укрыла его меховым одеялом до самого подбородка. Не слышал, как она вздыхала, охраняя его сон.
Когда сквозь кроны стали пробиваться первые лучи солнца, почтовый фургон остановился у массивной каменной стены. Перед ним возвышались деревянные двери, над которыми висела резная табличка с надписью “Северные ворота”. Прю, вымотанная ночной поездкой, сонно протерла глаза и посмотрела в окно на внушительную стену, которая уходила вдаль по обе стороны дороги и скрывалась за деревьями. По земле стелился легкий туман, трава и кусты мерцали бриллиантами утренней росы. Пели ранние птицы. Ричард затушил третью подряд сигару в переполненной пепельнице и помахал двоим вооруженным стражникам, стоящим по обе стороны от ворот. Они подошли к окошку фургона и вгляделись внутрь. При виде Прю глаза их распахнулись в изумлении, и Ричард опустил стекло.
— Из Внешних, — устало объяснил он. — Везу к губенатору-регенту.
— Мы в курсе, — сказал старший из стражников, с седеющей бородой, которая торчала между ремнями оловянной каски, сильно смахивавшей на перевернутую суповую тарелку. — Авианцы рассказали. Можете ехать. — Более молодой страж, казалось, был куда сильнее поражен присутствием Прю. Когда дубовые ворота медленно, натужно открылись и Ричард проехал под каменным сводом, Прю заметила в зеркале заднего вида, что второй стражник неподвижно стоит посреди дороги, провожая фургон взглядом. От этого взгляда ей стало неуютно; она почувствовала, будто ее изучают, как какое-нибудь насекомое под увеличительным стеклом. За воротами дорога расширилась, и девочка переключила внимание на то, что открылось впереди.
— Южный лес, — сообщил Ричард. — Наконец-то дома.
Лес здесь выглядел совершенно иначе, чем в Диком лесу с его буйными зарослями кустарника и искривленными, клонящимися вниз деревьями: по краям дороги Прю начали попадаться скромные, но необычной конструкции дома и другие здания. Одни, из грубого камня или кирпича, сильно отстояли от деревьев, другие же будто вырастали из них, и крыши у этих домов были покрыты переплетенными ветвями и мхом. Третьи виднелись из земли, словно норы с пестрыми деревянными дверьми, маленькими окнами- иллюминаторами и криво торчащими жестяными трубами, из которых то и дело вырывались облачка дыма. Высокие ветви деревьев соединяла паутина переходов и мостов. Прю, изогнув шею, посмотрела вверх и обнаружила, что они ведут к другим домам, лачугам и сараям, построенным в кронах деревьев. Открывались и закрывались двери, по дорогам сновали люди, но не только люди — животные тоже. Олени, барсуки, кролики и кроты населяли этот чудесный мир наравне с людьми. Появились новые дороги: магистрали, улицы и переулки, вымощенные плитами и булыжником, грунтовые и щебневые, испещренные лужами, оставшимися после вчерашнего дождя.
Сама Длинная дорога постепенно превратилась в широкий проспект, мощенный камнем, в котором время оставило ровные, гладкие колеи. Вдоль дороги начали появляться роскошные особняки, многоэтажные усадьбы из светло-желтого гранита и темно-красного кирпича, с изящными портиками и широкими окнами. Некоторые дома были построены вокруг деревьев — гигантские стволы кедров вырастали прямо из их крыш или стен. В воздухе появился намек на едкий запах горящего угля и креозота, поразительно непривычный после чистого, свежего воздуха Дикого леса. Двигаться стало куда труднее: за места на дороге соперничали фырчащие автомобили, потрепанные старые мотороллеры, велосипедисты, пешеходы и дребезжащие телеги, которые тянули с громкими и красноречивыми — в буквальном смысле — жалобами волы, лошади и мулы.
— Невероятно, — наконец пробормотала Прю, оправившись от потрясения при виде полного жизни леса. — Поверить не могу, что все это было тут всегда, а я и не знала.
Ричард, положив руку на опущенное стекло окна, перестал костерить дерганого велосипедиста, который его подрезал, и с улыбкой посмотрел на Прю.
— Вот так оно все и есть. Южный лес во всей красе. На мой вкус, шумновато. Мне больше по нраву тихий Северный лес. Да и народ там простой, деревенский.
Участок, по которому они сейчас ехали, огибал холм, а после бугристого каменного моста через полноводный ручей дорога начинала карабкаться вверх, на склон, усеянный зданиями с деревянными и каменными фасадами. Здания пестрели красочными вывесками кафе и закусочных, обувных магазинов и киосков с газировкой. Здесь пробки были самые сильные, и фургон двигался вперед по крутым, запруженным улицам натужными рывками. Ричард чертыхался себе под нос каждый раз, как приходилось нажимать на тормоз, чтобы не задеть машину или пешехода. В конце концов они взобрались на холм; движение ускорилось, зданий становилось все меньше, и лес отступил, явив глазу нечто изумительное: роскошный гранитный особняк, окруженный очаровательным парком. Окна сияли в ярком свете утреннего солнца, и Прю ахнула: зрелище было красивейшее.
— Усадьба Питтока, построена много веков назад Уильямом Дж. Питтоком в качестве резиденции правителей Южного леса. За эти годы она не раз переходила от одного владельца к другому, в основном мирно, но иногда и иными путями, — начал Ричард тоном заправского гида, — что заметно по выбоинам в граните, оставшимся от пуль и пушечных выстрелов. Этот край возник в пылу распрей, Портлендская Прю, и, увы, не все из них забылись со временем.
Конечно, Прю видела выбоины в величественных каменных стенах, но они никак не могли испортить впечатление от здания. Северный фасад усадьбы был с обеих сторон украшен башенками с красными крышами. Между ними располагался изящный балкон на втором этаже.
Вокруг особняка был разбит безукоризненный английский парк, от здания отходили симметричные узоры живых изгородей и цветущих деревьев (в это время года голых) — какой контраст с шумом и хаосом оживленных улиц там, в лесу у подножия холма! По усыпанным гравием дорожкам гуляли пары; семейство бобров кормило хлебом гусей, которые с энтузиазмом плескались на блестящей глади украшенного статуей фонтана. Здесь фургон съехал с Длинной дороги и проследовал по кружной мощеной дороге к главному входу. Кованые ворота были распахнуты, и Ричард, обогнув запрудившие дорогу кареты и казенные автомобили, остановился перед стеклянными дверьми.
— Вот и приехали, — объявил он, оставив двигатель работать на холостом ходу.
— Да уж, приехали, — пробормотала Прю, открывая дверь и спрыгивая на булыжник мостовой.
А вот у Кертиса утро было не таким приятным.
Прямо перед пробуждением ему отчетливо показалось, что он дома, в своей постели, лежит под своим любимым одеялом, на котором нарисован Человек-паук. Уже проснувшись, но еще не раскрыв глаза, он с изумлением вспомнил странный, красочный сон, в котором они с Прю Маккил отправились в Непроходимую чащу; сон был местами страшный, но Кертис ощутил смутное раздражение от того, что нужно возвращаться к обычной жизни. Наконец смирившись с этой перспективой и открыв глаза, мальчик завопил от испуга.
Над ним стояло безголовое тело в мундире офицера. Вместо рук и ног из него торчали ветки с листьями. Тело изучающе нависло над ним, готовое напасть. Кертис попытался вцепиться в свое одеяло и обнаружил, что его нет, — вместо этого руки утонули во мху. Он начал различать окружающую обстановку: изукрашенный трон, потолок, испещренный корнями, сухие земляные стены. Кертис моментально понял, что он в тронном зале вдовствующей губернаторши. Мальчик отполз назад, упершись спиной в шершавую стену, и приготовился к нападению. Однако тело не двигалось.
Из центра комнаты послышался голос:
— Доброе утро, мастер Кертис, — сказал он. Голос был резкий и грубый, словно рычание. Кертис повернул голову и увидел, как в пятно света от светильника шагнул койот, явившийся прямиком из его сна.
Кертиса одолела внезапная слабость. Во рту пересохло. Резко оглянувшись на нависавший над ним силуэт, мальчик с облегчением понял, что это всего лишь манекен.
