Подумаешь, невидаль — родная деревня, родная сестра! Двадцать лет жила без них и еще проживет сколько захочет. Ну их всех к черту!
Она поднялась с пня и решительно зашагала по скощенной траве в тяжелых туфлях. И все-таки чувство душевной тревоги не оставляло ее. Что-то сегодня надломилось, оборвалось в ее сердце...
У высокой, одиноко стоящей на взгорье сосны она услышала приглушенные, взволнованные голоса. Остановилась, прислушалась, вгляделась и тотчас же увидела круглую, коротко остриженную голову того молодого человека, что сидел рядом с ее племянницей Настей за ужином. И Настю она тут же увидела. Да и молодые люди, должно быть, заметили Нонну Павловну, зашептались быстро-быстро. Потом Настя встала и пошла навстречу тетке. А круглоголовый паренек исчез, — видимо, спустился к реке.
Настя подошла к тетке, обняла ее, сказала:
— Я завтра уезжаю. Мы прощаемся.
И заплакала. И Нонна Павловна неожиданно для себя заплакала вместе с ней. Заплакала даже сильнее Насти. Заплакала так, что Настя испугалась и усадила тетку на траву прямо в нарядном платье, которое та не успела подобрать.
Не только плач, но и лицо тетки удивило племянницу. Оно вдруг стало старым, пепельно-бледным. Или это лунный свет дает такую окраску?
А скошенные травы прямо-таки исступленно пахнут вокруг.
Прямо душу рвут они своим запахом.
Знакомство с Тишковым
Первым этого посетителя заметил секретарь райисполкома Акатьев. И хотя в посетителе не было на взгляд ничего необычного, Акатьев все-таки сразу встревожился.
Встревожился, правда, на одно мгновение.
«Не может быть, — тут же успокоил он себя, вглядевшись издали в этого неопределенного возраста человека, шедшего по коридору несколько неуверенной походкой. — Не может быть, что это сам Перекресов. Больно простоват. Это, наверно, какой-нибудь командировочный. Мало ли их...»
И Акатьев прошел в свой пасмурный кабинет: по случаю весны топить перестали, а солнце еще слабо греет, и от каменных стен отдает холодом. Он закурил, включил приемник и, однако, раньше чем диктор заговорил о весеннем севе, опять подумал: «А вдруг это все-таки Перекресов? Здорово похож лицом...»
Акатьев выглянул в коридор, но посетителя уже не видно было.
Посетитель прошел прямо в приемную. И Олимпиада Семеновна, тоже, как и Акатьев, слушавшая радио, даже не подняв глаза на вошедшего, сказала, что председателя нет, что председатель еще не приходил и что она в конце концов не может знать, где сейчас Сергей Варфоломеевич. Он, мол, приходит когда хочет. Может и вовсе не прийти.
— Как же это так? — мягко возразил посетитель. — Ведь начало занятий, кажется, в девять...
В этот момент и вошел в приемную Акатьев.
— А вы по какому вопросу? — спросил он, глядя на посетителя и внимательно и взволнованно.
— Да я, собственно, хотел видеть Сергея Варфоломеевича, — как бы замялся посетитель.
— По личному, что ли, вопросу? — еще раз поинтересовался Акатьев.
— Да нет, пожалуй, не по личному, — улыбнулся посетитель и сам спросил: — А вы кто?
И вот так он это спросил, как будто и просто и мягко, но все-таки с чуть уловимой строгостью, что Акатьев вдруг растерялся и, отбросив все сомнения, понял, что перед ним стоит действительно сам Перекресов, которого он видел до этого только один раз, и то в областной газете на снимке. Да и посетитель, когда Акатьев назвал свою должность и фамилию, сказал:
— Я Перекресов. Вот что, товарищ Акатьев: нельзя ли все-таки поискать Сергея Варфоломеевича?
Всех удивило не то, что Перекресов сюда приехал. И до Перекресова в Утаров приезжали не раз секретари обкома. Непонятно и просто загадочно было, на чем он прибыл, на каком, так сказать, виде транспорта.
Поезд очередной прошел через Утаров часа два назад. И едва ли секретарь обкома поехал бы на поезде. Проще же всего на машине — на «ЗИСе», на «ЗИМе» или в крайности на «Победе». Но никаких автомобилей близ райисполкома не было, когда Акатьев пешком пересекал площадь, чтобы лично известить председателя на квартире о таком неожиданном визите.
Марина Николаевна, веселая толстушка, поливала цветы на открытой террасе. Увидев Акатьева, она помахала ему рукой, потом поставила лейку и, кивнув на окна, приложила палец к губам, что значило: «Не шуми, Сергей Варфоломеевич спит».
— Перекресов, — сказал, тяжело дыша, Акатьев, даже забыв поздороваться.
— Что Перекресов?
— Перекресов приехал. Будите скорее Сергея Варфоломеевича. Вот сейчас начнется компот...
— Убил меня Терентьев, — тяжко вздохнул Сергей Варфоломеевич, когда Марина Николаевна наконец растолкала его на кровати и он с трудом уяснил, в чем дело. — Просто убил... Устроил, понимаешь ли, в такое время свадьбу своей дочки, оторвал от дела столько ответственных людей — и вот теперь, пожалуйста... Звони, Марина, к Коршуновым... Ой, да ведь и Коршунова-то нет! Ну, теперь все!
Сергей Варфоломеевич, заспанный, всклокоченный, вышел в столовую и, заметив в растворенную дверь Акатьева, стоявшего в передней, крикнул раздраженно:
— Да чего же ты там стоишь? Заходи!
— Вы не беспокойтесь, Сергей Варфоломеевич! — взволнованно начал Акатьев. — Что касается цифрового материала, у нас все под руками. Мы как раз вчера подбили итоги...
— Глупый ты человек, — слабо улыбнулся председатель. — Извини меня, но ты, ей-богу, глупый. Перекресову цифры не нужны. Это Виктор Иваныч любил цифры. Он за цифры и пострадал. А Перекресов, это известно, любит все поглядеть в натуре. Любит с черного хода зайти. Он вот так же, передавали, в Заюрск заехал. К нему кинулись с цифрами, а он говорит: «Назовите мне лучше, какие вы знаете сорта ранней капусты». Ну, и первый секретарь райкома тут же, на глазах у всех, и скапустился. Перекресов — это черт своего дела! — Сергей Варфоломеевич округлил глаза. — Боже мой, какая невиданная перестройка идет по всем вопросам, а мы, то есть вы, — строго посмотрел он в упор на Акатьева, — все норовите по- старому! Цифры! Сергей Варфоломеевич зажмурился, как от горького. — И к тому же эта глупая свадьба у Терентьева. Ну, скажи на милость, кто устраивает свадьбы ранней весной? Все добрые люди, в сельской тем более местности, приурочивают свадьбы к осени, после уборки хлебов. А у Терентьева дочь, видишь ли, торопится. Она с мужем едет на целинные земли. Представьте, какая срочность! И до трех часов ночи почти весь актив в такое горячее время поет песни. Славное, видишь ли, море, священный Байкал... Ну, кому это, спрашивается, нужно? И какое, допустим, дело мне до свадьбы дочери начальника раймилиции? «Нет, говорят, уважьте, Сергей Варфоломеевич, милости просим, а то мы, говорят, обидимся». Я зашел только поздравить молодых, а теперь вот, пожалуйста, десятый час утра, а я еще сплю...
Говоря все это, председатель завязывал галстук, причесывался, надевал сапоги, невольно нарушая последовательность этих операций. Потом нехотя, морщась, выпил стакан холодного молока, поданный Мариной Николаевной, и, не торопясь, обдумывая положение, пошел вслед за Акатьевым.
