занимательных встреч, поучительных знакомств, конфузов и побед? Да, конечно. Удивительное, неправдоподобное сочетание неустроенного, бивуачного житья и в деталях отработанных, праздничных выступлений? И вместе с тем биография каждого мастера цирка — это его становление именно как артиста. Вот к этой стороне жизни воздушной гимнастки Немчинской мне бы и хотелось привлечь внимание читателя.
В начале 50-х годов в Москве гастролировала артистка чехословацкого цирка Мария Рихтерова. Работала она швунг-трапе и кончала комбинацию на ней эффектным трюком. Раскачав трапецию, Рихтерова балансировала на животе и вдруг резко переворачивалась на спину и обрывом шла вниз. Не знаю, кто первым придумал этот трюк, но наши артисты стали называть его «обрыв Рихтеровой». Немчинская решила взять его на вооружение.
Гимнастке важно было включить трюк в свою комбинацию, значит, нужно было исхитриться сделать его на спокойно висящей трапеции. И вот на ребре ящика, на спинке кресла она принялась отрабатывать поворот.
Как каждый цирковой трюк, и этот начался с ушибов и синяков. Поймав движение на неподвижном основании, гимнастка перенесла репетиции на трапецию. Начались новые трудности — при толчке гриф уходил из-под корпуса. И их преодоление потребовало времени. Наконец можно было снять лонжу. Трюк практически был готов, он отрабатывался уже под куполом цирка, на аппарате. И тут приехавший на программу папа Кисс (так в глаза и за глаза звали артисты цирка прекрасного клоуна-буфф и знатока цирка Н. А. Кисса, сына одного из первых ее наставников, А. Г. Киссо) отозвал ее в сторонку. «Зачем вам нужно делать трюк, — сказал Николай Александрович, — о котором всем известно, что его привезла Рихтерова? Немчинской нельзя повторять других». Артистка не пожалела затраченного труда, не пустила обрыв в работу. Уж чем-чем, а своеобразием номера, своей индивидуальностью она дорожила.
Наверное, ей везло в жизни. А скорее всего, она так самоотверженно оттачивала каждый трюк и всякий жест, что ей не могло не повезти. Ее превосходство среди солисток воздуха получило и международное признание. Когда вместе с семьей канатоходцев Волжанских, эквилибристами на першах Вандой и Валентином Ивановыми, Иваном Кудрявцевым с медведем Гошей Немчинская начала выступления в лондонском «Вембли Эмпайе Пул», Том Арнольд, собравший в этом спортивном зале международную цирковую программу, тут же стал афишировать свои представления под «шапкой» «ЗВЕЗДЫ СОВЕТСКОГО ЦИРКА». А в рекламной передаче «Ассошиэйтед телевижн лимитед» комментатор решительно заявил: «Одной из самых крупных звезд Московского госцирка является средних лет мадам Раиса Немчинская. Фактически она для циркового мира то же, что Уланова для балета».
Шел август 1960 года, в памяти лондонцев свежи были впечатления от гастролей Большого театра, и это сравнение со знаменитой балериной приглянулось рецензентам, пошло гулять по колонкам театральных обзоров. Артистка раздражалась на броскую звонкость раздаваемых газетчиками комплиментов, но, если вдуматься, таили они в себе и достаточно тонкое наблюдение. Действительно, в средствах актерской выразительности балет и цирк предельно близки друг другу. Ведь как цирковой трюк, так и балетное па являются теми, крайне ограниченными в количестве техническими приемами, из которых складываются разнообразнейшие поэтические образы. И газетный комплимент лишь в наиболее яркой и доступной форме подчеркивал, что номер советской гимнастки — это не просто набор интересных трюков, а осмысленная, одухотворенная жизнь на трапеции.
Конечно, подобная манера исполнения была итогом кропотливой и многолетней работы. Еще в 1929 году юная Немчинская умела делать большинство трюков, включенных в ее последнюю комбинацию на трапеции. Но за прошедшие годы возросло не только ее профессиональное мастерство — изменилось само отношение к трюку. Когда она впервые пришла в цирк, гимнастическая работа на кольцах, трапеции да и в парных выступлениях строилась на строгом выполнении различных висов и упражнений. Следили в основном за школьностью, отточенностью каждого движения, вытянутыми носками, соединенными между собой коленями. Словом, господствовал строгий спортивный стиль. Не было разницы в выступлении мужчин и женщин, конечно, не считая сложности самого трюка. Разве что женский комплимент, посылаемый в зал, был более танцевален. Да и то не намного, старые артисты поголовно знали балет. Правда, вся их балетная выучка проявлялась только в комплименте.
Впрочем, комплиментов в те времена в цирковых номерах хватало, ими заканчивался каждый трюк в номере. Поэтому, когда Немчинская, работая еще с мужем и нарушая строгую спортивность трюков, начала искать в самом их исполнении некую образную, как бы балетную выразительность, то вызывала раздражение у некоторых коллег. За экзотичность, самобытность ей доставалось всю жизнь. А ведь она просто пыталась приспособить трюки к своей пластике, выразить через трюки свою индивидуальность.
Так, например, флажок-бланш на одну руку она стала делать, раскрывая ноги как ножницы. Здесь ее длинные и тонкие ноги, столько раз осмеянные соперницами-гимнастками за худобу, придали трюку особую элегантность. Из этих же закидок придумала артистка обрываться в группировку, подтягивая колени к подбородку. Ее тело мгновенно сжималось в комочек. Простенький трюк сразу обретал эффектную зрелищность. Немчинские сумели оценить образную выигрышность этой находки. Способность неожиданно сжаться в комочек, замереть, настолько женственна, что и всей гимнастической работе она сообщает несомненную лиричность. Группировки, завершающие выполнение трюков, на долгое время стали определяющей деталью исполнительской манеры гимнастки Раисы Немчинской. Впрочем, довольно скоро ее находки стали перенимать другие артистки.
У Немчинской были «свои», ею придуманные и отрепетированные, трюки — вылет в зубнике, баланс на одной ноге, на обычной легкой и круглой трапеции, а не на штейн-трапе, залитой свинцом и со спиленной верхней плоскостью, специально приспособленной для балансов, жонглирование при висе в зубах, обрыв на одну подколенку, любимые ею маховые обрывы времен парной работы с мужем. Но были и трюки, которые она сделала своими, приспосабливая к своей фигуре, своим возможностям, своему аппарату.
Самым ярким примером здесь может служить лихая идея привнести трамплин в обрыв на штрабатах. Прыжок на него сразу придал полету тела гимнастки непривычную траекторию. И другие приемы освоения ею традиционных гимнастических трюков не менее неожиданны и необычны. Так, скажем, выявила она лирическую глубину, таящуюся в воздушной гимнастике, додумавшись до вкрадчиво-женских группировок. И она же вдруг внесла в свою работу мужественную героическую ноту, отрепетировав давно забытый обрыв из стойки на шее в подноски, никогда ранее не исполнявшийся женщиной. Обрывы все без исключения пользовались особой любовью артистки. Они придавали поэтической комбинации на трапеции драматическую напряженность, держали ритм номера.
Галантные французы подарили миру прекрасный афоризм: «Женщине столько лет, на сколько она выглядит». Немчинская, избрав гимнастику профессией, обречена была оставаться молодой. Она постоянно думала о своем возрасте. И попробуй не думать об этом, выступая в цирке, который чуть ли не официально принято именовать искусством молодых.
Она сражалась за свою молодость стоически. Обязательная утренняя гимнастика, холодные обтирания, многочасовые репетиции, регулярное питание, непременный час сна перед вечерним представлением — эту тяжелую ношу она добровольно взвалила на себя и несла через всю жизнь.
Чем дальше, тем решительней Немчинская, такая компанейская, легкая на подъем, стала отклонять приглашения посидеть, скоротать вечерок. Ведь в гостях приходится пить, в гостях надо есть, а каждый лишний кусок и глоток могли сказаться на работе. Но поступиться ею ради собственного удовольствия артистка не желала.
Раиса Немчинская стала беспокоиться о собственной внешности задолго до того, как возникла в этом необходимость. Как истинная женщина, она начала «колдовать» над цирковым костюмом.
Обычный наряд воздушных гимнасток еще со времен первой «Луны» она раз и навсегда заменила на трико. В те годы оно было отличительным производственным костюмом полетчиков. Однако Немчинские решили, что белое нарядное трико, плотно облегающее тело, более точно соответствует романтическому строю их номера, чем всячески разукрашенные, но все-таки бытовые по силуэту купальники. Трико, в котором начала выступать гимнастка, было с традиционно открытой спиной, оно оставляло руки обнаженными.
К 1951 году, когда Немчинской и тридцати девяти не исполнилось, она внушила себе, что руки ее
