кодовым номером «Почтовый ящик № 23-18» Думаю, однако, что секретность разводили не столько для того, чтобы сбить с толку вражескую разведку, сколь для поддержания полувоенной дисциплины, единственного, что могло обеспечить стабильность производства. Ежегодно, к концу каждого квартала, когда общезаводской план летел в трубу, администрация бросала клич, мобилизовывала всех на одно задание, и план брали штурмом.
Вначале мне было очень трудно привыкнуть к работе в почтовом ящике, особенно после незабываемой творческой атмосферы в СХКБ. Там была и работа интереснее, и больше свободного времени, и почти никакой дисциплины, но правда, платили гораздо меньше. У нашего молодого подразделения, официально подчиненного главному инженеру, начальников было на самом деле гораздо больше. Это и директор и четыре его зама и даже парторг. Больше всего выбивала нас из колеи это какая-то непредвиденная, срочная работа, которая срывала мои эфемерные попытки наладить рабочий ритм в отделе.
Как-то часов в 11 утра раздается тревожный телефонный звонок!
— Александр Вазгенович! Вас срочно вызывает директор!
Прибегаю на четвертый этаж административного корпуса, захожу в кабинет. Стоят мрачные человек десять, молча, вокруг двух высоченных хрустальных ваз. Прямо-таки немая сцена из гоголевского «Ревизора». Осмотревшись удалось разлядеть среди стоящих знакомые лица нашего директора, двух замов и главного инженера. Остальные были мне абсолютно незнакомы.
Первым прервал тишину директор:
— Александр Вазгенович! У руководства родственного нам ростовского предприятия возникли некоторые проблемы. Очень хотелось бы оказать им дружескую помощь. Дело в том, что завод «Гранит», так же как и мы, выпускает товары широкого потребления, в частности, изделия из хрусталя. Короче говоря, две хрустальные вазы забракованы высшим руководством министерства из-за того, что на них крупно отштамповано слово «МЭП». Можем ли мы как-то решить этот несложный вопрос? Мы пришли к твердому убеждению, что без дизайнеров нам не обойтись. Что конкретно вы могли бы предложить?
— Николай Иванович! Надо подумать, прикинуть варианты. Мне кажется, можно было бы прикрыть слово «МЭП», к примеру, декоративным листком, отчеканенным на медной пластине. А серо-голубая хрустальная ваза только выиграла бы от контраста с красной медью.
— Неплохое предложение! Дерзайте! Единственно, что решать надо весьма оперативно.
— А какие сроки?
— Через два часа — полная боевая готовность.
Я настолько привык к нереальным срокам, что молча подошел к вазе, замерил слово «МЭП» и удалился к себе в мастерскую. Ровно через 30 минут рисунок декоративного листа был готов на ватмане. Возвращаюсь в кабинет, картина в котором почти не изменилась: те же десять человек продолжали уныло стоять вокруг двух ваз; правда ростовчане чуть повеселели.
Эскиз был принят; из ОКБ пригласили специалиста по чеканке и дали ему полтора часа времени на выполнение одного листа.
Я вышел в секретариат. Аллочка — секретарша директора, владеющая всегда исчерпывающей информацией обо всем случившимся на заводе и даже в районе, рассказала мне более расширенно о том, что произошло на самом деле:
— У Председателя Совета министров СССР намечался какой-то очередной крупный юбилей, естественно все министры готовились к этому событию заблаговременно, чуть ли не за год. Наш министр не был исключением и озадачил директора Ростовского завода «Гранит» выполнить к определенному сроку спецзаказ — индивидуальную хрустальную вазу, высотой 110 сантиметров. К работе были привлечены лучшие специалисты Ростова. Наконец, когда к намеченному сроку две вазы были готовы, директор, захватив с собою трех заместителей и главного инженера, отправился в далекий путь и только сегодня утром привез этот ценный груз в Москву. Прямо, чуть ли не с вокзала, отправился он на прием. Первоначально министр был ослеплен красотою вазы, но заметив слово «МЭП» рассвирепел и погнал всю компанию за проходную.
Крепко обняв вазу, они в растерянности буквально не знали, что с ней делать, и вообще куда деваться; и вот прикатили в 11 часов к нам. Ну, а дальше вы все знаете…
Ровно через час появился мастер с чеканкой. Мы с ним зашли в кабинет; у вазы с готовым клеем стоял лаборант, который тут же ловко посадил на текст чеканный листок. Мне оставалось лишь слегка его подправить. Надо сказать, что медный листок придал хрустальной вазе дополнительную элегантность. Ваза была мгновенно упакована и увезена ростовчанами. Мы уложились в обещанные два часа. Несмотря на внешние тишину и спокойствие, все действие по реконструкции подарка происходило примерно со скоростью движения стада бизонов, с грохотом мчащихся по равнине. К концу дня стало известно, что операция «хрусталь» завершилась успешно.
Я постепенно стал привыкать к срочной и незапланированной работе, к частым звонкам руководства, к капризам партии, к жестким волевым решениям нового директора, к беспрерывным заводским рукопожатиям — разносчикам гриппа.
Но главное, я старался во всем сохранять спокойствие и не терять чувство юмора.
Зима 1971 года началась со страшной эпидемии гриппа. Под угрозой оказался даже квартальный план завода. Коварный грипп скосил буквально добрую половину сотрудников предприятия. Для оставшейся недоброй, но стойкой и более проспиртованной, вышел специальный приказ директора по борьбе с вирусным гриппом и обязательных мерах предосторожности:
1. Всем сотрудникам в течение трех дней в обязательном порядке пройти вакцинацию в заводском медпункте.
2. Находиться на рабочих местах строго в трехслойных марлевых масках.
3. Категорически запрещаю на время эпидемии все рукопожатия. (Для приветливых заводчан жесткий третий пункт был почти неприемлем).
В комнате, расположенной рядом с нашим отделом за территорией завода находилась какая-то хитрая лаборатория № 113, состоящая из девяти девушек-тростиночек. Так вот, изнеженные «одуванчики», как мы их ласково окрестили, в период эпидемии гриппа, потеряли половину своего боевого состава. Именно в эти дни мы получили в АХО на четвертый квартал канцелярские товары, а в строительном цехе масляную краску и обыкновенные малярные перчатки. Распаковав принесенное, сотрудники мои заметили, что перчатки несколько необычны. Они были традиционного белого цвета, как всегда, хлопчатобумажные, но почему-то на них на всех в одном и том же месте у запястья, стоял крупный черный штамп, состоящий из четырех букв: ПР-ГР. Казалось можно было не обратить на это внимание, но только не у нас в отделе.
Смотрю, что-то художники мои заволновались, собравшись в тесный круг, шепчутся, хихикают, чувствую пытаются завлечь и меня, но не рискуют. Подхожу к ним.
— Александр Вазгенович! Как по вашему, что могут обозначать эти загадочные четыре буквы: ПР-ГР?
Чтобы быстрее закончить тусовку я предложил блиц-конкурс. Каждый на клочке бумажки пишет свой вариант расшифровки; бросаем все это на стол и большинством голосов присуждаем приз. А в качестве премии — две пары перчаток — находка для дачников. И посыпались на стол бумажки с вариантами, чего там только не напридумывали:
ПРощай-ГРетта
ПРоф-ГРуппорг
ПРо-ГРессивка
ПРостые-ГРажданские
ПРимитивно-ГРеющие
ПРотиво-ГРиппозные
После долгих споров, самым затейливо-злободневным оказался вариант «противо-гриппозные», автором которого была Ася Шепелева. В весьма торжественной обстановке Юра Мартынов, вытащив из упаковки две пары перчаток, вручил их автору; все зааплодировали. В этот самый момент дверь нашей комнаты отворилась и в нее застенчиво вползла одна из одуванчиков:
— Ой, извините, я как всегда не вовремя, у вас наверное планерка?
— Заходите, все уже закончено — сказал я.
