайна вовсе, а предосторожность ради глупцов, какими являются слишком многие Живущие. Сначала мы показываем им нашу землю, потом смотрим, заметят ли они ее особенность, и только много позже посвящаем в смысл виденного.
И знаете, о чем он мне после такого велеречивого вступления поведал?
О религии в ее культурном аспекте. Самое нынче актуальное.
Во «внешней земле», разумеется, внешней по отношению к Лесу, наблюдается постоянное противостояние двух культур, отмеченных в моем восприятии символами «христианской» и «мусульманской», хотя в первой культуре насара отсутствует само понятие об ее основателе, мессии, Христе, а вторая, напротив, именуется по своему пророку (тому ли, что в исламе? На этой удивительной земле?) Махмадийя, как если бы то был суфийский орден. Это разъяснение немаловажно для их совместной истории, которая демонстрировала в своем лице классический эффект матрешки. Как ни удивительно, при фактическом различии с великорутенской историей – принципиальное сходство было гораздо более сильным, чем можно было ожидать.
До известного времени это было религиозное целое. Затем внутри него под влиянием доисторической духовности – назовем ее «критской», или «культурой атлантов» – возникает по виду секта, на деле – великая религия символов, не оплотненных, тяжело образных, как у насара, а самодовлеющих и допускающих игру, перекомбинацию на уровне самого знака… Эта религия породила особую культуру.
Далее изысканная культура нэсин втянула в себя, поглотила гораздо более древнюю «назорейскую» и, не выпуская из своего лона, напитала преображенной «критской» античностью, до этого прошедшей через эпоху презрения и забвения. Затем они разделились вторично. Возникли две в равной степени влиятельные религии – религия Книги и религия Чтения. Первая культивировала и воплощала собой незыблемость легендарной каменной скрижали древнего пророка Мешу, оригинал которой был утерян в незапамятные времена. Вторая опиралась на устный поэтический текст, прикрепленный к папирусам, широким пальмовым листьям и плоским лопатообразным костям новоизобретенными «крючковыми», или «узорными» значками, более похожими на запись музыкального лада, чем на полноправный алфавит. Эта