Кажется, он обеспечил маме бессонную ночь. Но уж очень не хотелось душить прекрасные порывы.
Марину предстоящее знакомство с Андреевой мамой и отчимом привело в большое волнение. Андрей не мог наблюдать без улыбки за ее суматошным заламыванием рук, слушать панические речи. Марина предлагала взять с собой Петечку.
— Отряд прикрытия? — потешался Андрей. — Туда три часа лету, одна ночь и три часа в самолете обратно. Зачем пацана мучить? И я представляю, сколько вещей вы с Петечкой напихаете. Фотографии возьмем.
— Андрей, я боюсь!
— Чего?
— Вдруг не понравлюсь твоей маме? Ты знаешь, как непросто складываются отношения свекрови и невестки? Понимаешь, что все девушки боятся матерей женихов?
— Не понимаю, девушкой никогда не был. И потом, надо по-честному. Я потел, когда твоей руки просил? Теперь твоя очередь. Кстати, я своей тещей очень доволен. Готов даже взять обязательство подучить биологию. Мои мама и отчим будут тебя на руках носить, уверен. Мне останется только следить, чтобы не уронили.
Еще сказал, что его отпуск по уходу закончился, пора браться за работу.
Портрет семьи
Настенька, семилетняя внучка Анны Ивановны, по дороге из школы сообщила:
— Сегодня у нас вместо двух уроков были психи.
— Кто? — насторожилась бабушка.
— Слово длинное, но я слышала, как учителя называют их психами.
— Психологи?
— Точно! Психороги!
Настя вместо «л» произносит «р» — картавит наоборот. Иногда. Логопед сказала, что у девочки проблем с дикцией нет. Просто она играет, дурачится, коверкая язык. Специальных упражнений не требуется, только воспитательное воздействие.
— Что с вами делали психологи?
— Задавали вопросы. Идиотские!
— Настя! Как ты выражаешься!
— Ладно! Они задавали, по-твоему, глупые вопросы. — Она делает паузу и нахально громко повторяет: — А по-моему — идиотские! И картинки заставряри рисовать тоже идиотские, как в детском саду!
Анна Ивановна знает, чего внучка добивается. Довести бабушку до белого каления. Разозлить, самой нареветься, потом броситься на шею и в приступе раскаяния уверять: «Бабулечка моя золотая! Я тебя очень-очень люблю! Я чуть-чуть ошиблась, а ты навсегда-навсегда меня прости!»
У Насти — от горшка два вершка, воробьиные коленки — внутри вулкан эмоций и энергии. На людях она себя кое-как сдерживает, а дома на «бабулечку ненаглядную» тайфун страстей обрушивает. Анна Ивановна дает себе слово не заводиться, но Настя напоминает:
— В рюстре рампочка сгорера, надо новую купить!
Анна Ивановна взрывается:
— Ты по-человечески будешь говорить? В люстре лампочка сгорела! Повтори! Или я не двинусь с места!
Они полчаса препираются у магазина электротоваров. Наконец после угроз лишить внучку телепросмотра бабушка добивается половинчатого компромисса. Поджав губы, Настя выдавливает:
— Ладно! В люстре рампочка сгорела. Довольна?
Ну, хоть что-то!
Через несколько дней психологи вызвали Анну Ивановну в школу. Завуч освободила свой кабинет для бесед с родителями проблемных детей.
— Анна Ивановна, — спросила молоденькая психологиня в стильных очках без оправы, — внучка живет с вами и вы ее воспитываете?
— Да.
— Хотя мама и папа Насти живы-здоровы?
— Да.
— Не алкоголики?
— Нет.
— Не хронические больные инвалиды?
— Вполне здоровы и цветущи.
— Родительских прав не лишены?
— Упаси бог!
— От ребенка единственного не отказывались?
— Никогда!
— Бытовые и материальные условия не скудные?
— Более чем удовлетворительные.
— Они любят своего ребенка?
— Очень!
Так некоторое время они играли в словесный пинг-понг, пока специалист по детской психике, сама в недалеком прошлом ребенок, не спросила прямо:
— Чем объяснить, что вы, бабушка, воспитываете ребенка, а не они, папа и мама?
У нее даже очки запотели от интереса. Как же! Случай! В диссертацию может войти!
— Так получилось! — ответила Анна Ивановна сурово, давая понять, что откровенничать не собирается.
Великим педагогам, у которых не было собственных детей, и психологам, которые вчера кушали в слюнявчиках, Анна Ивановна не доверяла.
Хотя никакого секрета нет.
Через три недели после рождения Насти стало ясно, что только бабушка Аня может с ней справиться. Неделю невестка с новорожденной лежала в роддоме. Вторую неделю сын, невестка и ее родители сходили с ума и каждые три часа вызывали «скорую» — ребенок орал, синел и корчился. На третью неделю Анна Ивановна стала приходить к ним и брать Настю на руки — ребенок мгновенно успокаивался, потешно чмокал губами. Остальные домочадцы тут же падали замертво, получив заветный отдых.
Жизнь Анны Ивановны превратилась в кошмар и гонки на выживание. Она работала в библиотеке горного института (двадцать пять лет стажа!), но теперь спала на службе — от звонка до звонка, от лекции до лекции. Во время лекций студентов немного, напарница справлялась, а завбиблиотекой привалится к стеллажам и дрыхнет. Звонок — сомнамбулой тащится на прием заказов. Гонг на лекцию — в закуток спать. После работы — к Насте, там все на последнем издыхании.
И так до восьми Настиных месяцев. Она уже стояла в кроватке. Ручками за перила уцепится — не оторвешь. И вопит! Мама, папа, бабушка, дедушка чего только не предпринимали! Кукольный театр перед ней разыгрывали, чтобы ложку каши уговорить съесть. Честно сказать — по попе младенца шлепали. Бесполезно! Анна Ивановна приходит — голодного ребенка накормит, укачает. Всем благодать, но попробуй Настю с рук спусти — мгновенно учует и рев поднимет.
Сыну и невестке Анна Ивановна заявила:
— Больше не могу! Я хочу спать! Хронически и всегда! Я устала жить в чужой квартире. Хочу домой!
