С Майкой мы не виделись, только перезванивались. У подруги все складывалось замечательно, роман с Сашей ускоренно катил к загсу. Счастливые люди — эгоисты, Майка ни разу не поинтересовалась, как у меня на душе. С другой стороны, она заслужила и заслуживала большую порцию счастья. И я не имела права портить ей малину своей постной физиономией.
— Саша хочет забрать детей! — радостно сообщала мне Майка.
— Каких детей?
— Моих, Игорька и Веронику. Привезти от мамы с папой. Саша говорит, что дети должны воспитываться с нами, а бабушку с дедушкой навещать в каникулы.
— Саша молодец.
— Ага После Нового года едем к моим. Я трясусь, а Саша говорит: все возьму на себя.
«Саша говорит…» — Майка произносила каждую минуту. У меня на языке вертелось саркастическое: «Оказывается, Саша говорит не только про французскую историю?» Но вслух я выражала только радость за подругу. Наше общение свелось к тому, что Майка рассказывала про благородные порывы Саши, а я периодически, собрав остатки энтузиазма, восклицала: «Здорово!», «Прекрасно!», «Рада за тебя!».
Тетя Даша, еще одна невеста, тоже витала в матримониальных мечтаниях. Въедливая, дотошная, способная чиновников довести до нервного тика, в преддверии замужества тетушка выказывала удивительную робость. Ей казалось, что выступит перед родными посмешищем.
Пришлось брать дело в свои руки. Прервав очередной приступ стенаний, когда тетя Даша, позвякивая бигудями, снова завела песнь про то, что ее осудят, я взяла телефон и набрала номер свекрови.
Поздоровалась, справилась о самочувствии, о Гошке и прямо сказала:
— У нас новость. Тетя Даша выходит замуж за Виктора Петровича.
— Наконец-то, — хохотнула свекровь, — мы уж думали, поматросит и бросит.
— Что? Что она говорит? — шепотом спрашивала красная от волнения тетушка.
— Передаю трубку невесте. Днем позвоню с Гошкой пообщаться. Целую! — попрощалась я.
Они говорили минут пятнадцать. И все это время тетушка делилась сомнениями, а свекровь разубеждала, лила бальзам на мнимые раны.
Пока тетя Даша не остыла, я вторым номером выдала звонок ее дочери.
— Привет, Ира! У вас все в порядке? Сейчас мама сообщит важное известие.
И передала трубку тетушке. Она принялась мямлить, говорить про свой преклонный возраст. Словом, хорошенько напугала дочь, так и не решившись сказать о предстоящей свадебке.
Я опять забрала трубку, из которой сыпались панические вопросы Иры:
— Мама! Скажи мне честно! Ты была у врача? Что нашли? О, господи, говори же!
— Это Лида. Успокойся. У твоей мамы нашли бурный всплеск гормонов удовольствия.
— Каких-каких гормонов?
— Тетя Даша выходит замуж за Виктора Петровича.
— Это понятно, а что у нее со здоровьем?
Интересное дело, всем, кроме тетушки, было заранее известно, чем кончится тимуровская забота о Викторе Петровиче. Но заподозрить в интригах и кокетстве тетю Дашу невозможно. Прямолинейная и в лоб говорящая, она к ним совершенно не способна. А ведь считается, что за всякой дружбой с мужчиной женщина прячет корыстные цели.
Ирина полчаса убеждала маму, что все только рады ее замужеству. Взяла на себя обязательство оповестить подруг тетушки, уверила, что все позвонят с поздравлениями. И потребовала, чтобы тетя Даша ежедневно измеряла давление, себе и Виктору Петровичу.
Когда тетя Даша положила трубку, я спросила ее:
— А вы любите Виктора Петровича?
— В каком смысле?
— Не в плотском, этот аспект мы уже обсуждали. Душевно, сердечно?
Тетушка задумалась, точно ей впервые в голову пришло, что замуж надо выходить по любви, и ответила со свойственной ей честностью:
— Я полюбила его не сразу.
— Когда же?
Почему-то я думала, что скажет: когда наводила справедливость в жэке, или когда хватала за руку водителя троллейбуса, когда выводила в квартире Виктора Петровича тараканов…
Не угадала.
— Моя любовь началась, когда он сделал мне предложение.
— Быстро расцвела, — невольно усмехнулась я.
А тетушка тут же насторожилась:
— Ты полагаешь? По-твоему, надо подождать, не торопиться, проверить свои чувства?
— Ни в коем случае! Чего вам ждать? (инсультов, инфарктов?) Быка за рога — и в загс. Про рога — фигура речи. Не станете же вы изменять Виктору Петровичу.
— Лида, как такое могло прийти тебе в голову? — возмутилась тетушка. — Я даже мужу не изменяла.
— «Даже» — ключевое слово. Я пошутила, не нервничайте.
Круговерть новогодних подарков набрала максимальные обороты к двадцать восьмому декабря и пошла на убыль. Если бы не похоронное настроение, я ликовала бы, получив столько презентов, в том числе от персон, которые стоят много выше меня.
В две тысячи седьмом году выходные начинались с тридцатого декабря и длились по седьмое января. Двадцать девятого в большинстве мелких контор, они же офисы, гуляют на службе. Конечно, можно пойти в ресторан, за полмесяца заказав столик, но ничто не сравнится с душевностью застолья там, где обычно вкалываешь как лошадь. Помпезные банкеты хороши в больших фирмах, им деваться некуда.
Как-то я совершила попытку сводить свою команду в ресторан отмечать наступающий Новый год. Официально, холодно, не сердечно. Другое дело — сдвинуть столы, уставить их снедью, приготовленной дома, выпить-закусить и предаться играм-конкурсам, которые заготовил компьютерный гений Игорек. И чего он прозябает в нашей конторе? Наверняка в кого-то влюблен. Не в Варю ли? Она как раз стол организует (кто какие блюда готовит) и декорацию помещения, после которой в январе половину документов не найти.
Кажется, в позапрошлом году случилось. Запарка у меня была нешуточная: сломался грузовик, не довез товар в супермаркет, телефон раскалился, генеральный по супермаркетам грозит дела с нами не иметь. Я клиентов успокаиваю, на водителя ору: «Хоть на себе тащи!» И тут в кабинет вплывает Варя:
— У нас проблема.
— Какая еще? — холодею.
— Кто будет яйца для оливье варить? Самое вкусное оливье, меня мама с детства приучила, которое смешивается и заправляется непосредственно перед употреблением.
Сначала я онемела, а потом завопила:
— Яйца для оливье? Мама приучила? Уйди с моих глаз! Покалечу!
С тех пор в нашей команде попутная мелкая проблема стала называться «яйца для оливье».
Максим, которому, естественно, рассказала, тоже взял на вооружение. И если ему казалось, что отвлекаются на частности, говорил: «Это ерунда, яйца для оливье, сварить может любой».
Мстительный подарок Назару я преподнесла-таки.
Он позвонил, продиктовал адрес квартирки, назначил время. Говорил, воркуя и самодовольно, как с девушкой, созревшей на сто процентов. Где были мои уши раньше? Что за фильтры в них воткнула? А глаза? Как они не рассмотрели этого битого молью Казановы?
— Еду, — пообещала Назару, стараясь придать голосу истому. На самом деле хотелось послать его, вспомнив бранную лексику, которой плохо владею. — Но сначала тебя ждет сюрприз, подарок. Прими его, пожалуйста!
— У меня тоже для тебя новогодний подарок, — медленно произнес Назар.
Определенно — никакого подарка не имелось, быстро соображал: что бы купить по дороге.