Квестер

подчиненных Гейтца не спали, но выйти из кают боялись: ведь в коридорах дежурили эти угрюмые, молчаливые, свирепые парни.

            Гудвич увидел Билла Гейтца и широко улыбнулся ему. Четверка странных парней мгновенно исчезла из кают-компании. Гейтца аж передернуло от того, как один из них, уходя, посмотрел на него.

- А мне тоже стало холодно на палубе, мистер Гейтц! Не хотите что-нибудь выпить? – Гудвич излучал такое радушие, что, казалось, и не было между ними недавнего откровенного разговора. – Есть виски, мартини, водка…

- Благодарю вас! – угрюмо буркнул Гейтц. – От мартини со льдом я бы не отказался.

Гудвич что-то сказал в портативную рацию, и напиток был доставлен через две минуты. За это время Гейтц успел еще раз задать вопрос о цели их путешествия.

- Какая бы ни была эта цель, - лениво ответил Гудвич, – это, во-первых: безопасность для вас и вашей команды (если, конечно, никто не наделает глупостей), во-вторых: нормальные, привычные для вас условия жизни, а в-третьих: возможность продолжать работу…

- Продолжать работу? – удивился Гейтц. – После всего, что произошло?

- То, что произошло, скоро забудется, – пояснил ставший вдруг серьезным Гудвич. – А выбрасывать проделанную работу на свалку никто вам не позволит!

- Никто – это кто? – язвительно спросил Гейтц.

- Человечество. Если угодно, – в том же тоне ответил Гудвич. – Человечество. В лице определенных его представителей. Очень умных представителей, уверяю вас. Даже вам с ними будет интересно.

- Так кто же…

- Большего пока сказать не могу! – прервал Гейтца Гудвич. – Впрочем, скоро все сами увидите.

Он посмотрел на часы и, щелкнув по ним пальцем, радостно сказал:

- Кстати, время-то уже подошло! Не хотите ли подняться на палубу? Не беспокойтесь – замерзнуть не успеем, а мартини принесут и туда.

Они вновь появились на палубе. Уже почти стемнело, и океан больше не выглядел таким теплым и миролюбивым, как днем. Наоборот, он стал угрюмым и враждебным, совсем как неразговорчивые подчиненные Гудвича. Ветер усилился, он тоже дул резко и зло, широкими взмахами загоняя под одежду ночной холод. Гейтц поежился и ему тут же подсунули еще один стакан с мартини.

- Я бы посоветовал водки или рому, - заметил Гудвич. – Лучше согревает. Но у каждого свои вкусы.

По приказу Гудвича включили прожектор, и сигнальщик стал шарить желтым лучом по океану, очевидно, выискивая что-то. «Совсем как делейтором в Бестерленде, только не горит ничего – со вздохом подумал Гейтц.- Но что они там высматривают?»

            Еще долгих полчаса прожектор выхватывал из сгустившегося сумрака барашки волн, но вдруг громкий голос сверху сообщил:

- Сэр! Справа по борту! Видите?

Гудвич, а за ним и Билл Гейтц кинулись к правому борту, и Гудвич сразу же крикнул «Вижу!», а Гейтц долго всматривался в подсвеченную прожектором ночь, пытаясь понять: что же там можно было разглядеть? Но потом Гудвич крикнул что-то на своем непонятном языке, тот, кто был наверху, начал давать прожектором короткие и длинные сигналы, повторяя несколько раз одну и ту же комбинацию, и из тьмы вдруг ответили: тоже серией коротких и длинных вспышек. И Гейтц наконец разглядел: это был длинный китообразный силуэт атомной подводной лодки.

            «Русские. Я так и знал! - сокрушался Гейтц. – Теперь я буду работать на русских! Я, богатейший человек мира, буду жить в маленькой квартирке, питаясь селедкой и пельменями, буду пить водку, драться с соседями и каждый месяц писать доносы в Кей-Джи-Би! Я, Билл Гейтц, буду ездить на работу в переполненном троллейбусе или трамвае, а носить  буду тулуп, валенки, и, как ее… ушанку-шапку! Нет, Господи, только не это!»

            Он стоял у трапа, по которому спускались в катер его бывшие сотрудники. Браун, Мак-Нейми, Смит, «Мерлин», Збиковски и другие - все они находились в крайне подавленном состоянии. Вот к трапу подошел тяжелой походкой Чарли Вульф и, заглянув вниз, испуганно спросил у Гейтца:

- Мистер Гейтц, как же я со своим весом спущусь по этой крутой лестнице? Нельзя ли придумать какой-либо другой способ?

            Гейтц пристально посмотрел в глаза старого профессора, а потом… изо всех сил залепил ему звонкую оплеуху. Голова Вульфа дернулась, он пошатнулся и упал бы за борт, но его удержали удивленные матросы. Впрочем, кроме матросов, никто более не удивился поступку Гейтца. После всего пережитого бывшие сотрудники бывшей 55-й лаборатории «Макрософта», очевидно, надолго утратили способность удивляться. Вульфа поставили на ноги, спустили в катер, и погрузка продолжилась. Последними в катер сели Гейтц, Гудвич и какой-то толстый американец в больших темных очках, которого Гейтц раньше никогда не видел.

- Кто это? – рискнул спросить он у Гудвича.

- Друг. – коротко ответил тот, и помолчав, добавил: - Прекрасный специалист по работе с журналистами и представителями общественности!

            Что-то беспрерывно гудело, то и дело раздавались команды на чужом, каком-то варварском языке, иногда кто-то, глухо стуча подошвами ботинок по металлу, пробегал по коридору. 

            Раздался стук в дверь и в каюту, не дожидаясь приглашения, пригнувшись вошел Гудвич.

- Ну что, мистер Гейтц, устроились? Тесновато немного, понимаю, но… потерпеть можно! Это же боевой корабль, а не «Наутилус» Капитана Немо! Но все же лучше, чем ничего. А в любом другом месте мира вам светит именно «ничего». «Черное Ничто», говоря языком вашего Бестерленда! Так что придется привыкать, мистер Гейтц: привыкать к новой жизни, к новым людям, к новым заботам!

Гейтц молчал. В каюту снова постучали.

- Войдите! – громко сказал Гудвич.

Вошел человек в морской форме. Мельком взглянул на Гейтца и что-то быстро сказал Гудвичу на том же варварском языке (теперь Гейтц точно знал, что это – русский язык). Гудвич что-то ему ответил и моряк вышел. Гудвич оперся о переборку и торжественно объявил:

- Ну что ж, мистер Гейтц! Поскольку наша погрузка успешно окончена, и мы находимся на борту русской подводной лодки, я уполномочен приветствовать вас на территории Российской Федерации, где вы являетесь почетным гостем! Неофициально, разумеется. Заявить миру сейчас, что вы находитесь у нас –  равносильно объявлению войны всем странам сразу. А мы не хотим войны! Мы, как поет наш общий любимец Стинг, «тоже любим своих детей!» И гостей мы тоже любим, а потому постараемся выполнять все ваши желания…, по возможности, конечно! Кстати, докладываю: ваша семья и семьи других ученых в максимально полных составах находятся в безопасности, под нашей защитой и все вы скоро увидитесь со своими родными! Ну, и, разумеется…

Гейтц прервал его:

- Я благодарю вас за заботу о моей семье, мистер Гудвич, но скажите мне: что вы будете заставлять меня делать? Зачем я вам? Вам нужно новое оружие?

Гудвич на мгновенье задумался.

- Я не знаю, что нам будет нужно, мистер Гейтц. – наконец ответил он. – Может быть, и оружие. Очень даже может быть, что оружие. Но поймите меня правильно: если нам с вами не придется создавать оружие, а дай Бог, чтобы так оно и было, то нам будет нужно от вас всего-то ничего…

- Так что же? – хмуро спросил Гейтц. – Говорите же, Гудвич!

- Будущее, – просто ответил Гудвич. И добавил: - Если понадоблюсь, зовите. Только спрашивайте не Филиппа Гудвича, а Петра Алексеевича Шелестова. Запомнили? Петр Алексеевич Шелестов – это я. А Фила Гудвича, мистер Гейтц, уже двадцать минут как нет.

- Пьетр Альексеевитч Чьельестьофф. – с трудом проговорил Гейтц по-русски. – Пьетр Альексеевитч