переносить какие-то встречи, а Тёма тоже обрадовался, но одновременно и заволновался, что мама приедет домой, когда он будет в школе. И он не увидит, КАК она приехала!
А папа ему сказал:
— Ты не волнуйся, я ее доставлю в лучшем виде! Но потом я как раз уеду на студию. Ничего не могу поделать — у меня дела. Так что ты после уроков сразу беги домой, мне на смену! И немедленно подключайся! Договорились? Учти — я на тебя надеюсь.
Тёма кивнул головой и сказал, что, конечно, папа может на него рассчитывать, он даже НЕ ПОНИМАЕТ, о чем тут может быть разговор, но, вообще-то, лично он считает, что в школу ему идти сегодня нет никакого смысла, потому что ничего существенного они сейчас не проходят, к тому же он все это уже давно выучил да и всегда успеет нагнать, если что.
— Учиться никогда не поздно! — мудро заключил свою речь Тёма, подняв палец вверх.
Тут папа почему-то вздрогнул:
— Где ты это слышал?
Тёма покраснел.
— Один мальчик сказал.
А потом шепотом спросил:
— Это что — плохие слова?
— Да нет… — папа замялся. — …Слова-то очень хорошие. Это из стихотворения прекрасного поэта, Гавриила Романовича Державина. Но просто их столько раз повторяли потом по совсем другому поводу и в другие времена, что они уже начали казаться смешными. И многие даже думают, что их вообще сказал другой человек… один политический деятель… а он изрядно всем надоел… и сильно навредил… поэтому хорошие слова как бы изменили свой смысл… не знаю даже, как тебе это объяснить…
— Ну папа! — Тёма пожал плечами. — Ты главное говори, не бойся! Я ведь уже не ребенок.
Папа кивнул.
— Я вчера это понял. У тебя первый урок сегодня какой?
— История, — вздохнул Тёма.
— Вот! Как раз! — обрадовался папа. — Очень удачно! Вот и скажи своему учителю истории, чтобы он тебе объяснил, как все это получилось. И иди уже наконец в свою школу, а то опоздаешь!
Тёма поплелся в школу и на уроке сразу поднял руку, чтобы задать вопрос про «учиться никогда не поздно». Но историк почему-то разозлился и сказал, что к ним это не имеет никакого отношения, потому что это было очень давно и тогда в нашей стране была совсем другая эпоха, а если кто не выучил про Куликовскую битву, то пусть так и скажет, вместо того чтобы увиливать и придумывать разные отговорки. Дальше Тёма вообще перестал слушать, а только считал про себя минуты и думал: «Сейчас, наверное, папа уже в больнице. Он ждет маму. А мама все не идет! А вдруг они ее сегодня не отпустят? Вдруг Тимофей передумал? Она же НЕ ВЫНЕСЕТ там больше ни одной минуты! И я тоже не вынесу без нее больше ни одной минуты». Тёма чуть не заплакал. Но вовремя вспомнил, что он в школе, НА ЛЮДЯХ и раскисать нельзя. Тём более он уже взрослый. Это даже папа признал. И на всякий случай Тёма грозно взглянул на Машку — школьную сплетницу и ябеду, которая что-то слишком уж пристально на него посматривала своими шустрыми и любопытными глазками. Тёма нахмурил брови — просто так, для острастки. А Машка фыркнула, скорчила обиженную физиономию и отвернулась.
Историк, к счастью, больше о Тёме не вспомнил. Он почти сразу перебил отличницу Веру, которая без запинки толково излагала по учебнику ход битвы на Куликовом поле, и стал дополнять ее рассказ такими цветистыми деталями и житейскими подробностями деяний коварного хана Мамая и отважного Дмитрия Донского, что казалось, он сам присутствовал на поле брани, а может быть, даже и рубился в этом великом сражении, проявив чудеса доблести и отваги.
По математике Тёма учился лучше всех в классе, и все привыкли, что к нему обращаются в сложных случаях и он сразу все решает, но на сей раз он даже не услышал, как математик вызвал его к доске. Потому что представлял себе, как папа с мамой ИМЕННО СЕЙЧАС подъезжают к дому и выходят из машины. А он, Тёма, в этот момент как дурак сидит в школе!
— Ты что это, Глазов? — спросил пораженный математик. — Что с тобой? Эх ты, КЛАССНАЯ ГОЛОВА…
И объяснил свою шутку.
— Это называется игра слов: Глазов — голова класса, потому что у него классная голова…
— …с ушами! — прошипела Машка, не забывшая обиду.
Все засмеялись.
— Маша, перестань! — строго сказал учитель. — Тёма — будущий математик! Он не может себе позволить быть рассеянным! Он должен защищать честь школы на городской олимпиаде!
Тёме стало совсем не по себе. Еще не хватало, чтобы за него ЗАСТУПАЛИСЬ! И чтоб его ВОСПИТЫВАЛИ! Он тут же почувствовал, что у него краснеют уши, — и от этого расстроился окончательно. Заикаясь от волнения и упрямства — а с ним этого с раннего детства не случалось, — Тёма сказал:
— Я н-не б-буду м-математиком!
— Что? — спросил пораженный учитель. — ТЫ? Не будешь? МАТЕМАТИКОМ? А кем же тогда ты будешь?
— Астрономом! — твердо и решительно ответил Тёма.
— Понятно! — рассмеялся математик. — То-то ты у нас сегодня в облаках витаешь!
— С луны свалился! — язвительным громким шепотом, так чтобы слышал весь класс, добавила Машка.
Все опять засмеялись.
— Маша, перестань! — сказал математик. — Астроному тоже нужна математика! Но я надеюсь, ты еще ОДУМАЕШЬСЯ!
— Я н-не од-д-ум-м-маюсь! — с трудом выговорил Тёма.
Но тут, к счастью, прозвенел звонок.
Тёма так разозлился, что на физкультуре изо всех сил отдубасил кожаную грушу, на которой отрабатывают боксерский удар.
Учитель физкультуры с изумлением посмотрел на него, как будто раньше никогда не видел, и даже слегка присвистнул:
— Вот тебе и шибздик!
— Чего? — спросил Тёма грозно. Заикание у него вдруг прошло — так же внезапно, как появилось.
— Да я так, — сказал физкультурник, разглядывая Тёму с неожиданным интересом. — А ну, повтори!
И сделал выпад.
Тёма повторил.
— А так? — сказал учитель и сделал стойку.
Тёма тоже встал в бойцовую стойку.
Физкультурник поморщился.
— Теперь давай так!
И он нанес по груше серию быстрых и точных ударов.
Тёма попробовал повторить, но сам понял, что получилось неважно.
— Нет, — покачал головой физкультурник. — Техника никакая. А главное, мало сил. Но напор у тебя — ого-го! Я было уж подумал…
— Что? — спросил Тёма, глядя на гладкий, без морщин, лоб учителя.
— Да нет, — задумчиво сказал тот. — Не потянешь…
— А что? — повторил вопрос Тёма.
— Да в конце учебного года соревнования. От параллельного класса есть претендент. Витюха Киселев. Вот это я понимаю! Пацан! А от вас — никого. Некому даже защитить честь школы! СПЛОШНАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ!
— Что? Витек? Это он-то — честь? — Тёма даже захлебнулся от возмущения. — Геннадий Петрович! Я подготовлюсь! Правда! Лучше я на соревнования пойду, чем на олимпиаду!
