ледяную струйку льет.Смотрит Маша: чай кипит ли?Хорошо ль плита горит?— Мне сегодня снился Гитлер… —Ваня Маше говорит. —Слышал я тот голос хриплыйв визгах радио не раз,а во сне таращил Гитлерна меня отекший глаз.Снилось мне — терновой проволокойнаш поселок обнесен,жирный дым над нашей кровелькой…— Это самый скверный сон!..Зимний пух гудком разорван,за ночь снов не перечтешь.Ваня взял чертеж узорныйи, свернув трубой подзорной,посмотрел на свет в чертеж.Много дуг по кальке синейВанин циркуль описал,и из этих легких линийвзлетит птица-алюминийс кальки синей в небеса.Будет птица в день тревожныйсамой быстрою в бою.Держит Ваня осторожнои в подзор трубы чертежнойвидит выдумку свою.Заморский гостьПод водой скользит акула,дном карабкается краб,волны катятся сутуло,по воде дымком подуло —то колеблется корабль.И скрипит в каюте койка,и от сетки клетчат след.Пассажир стоит какой-то,смотрит скляночку на свет.Веки вспухшие, слипаясь,видны в стеклышке больном;капля ампулы слепаямутным движется бельмом.В темном трюме за канатомсидит маленький пасюк;он прогрыз ушастый тюк,слышит ухом розоватымклокотание волны.Зыбкий носик лапки моют,глазки — ампулы с чумою —желтой жидкостью полны.Он, как будда, сел спросонков,ожирел пасюк в пути,и кишит в крови крысенкачумно-палочный пунктир.Пароход сиреной поретвоздух в снежном серебре,поворачивает моренашим городом к себе.Между гаванью и палубойпротянулася пенька.Ее тащат (подплывала бы)два портовых паренька.Между гаванью и палубойна канате диск повис,чтоб на берег не попала быс корабля ватага крыс.Вот идет, качаясь, трапом,скрипят доски по пятам,с золотым фуражки крабомконопатый капитан.Шагом к суше не привычным —за плечом морская ширь —сходят: лоцман, боцман, мичман,а за ними — пассажир.Он как будто пьян вдрызинуи не видит, что к немузлой крысенок прыг в корзину,и несет сынок крысиныйв город черную чуму.Город — тихий, дальний… Впрочем,