на свежий мох, уложенный вокруг трона: — Прошу, присядь.
Кертис, удивленный таким гостеприимством, уселся на мягкую подушку из мха.
— Мы простые люди, Кертис, — начала губернаторша. — Защищаем то, что принадлежит нам, и от леса берем только самую малость. Можешь считать нас хранителями Дикого леса. Мы обжили эту глушь и навели порядок, которого здесь катастрофически не хватало. Мы хотим взрастить на этой твердой, бесплодной почве прекрасный цветок. Например, когда я только появилась в Диком лесу, койоты, которых ты видел, чахли и бедствовали. Полная анархия, постоянные распри — они опустились так низко, как только могут опуститься жители леса: стали падальщиками. Но я подняла их с колен.
В дверях появился слуга-койот и поднес Кертису широкую оловянную тарелку, заваленную свежей зеленью, миску мяса и деревянную кружку с темно-фиолетовой жидкостью, расположив все это богатство перед мальчиком. Затем он вынул зажатую под мышкой закупоренную бутылку и поставил рядом с подносом. Губернаторша кивнула, и койот с низким поклоном ретировался.
— Поешь, пожалуйста, — сказала вдовствующая губернаторша, и Кертис накинулся на еду, с наслаждением причмокивая тушеной олениной. Он сделал большой глоток из кружки и залился румянцем, когда теплая жидкость прокатилась по горлу.
Губернаторша внимательно наблюдала за ним.
— Ты напоминаешь мне одного мальчика, которого я знала, — проговорила она задумчиво. — Он, должно быть, был не сильно старше тебя. Сколько тебе лет, Кертис?
— В ноябре будет двенадцать, — ответил тот между укусами.
— Двенадцать, — повторила она. — Этот мальчик был лишь немного старше. Его день рождения пришелся бы на июль — он родился в разгар лета. — Она пристально смотрела на что-то за спиной Кертиса. Он перестал жевать и обернулся, но там ничего не было.
Губернаторша улыбнулась, словно очнувшись, и снова посмотрела на него.
— Как тебе еда? — спросила она.
У Кертиса был полный рот зелени, и пришлось наскоро проглотить все, чтобы ответить. Он вытащил застрявшую между зубами головку одуванчика и положил на тарелку.
— Очень вкусно, — сказал наконец мальчик. — Хотя папоротник немного странный. Я не знал, что его можно есть. — Зачерпнув ложкой еще оленины, он отправил ее в рот.
Губернаторша рассмеялась, а потом, внезапно посерьезнев, сказала:
— Кертис, мне очень интересно, зачем ты пришел в здешние леса. Ведь вы, Внешние, уже так давно нас не навещали.
Кертис замер с ложкой во рту, потом опустил ее и сглотнул. Во всей суматохе ему не пришло в голову подумать о том, как объяснить свое путешествие. Он решил, что лучше не выдавать Прю, пока намерения губернаторши не станут яснее.
— Вообще я просто гулял и забрел в лес. Потерялся, и тут ваши… ваши койоты меня нашли. — Оставалось только надеяться, что они не заметили Прю.
— Просто гулял? — изогнула бровь губернаторша.
— Ага, — кивнул Кертис. — Если уж совсем честно, я прогуливал школу. Не пошел на уроки и решил поискать приключений. Вы ведь не расскажете директору, правда?
Александра откинула голову и рассмеялась.
— О, нет, дорогой Кертис, — сказала она сквозь смех, — ни за что не расскажу. Ведь тогда нам придется расстаться! — Нагнувшись, она подняла бутылку, вынула пробку и подлила темного вина в его кружку. — Выпей еще, прошу. У тебя, должно быть, в горле пересохло.
— Спасибо, госпожа вдовст… — запутавшись в ее регалиях, он поправился: — Александра, мэм. Я выпью еще немножко. Оно очень вкусное. — Напиток был сладким и крепким, и тепло, поднимаясь от желудка, волнами проходило по всему телу. Он сделал большой глоток. — Я, если честно, никогда раньше не пил вина… в смысле, на Песах[2] мне давали попробовать кошерное вино, но оно совсем не такое. — Он сделал еще глоток.
— Значит, ты гулял. По лесу, — повторила губернаторша.
Проглотив вино, Кертис засунул в рот пригоршню листьев одуванчика и кивнул.
— Но, Кертис, милый мой, — продолжила Александра. — Это просто-напросто невозможно.
Прожевав зелень, мальчик уставился на нее.
— В буквальном смысле, — посуровела она. — Понимаешь ли, милый мой Кертис, мальчик. Снаружи, этот лес защищает от любопытных чужаков лесная магия. Она и отличает наше племя от вашего. У каждого живого существа в этом лесу магия струится по венам. Если кто-то из ваших, из Внешних, забредет в лес — кажется, вы придумали ему очаровательное название “Непроходимая чаща”, — то сразу же навеки потеряется во Внешнем поясе, в лабиринте, где каждый путь заканчивается тупиком. Понимаешь, лес для него превращается в зеркальную комнату, простирается чередой иллюзий, и после каждого нового поворота он оказывается ровно там же, откуда пришел. Если повезет, лес выплюнет его обратно наружу, но может случиться, что он потеряется навсегда и будет бродить по отражениям, пока не расстанется с жизнью или с рассудком.
Мальчик медленно дожевал хрустящий лист одуванчика и громко сглотнул.
— Нет, Кертис, мой сладкий, — произнесла губернаторша, задумчиво играя орлиным пером у себя в волосах, — пересечь границу ты мог бы, только если бы сам родился с магией в крови.
Кертис посмотрел на губернаторшу, и по спине его побежали мурашки.
— Или, — продолжала она, — если бы такой человек шел вместе с тобой.
Вдовствующая губернаторша поглядела Кертису прямо в лицо своими холодными голубыми глазами, мерцающими в отблесках пламени, и улыбнулась.
Солнце уже садилось, и Прю начала клевать носом, убаюканная тряской фургона, который катился по ухабистой Длинной дороге, время от времени объезжая упавшие ветви деревьев и многочисленные рытвины. Разговор затих, Ричард потушил сигару о пепельницу и принялся насвистывать. Прю прислонилась головой к двери и наблюдала из окна, как заросли густого кустарника и мрачных деревьев постепенно превратились в обширные рощи древних кедров и елей, сухие лапы которых нависали над дорогой.
— Старый лес, — сказал Ричард, когда они въехали под сень гигантских деревьев. — Мы уже близко.
Прю с улыбкой кивнула; на нее накатила волна усталости, и она почувствовала, что засыпает под успокаивающий рокот двигателя. Проснулась Прю внезапно, почувствовав, что фургон остановился. Уже стемнело, и непонятно было, сколько она проспала. В неверном свете фар девочка, кажется, разглядела птиц, но спросонья перед глазами все расплывалось. Ричард с усилием поставил машину на ручной тормоз и, не выключая двигатель, повернулся к девочке:
— Контрольный пункт. Тебе, наверное, лучше выйти из фургона. — И, открыв дверь, спрыгнул на дорогу.
Прю протерла глаза, сощурилась и посмотрела сквозь грязное лобовое стекло. За полосой света фар что-то мелькало, и она попыталась приглядеться, но тут на капот прямо перед ней приземлилась пара страшных когтистых лап. Ошеломленно взвизгнув, девочка откинулась на спинку сиденья. Огромный беркут (
— Все чин чином, генерал, — сказал Ричард беркуту, внимательно изучающему книжку. Удовлетворенный увиденным, тот снова слетел на капот фургона, согнав с него стайку поползней, и впился стальными глазами в Прю.
— Кто вас сопровождает, почтмейстер? — спросил беркут.
