«Об этой телеграмме мне доложили около 14 часов 30 июня. Хотя Севастопольский оборонительный район оперативно подчинялся маршалу Будённому, я понимал, что моя обязанность прежде всего — своевременно дать ответ. Армейское командование в Краснодаре ещё болезненно переживало недавнюю неудачу на Керченском полуострове. По опыту эвакуации Таллина я полагал, что главком едва ли примет решение сам, не запросив Ставку. Времени же для запросов и согласований уже не оставалось. По обстановке было ясно: Севастополь придётся оставить. Поэтому, ещё не заручившись согласием Ставки, я приказал ответить вице-адмиралу Октябрьскому: «Нарком ваше предложение целиком поддерживает». Переговорив со Сталиным, в 16 часов 40 минут я послал Военному совету Черноморского флота телеграмму о том, что эвакуация Военсовета разрешена».

В ночь на 1 июля Военный совет Черноморского флота вылетел с единственного оставшегося в наших руках аэродрома около Херсонесского маяка в Новороссийск».

По прочтении этого текста возникает два вопроса. Почему Кузнецову нужно было, чтобы Будённый не знал о первой телеграмме Кузнецова в Севастополь? Он пишет, что Будённый не согласованные со Сталиным решения не принимал, а посему мог затянуть дело. Но ведь и Кузнецов решение дать полководцам Севастополя сбежать тоже согласовал со Сталиным, а первая телеграмма вообще не содержала никакого военного решения — это сообщение Октябрьскому о некой личной солидарности с ним Кузнецова. Почему эту свою солидарность в деле отдачи гарнизона Севастополя немцам на расправу Кузнецов постеснялся согласовать с Будённым?

Второй вопрос. А зачем он послал первую телеграмму? Кому она нужна? Ведь Октябрьскому нужно было разрешение на то, чтобы удрать из Севастополя, а не солидарность Кузнецова. Зачем Кузнецов загружал шифровальщиков и радистов этой бессмысленной для Октябрьского чепухой?

Всё дело в том, что эта чепуха была предназначена не Октябрьскому, а Сталину и Будённому, почему Кузнецов и не стал согласовывать с ними свою первую телеграмму. Чтобы это понять, задайте себе вопрос, кто являлся непосредственным начальником Октябрьского? Будённому Октябрьский подчинялся только в оперативном отношении, Октябрьский обязан был выполнять приказы Будённого об обороне или высадке десанта, об обеспечении разгрузки судов и т. д., но Будённый не мог снять с должности и заменить другим командующего Севастопольским оборонительным районом — это мог только Кузнецов, поскольку он являлся прямым начальником Октябрьского. Это видно и по тому, как расположены адресаты в телеграмме, посланной Октябрьским, — сначала Кузнецову, а затем Будённому и подчинённому Октябрьского — Исакову. В Краснодар Октябрьский посылал телеграмму для сведения, а разрешения удрать испрашивал у своего прямого начальника — у Кузнецова.

Далее. Второй штурм в декабре 1941 г. Севастополь отбил, в том числе и потому, что в Керчи высадились наши войска и образовался Крымский фронт, одной из целей которого и была деблокада Севастополя. Но когда Манштейн разгромил Крымский фронт, то севастопольское начальство запаниковало и, я полагаю, начало требовать немедленной эвакуации. Я думаю так вот почему.

С.М. Будённый был человеком очень и многосторонне одарённым, по уровню культуры с ним трудно даже сопоставить кого-либо из остальных советских полководцев, более того, это был и крупнейший военный талант, который, к сожалению, сам Будённый в себе не ценил. Он, безусловно, прекрасно чувствовал войну, не какие-то цифровые показатели в штабе, а реальную силу противостоящих войск. Напомню, что это он, а не хвастливый брехун Жуков 11 сентября 1941 г. запросил у Ставки разрешение отвести войска из Киева, и Ставка этого не сделала только потому, что с этим не согласился командовавший этими войсками генерал-полковник Кирпонос.

Напомню, что Крымский фронт был создан для разгрома в Крыму 11-й армии Манштейна и по штабным бумагам имел для этого всё — и превосходящие силы солдат, и превосходство в танках. 28 апреля Будённый слетал на Керченский полуостров, съездил в войска, на передовую и пришел к выводу, что Крымфронт к наступлению не готов, что впоследствии и подтвердилось — Крымфронт оказался неспособен даже обороняться.

А вот по отношению к Севастополю у Будённого было совершенно иное мнение. Он знал, что у Севастополя достаточно сил, чтобы выдержать немецкий штурм. И когда после падения Крымфронта из Севастополя поползли просьбы об эвакуации, Будённый жестко на них отвечал: «Предупредить весь командующий, начальствующий, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на кавказский берег не будет». И как выше сказано, даже 27 июня, за два дня до трусливых воплей полководцев, с кавказского берега в Севастополь переправлялись войска. Севастополь был прекрасным рубежом, на котором можно было бить немцев, там выгодно было их бить, посему их нужно было бить именно там, тем более что они на этот рубеж сами полезли. Нельзя было допустить, чтобы дивизии Манштейна вышли из-под Севастополя из горных теснин в степи Дона и Кубани, где уже вовсю шло наступление на Сталинград и Кавказ. Оставлять Севастополь с военной точки зрения было глупо, а посему, как многословно оправдывается Кузнецов, ссылаясь на адмирала Исакова, эвакуация войск из Севастополя до телеграммы Октябрьского даже не продумывалась, и трусливое, по сути, предательство севастопольских полководцев оказалось для Сталина и Будённого как снег на голову.

А здесь нужно понять, что логика управления людьми наработала ряд приемов управления, которые начальники применяют, даже не задумываясь, настолько они естественны. К примеру. Есть директор завода, у него подчиненный — начальник цеха, а у того свой подчинённый — начальник участка. Представим, что на этом участке возникла проблема, которая ставит под угрозу срыв задачи всего завода, а начальник участка по каким-либо причинам (неопытность, загулял, растерялся и т. д.) с этой проблемой не справляется. Если начальник цеха честный работник, то он без какого-либо приказа бросится на этот участок и возьмёт управление на себя. Если он не догадается или директор узнает о проблеме раньше начальника цеха, то директор немедленно и автоматически прикажет начальнику цеха взять управление на участке в свои руки, а уж потом думать, что делать — менять начальника участка или вновь доверить ему эту должность. Это, повторю, логика управления, и она действует везде.

Вот теперь поставьте себя на место Кузнецова, получившего телеграмму Октябрьского. Будь Кузнецов честный командующий, то немедленно запросил бы согласия Ставки самому вылететь в Севастополь и взять управление войсками на себя, пока не будут подобраны люди на место Октябрьского с компанией. Но даже если бы он сам на это не решился, но сразу же доложил о телеграмме Сталину и обсудил её с Будённым, то они автоматически скомандовали бы ему: вылетай в Севастополь и бери командование на себя! А, как мы видим, рисковать своей жизнью нашему выдающемуся флотоводцу очень не хотелось, посему страх надоумил его на действие, по сути, беспрецедентное: он ещё до доклада Сталину солидаризируется в трусости со своим трусливым подчинённым!

Теперь его послать в Севастополь нельзя — он сдастся в плен вместе с Октябрьским. Ведь если он туда поедет и вдруг сам или кто-то вместо него отобьёт штурм немцев, то как будет выглядеть эта победа с уже высказанной Кузнецовым солидарностью просьбе разрешить полководцам Севастополя удрать и отдать город немцам? Телеграмма Кузнецова Октябрьскому никакого другого смысла не имеет — это отказ Кузнецова сражаться за свою Родину. Отказ, закамуфлированный в форму личного мнения и трогательной заботы о начальствующем составе. Нет, как и все советские полководцы, Кузнецов готов был сражаться за Родину, но чужими руками и так, чтобы его лично при этом не убили.

Из вышеприведенного отрывка из воспоминаний Кузнецова видно, что Сталин отнесся к трусости Октябрьского и Кузнецова внешне спокойно и согласовал бегство адмиралов на Кавказ. И в это можно поверить вот почему.

Генерал-майор Петров был командующим Приморской армией и первым заместителем Октябрьского — командующего СОР, следовательно, он знал текст телеграммы, посланной от имени Военного совета Севастопольского оборонительного района, следовательно, был согласен с тем, что остается за Октябрьского, и, как казалось в тот момент, уже брал командование в Севастополе на себя. А военная репутация у Петрова на то время была неплохая — летом 1941 г. он довольно удачно оборонял окруженную Одессу и очень удачно эвакуировал из неё Приморскую армию в Крым. Получалось, что, может, так даже лучше — из Севастополя уберутся трусы и оборону возглавит толковый человек. Скорее всего, Сталин недоучёл, что полководческая трусость — это зараза хуже чумы, а Октябрьский уже руководствовался только

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату