если в часы интимных излияний, когда влюбленные обычно открывают друг другу сердца, между ними и возникал спор, то лишь о том, какая любовь сильнее и постояннее — мужская, или женская. А так как такие идиллические беседы легко уводят в область фантазии, то оба, обеспокоенные тем, что земная жизнь слишком коротка, чтобы успеть насладиться любовным счастьем, хотели бы знать о положении любящих и по ту сторону могилы.
В избытке женской нежности Ютта часто уверяла супруга, что в разлуке с ним она не ощутит в полной мере радость райского блаженства, и что общество ангела-хранителя ни в коей мере не заменит ей супруга.
Задумываясь о местопребывании усопших душ, графиня колебалась между страхом и надеждой. Она не знала, где будет определен сборный пункт для душ, оставшихся верными своей земной любви, — в чистилище, или в преддверии рая. Кроме того, она опасалась, что не найдет дорогу к мужу и не узнает его среди бесчисленных толп в царстве теней, ибо нет ничего более странного и запутанного, чем загробный мир в представлении женщины.
— Ах, — часто говорила графиня с нежной грустью, — если бы на совете привратников рая нам обоим было предопределено одновременно сойти в могилу, чтобы наши тесно сплетенные души могли отправиться в место будущего успокоения, не разлучаясь и ни на один миг не теряя блаженства взаимной любви!
Граф разделял ее желание, Что касается соединения любящих душ на том свете, то на этот счет у него не было никаких сомнений. По его представлениям небесная полиция была в полном порядке. Как военный человек, он сравнивал местопребывание усопших душ с хорошо организованным военным лагерем, где все легко отыскивается, а путешествие в загробный мир — это, по его мнению, все равно что поездка по родной стране: и в том и другом случае разлука представлялась ему обычным делом, когда ожидание возвращения любящего человека приятно, а само его возвращение радостно.
Граф обещал, что и на том свете он будет помнить закон рыцарства и не успокоится до тех пор, пока среди бесчисленного множества теней не отыщет свою даму, если даже ему придется для этого не раз пересечь всё необозримое небесное пространство.
По обычаю того времени, стены комнаты, где происходили эти беседы, были расписаны картинами, изображающими пляску смерти. Одна из таких групп представляла собой влюбленную пару за интимной беседой. Но вот появляется приятель Гейн[132] и приглашает девушку в свой хоровод. При виде костлявого кавалера, влюбленный безвольно опускает руку, которой, казалось, только что хотел заключить в объятия свою любимую, и отстраняется от нее. И вот уже другой рукой он обнимает женщину, сидящую по другую сторону от него, и прячет лицо у нее на груди.
— Смотри, любезный супруг, — говорила графиня мужу, — вот пример мужской верности! Такой изменник не любит ни одной из них. Несчастная не успела еще остыть, а святое пламя любви уже угасло в груди ее неверного друга. Ах, память о неизменной любви она унесет из этого мира вместе с собой! Но если когда-нибудь она увидит его тень в обществе другой, разве это не отравит ей наслаждение в райской обители?
Эта мысль терзала чувствительное сердце графини. Душа Ютты скорбела, и слёзы заливали ее нежные розовые щёки. Кроткого супруга искренне трогала печаль любимой мечтательницы.
— Чистая любовь, — ласково утешал он её, — неизменна, и две любящие, связанные браком души не разъединит даже великая пропасть между Небом и Землей. Наша клятва неразрывно связала нас, и на том свете она останется нерушимой. В доказательство этому, я обещаю вам, и порукой тому моя совесть и рыцарская честь, что если, сохрани боже, смерть вырвет вас у меня, то даже мысль о другой любви не придет мне в голову, и того же я ожидаю от вас, в случае если я первым уйду из этого мира. И коль скоро после моей смерти станет возможным для меня возвращение в этот мир, мой бесплотный дух, оставаясь верным нашему союзу, напомнит вам обо мне. Поклянемся же, дорогая супруга, что брачный союз навеки скрепил наши сердца и души.
Эти слова были так созвучны романтическим представлениям графини, заимствованным из туманных догматов церкви о состоянии разлученных душ, словно они исходили из ее собственного сердца. Она нашла большое утешение и успокоение в том, что ее любовь сохранится и на том свете, и охотно поклялась не вступать во второй брак в случае смерти супруга.
В знак нерушимости этого брачного договора, графиня сплела из шелковых нитей двух цветов, зеленого и черного, — цветов надежды и печали, — два неразрывных узла любви, символизирующих неизменную любовь до загробного свидания с умершим того из супругов, который переживет другого. Один, для мужа, она как брелок прикрепила к его графской цепи, а другой, для себя, заключила в украшавший её лебединую грудь золотой медальон, в виде сердца.
Вскоре после этого граф Генрих, очень любивший праздники и развлечения, дал обед, на котором он, как всегда, от души веселился и шутил с гостями. Арфисты и скрипачи старались изо всех сил. Всё в Халлермюнде дышало радостью и весельем.
Но едва нежная Ютта собралась в паре с мужем открыть веселым танцем бал, как раздались торжественные звуки трубы. Вслед за тем в замке появился герольд и потребовал, чтобы его выслушали.
Граф тотчас же призвал всех прекратить шум и приготовился выслушать известие, которое привез суровый человек в воинских доспехах.
Графиня побледнела от страха. Сердце ее тревожно забилось в груди. Появление герольда показалось ей предвестием беды, таким же, как совиный крик или карканье ворона. Она предчувствовала, что он привез любимому супругу весть о начале войны или вызов на поединок, но, увидев на груди вошедшего в зал герольда герб своего дома, немного успокоилась.
Посланец почтительно склонился перед графом и, поприветствовав его, начал свою речь:
— Граф Герхард Ольденбургский, ваш шурин и союзник, призывает вас, следуя рыцарскому долгу, через три дня, считая с сегодняшнего, прийти ему на помощь и поддержать его вашей сильной рукой, а также конями и людьми, в военном походе против штедингцев, отказавших ему в повиновении. Если вы окажете ему эту братскую помощь, он со своей стороны будет рад оказать вам взаимную услугу.
Граф Генрих не долго раздумывал над ответом. Он приготовил богатые подарки и, передав их герольду, отпустил его, а сам немедленно покинул танцевальный зал.
Вмиг храм радости превратился в военный арсенал. Нежные звуки флейт, сопровождаемые аккордами благозвучных арф, сменились устрашающим звоном оружия, а игры и развлечения с появлением герольда прервались, к досаде стройных дам, мечтавших о танцах и новых победах, так же внезапно и с такими же неприятными последствиями, как и большой бал в Тулоне[133], завершившийся, как известно, потасовкой на стульях. Дворцовые слуги, только что разносившие торты и паштеты на серебряных блюдах и вина в позолоченных бокалах, теперь несли из оружейных камер снаряжение для господина и его дружины: один нес шлем с забралом, другой — бронзовые латы и гибкие набедренники, третий — стальной щит, четвертый — копьё и обоюдоострый рыцарский меч.
Нежная Ютта сама дрожащей рукой украсила шлем супруга черно-красным султаном. То были цвета его герба. Едва забрезжила утренняя заря, оруженосец надел на своего господина бранные доспехи. а шталмейстер подвел к нему боевого коня с гордо выгнутой шеей.
Ах, как плакала, как рыдала, ломая руки, прекрасная графиня, когда любимый супруг горячо обнял ее и в последний раз запечатлел на ее прелестных губках суровый прощальный поцелуй. Глаза Ютты источали потоки слёз, струившиеся по ее прекрасным щечкам, орошая их, подобно росе, что в утренний час опускается на цветущие луга.
Сомкнув руки вокруг шеи супруга, она прильнула к его губам, не в силах вымолвить полное страшного значения слово «Прощай!». Напрасно граф старался прервать тяжелую сцену прощания и вырваться из-под власти горестных чувств.
Графиня вновь и вновь судорожно прижимала его к своему трепещущему сердцу, пока наконец оба не нашли в себе силы сказать друг другу:
