(«Порой весёлой мая…». 1871)
Здесь же Толстой указывает на простое средство удержать пыл неистовых разрушителей:
Действительно, на память сразу же приходят такие идеологи нигилистов, как Максим Антонович и Юлий Жуковский, в конце концов сделавшие благополучную карьеру и дослужившиеся до высоких чинов — и это пример далеко не единственный.
Понятно, что выступление Алексея Толстого в «Русском вестнике» не прошло незамеченным. В сатирическом журнале «Искра» появилась ответная пародийная «Баллада с полицейской тенденцией». Не прошёл мимо и Салтыков-Щедрин. В «Дневнике провинциала в Петербурге» балладу А. К. Толстого читают на рауте у «председателя общества благих начинаний» отставного генерала Проходимцева. Тогда же Салтыков-Щедрин в письме Алексею Жемчужникову, не скупясь на слова, назвал русскую прессу «царством мерзавцев» и тут же прокомментировал: «Прибавьте к этому забавы вольных художников вроде гр. А. К. Толстого, дающих повод своими „Потоками“ играть сердцем во чреве наших обскурантов. Не знаю, как Вам, а мне особенно больно видеть, когда люди, которых почитал честными, хотя и не особенно дальновидными, вооружаются в радость обскурантизма, призывая себе на помощь искусственную народность»[80].
А. К. Толстого и русских радикалов разделяло прежде всего их отрицание так называемого «чистого искусства». Писаревского ниспровержения Пушкина он принять никак не мог. Правда, Алексей Толстой не уступал Дмитрию Писареву в запальчивости, когда писал, что «как бы дивные стихи Пушкина… ни истолковывались животными вроде Писарева, над которым да смилостивится Бог, истолкователи останутся животными, а Пушкин — поэтом
Он насмешливо переиначивает аргументы своего оппонента:
На небе же
(«Послание к М. Н. Лонгинову о дарвинизме». 1872)
Но, как это часто случается в России, подлинную славу блестящего сатирика А. К. Толстому принесли вовсе не эти стихотворения на случай, а то, что при его жизни существовало только в списках и в печать
