но их только отправили в Запретный Лес в компанию глупца-лесничего.
Такое решение профессора Снейпа так меня удивило, что я вспомнила о том случае на матче и о странных беседах гриффиндорской троицы. Я сделала именно то, что хотела, но не успела сделать Грейнджер - просмотрела список старых обладателей награды за зельеварение. И там я обнаружила два имени: Северуса Снейпа и Лили Эванс. Награды они получили на четвертом курсе Хогвартса за свой общий проект, который был даже описан в каком-то научном журнале. Но исследования так и не были доведены до конца.
Не надо было быть семи пядей во лбу, чтоб сложить два и два. Профессора Снейпа когда-то связывали с матерью Поттера какие-то отношения. И, видимо, он, по меньшей мере, помнил об этом сейчас, через много лет…
Правда, как и другие, я не догадывалась, кто подстроил все те таинственные случаи. Происшествие с Амикусом не вызвало сочувствия даже у слизеринцев - он был последней скотиной, хоть и держался с нами почтительно и даже подобострастно. Чудесное спасение старосты Рэйвенкло я тоже, в общем и целом, одобряла - не хотелось, чтобы он умер от проклятия наших парней. А Теодор Нотт параллельно своей сваре с Финниганом успел так достать меня своими приставаниями и ухаживаниями, что я была просто счастлива, когда узнала, что он останется в больнице Святого Мунго дольше, чем планировалось.
Весной гриффиндорцы стали получать какие-то новости о Потере. И хотя половина этого факультета куда-то исчезла, новости эти распространялись с головокружительной быстротой. Бут из Рэйвенкло в очередной раз нарвался на побои Амикуса, подняв за обедом крик об ограблении Гринготтса. Все ждали чего-то…
Ночью нас подняли из постелей и объявили эвакуацию. Объяснили, что Поттер с друзьями в школе и что на Хогвартс собирается напасть армия Темного Лорда. В Большом Зале обнаружились не только Гарри Поттер с Грейнджер и Уизли. Там еще были все учителя, кроме Кэрроу, авроры, выпускники, уже окончившие школу и почти вся поттеровская группировка. Всех усадили за стол и встрепанная, но спокойная Макгонагалл разъяснила правила эвакуации. Нам предстояло пройти через Выручай-комнату в бар «Кабанья голова» и оттуда аппарировать. Макмиллан с Хаффлпаффа попросил разрешения остаться и драться. Гриффиндорцы, в своем репертуаре, поддержали его. За столом Рэйвенкло кто-то высказал беспокойство о багаже - в такой-то момент! И тут уже не выдержала я: громко осведомилась о причине отсутствия профессора Снейпа. Зря я это сделала. Вульгарное выражение «сделал ноги» в устах всегда приличной и сдержанной Макгонагалл сильно коробило. Еще больше коробил смех за тремя столами. И тут раздался голос Темного Лорда, потребовавший выдачи Поттера. Паркинсон вскочила и заорала, что Поттер здесь, прежде чем я успела ее остановить. Три других факультета повернулись к нам вытащив волшебные палочки… Думаю, что не я одна в ту минуту перепугалась до полусмерти. Паркинсон заслужила хороший урок за свою глупость, но мы-то почему должны были отвечать за нее?
Положение спасла Макгонагалл. Она в деликатной форме велела нам убираться. По дороге к Выручай- Комнате я не заметила, как Драко отпустил мою руку. Потом я не раз выговаривала ему за возвращение обратно. Если бы не Поттер, он мог сгореть заживо! Но, оказавшись в «Кабаньей голове» мне и Дафне не оставалось ничего, кроме как аппарировать домой. Родители горячо обняли нас и заперлись в доме. Оставалось только ждать…
Весть о победе Поттера дошла до нас по радио. Поскольку я ужасно волновалась за Драко, мы решили тут же вернуться в Хогвартс, где я и попала на «выступление» Поттера, который подробно рассказывал всем ту самую историю. Смерть профессора Снейпа огорчила меня, а рассказ Гарри Поттера поразил, хотя, повторюсь, и не так сильно, как мог бы. Даже то, что я знала, не рождало во мне мысли о возможности такого героизма, такой верности, столь сильной и бескорыстной любви. Я не сердилась на профессора Снейпа, хоть он и работал против той стороны, которую я должна была бы считать своей. Ради любимого человека можно сделать еще не то - в любви нет ни друзей, ни врагов. Существует любовь, которой бессмысленно противодействовать и осуждать - ею можно лишь восхищаться.
Глава 25
Люциус Малфой.
Я считал его моим другом. Собственно, сейчас, утверждая это, я задаю себе вопрос: а считал ли он другом меня? Не знаю. На это трудно ответить. Я уважал его, хотя к моему уважению примешивалась зависть. Не могло не задевать, что мой протеже превосходит меня во многом. Он не был мне ровней ни по каким параметрам: я - представитель древнего чисткровного рода, владелец большого состояния и самых красивых поместий во всей Англии. И он - нищий полукровка, чье достояние исчерпывалось волшебной палочкой и какой-то лачугой в магловских трущобах. Однако же, его ценил наш повелитель, а многие из наших, хоть и ненавидели его, но откровенно побаивались. Именно это умение поставить себя и привлекло впервые мое внимание к Северусу Снейпу.
Почему из всей толпы первокурсников, поступавших в Хогвартс в тот год, я выделил этого мальчика? Прежде всего, на него обратил мое внимание Урхарт - четверокурсник. Он был в какой-то мере моим заместителем, подразумевалось, что когда я окончу школу, он станет старостой Слизерина. Так вот он и рассказал мне о том, как в его купе, где он сидел со своей младшей сестрой, рэйвенкловкой Кристиной и ее друзьями, зашли двое первокурсников. Этот мальчик и рыжая девчонка, у которой на лице было огромными буквами выведено «гриффиндорка». Причем оба выглядели так, словно до этого с ними произошло нечто неприятное. Они сели у окна и девочка стала выговаривать мальчику за то, что он «не должен был связываться с этими противными мальчишками». И вообще, какая разница, на какой факультет они попадут. Да, она знает, что он давно мечтает о Слизерине, что там была его мама. Но разве это так уж важно?
По словам Урхарта, мальчишка промолчал, вытащил из сумки потрепанную книгу, как понял Урхарт - учебник по Защите за третий курс и погрузился в чтение. Временами он поднимал глаза на свою рыжую подружку, которая отрешенно глядела в окно. Когда поезд остановился и Урхарт с Кристиной и другими старшекурсниками вышел на платформу, он видел, как девочка схватила друга за руку и потянула его на громкий голос Хагрида - хранителя ключей.
Признаюсь, я был заинтересован. Когда в шеренге новичков мне указали на эту пару, я всмотрелся в мальчика пристальнее… Мой отец научил меня распознавать нужных людей с первого же взгляда. Он всегда говорил: «Ищи настоящую гордость! Если она есть - ее не спрячешь под бедной одеждой и непрезентабельной внешностью». За годы учебы в Хогвартсе я не раз имел случай убедиться в правоте этого тезиса.
У Северуса эта гордость была. Когда он подошел к нашему столу, я дружески приветствовал его и посадил рядом с собой, тем самым обозначив, что этот первокурсник находится под моим покровительством. Некоторые смотрели на меня с недовольством, но я был уверен, что сделал верную ставку.
После первого же месяца занятий, стало ясно, что я не ошибся в Северусе. Его познания поражали даже меня. Чтобы полукровка разбирался в Темной магии едва ли не лучше чистокровных старшекурсников - такое казалось почти невероятным. Вскоре мне передали, что и наш декан заметил его дарования в зельеварении, хотя предложение протекции было отвергнуто сразу и резко. Мне подобное поведение казалось опрометчивым и чересчур самонадеянным, но в дальнейшем выяснилось, что с независимым характером Северуса бороться бесполезно. Он принадлежал к числу людей, желающих всем быть обязанными исключительно самим себе. Близости ни с кем из слизеринцев у него не получилось. Нет, он общался с Малсибером и Эйвери и даже достаточно часто и много, но все равно предпочитал одиночество. Нелюдимость и мрачность отталкивала от него тех, кто мог бы быть ему полезен. Я часто выговаривал ему за это, а также за совершенно неподходящие связи.
Лили Эванс - грязнокровка с Гриффиндора явно не могла считаться приемлемым обществом для слизеринца. Однако Северус не прекращал общаться с ней. Девчонка эта влекла его, как магнит. Я тратил свои увещания впустую. Он не желал порывать с ней, несмотря ни на какие убеждения и доводы.
Я подозревал в их отношениях нечто большее, чем дружба. То есть, она-то, наивная до идиотизма, как все гриффиндорцы, именно так все и воспринимала. А вот у меня было впечатление, что Северус ею серьезно увлечен. Точно также думала Цисси - уже тогда моя невеста. Нужно сказать, я слегка посмеивался над серьезностью, с которой она об этом говорила. Я никогда не верил в так называемую «любовь».
Цисси всю жизнь являлась самым близким и преданным мне человеком, я знал, что могу положиться на нее во всем, что найду в ней поддержку и понимание в любой ситуации. Но к любви это, как я был в то время убежден, не имело никакого отношения. Цисси была красива, умна, чистокровна, прекрасно
