Сам понимаешь, завтра я не могу, у меня выступление!» Из всей семьи кроме меня ликовал только дедушка. «Я приду на твой концерт во Дворец пионеров! — заявил он торжественно. — Только пой громче! Я плохо слышу!» Я пообещала дедушке петь громко, папа и бабушка вздохнули, а мама стала гладить мне школьную форму и стирать белый фартук. Таня предложила разучить со мной песенку про малинку. «Ты что! — ответила я ей гордо. — „Малинка“ — это для дошкольников! А у нас — СЕРЬЕЗНЫЙ ПАТРИОТИЧЕСКИЙ РЕПЕРТУАР!» — «О ГОСПОДИ, прости нас, грешных!» — сказала бабушка и пошла готовить ужин.
На следующий день мы поехали всем классом во Дворец пионеров. Там проходил слет школьных хоров на конкурс патриотической песни. Нам пообещали, что если мы хорошо выступим, то нас всех ПРИМУТ В ОКТЯБРЯТА. Я решила стараться изо всех сил. Теперь от меня зависела судьба всего класса.
Мы вышли на сцену Дворца пионеров. Нас построили по росту, как на уроке физкультуры, а впереди хора стояла ЗАПЕВАЛА. Это было очень красиво: у нас у всех были одинаковые школьные формы с белыми фартуками, косички с бантами, а у мальчиков — одинаковые серые костюмы и короткие стрижки. Перед нами был огромный зал, полный зрителей. В первый момент у меня екнуло сердце и стало страшно, но я тут же увидела дедушку, который сидел в первом ряду, приложив согнутую ладошку к уху, чтобы лучше слышать.
Дедушка тоже меня увидел и помахал мне другой рукой, в которой была газета «Правда». Я сразу почувствовала себя как дома и совершенно успокоилась.
Дедушка делал мне какие-то знаки, и я поняла, что это он мне говорит:
«Пой громче!» Я кивнула и приготовилась.
Заиграла музыка, а за ней вступила запевала:
Дедушка взмахнул газетой «Правда», и я запела вместе с солисткой, но даже еще громче и намного быстрее, чем она:
Припев подхватил весь хор:
Дедушка улыбался и дирижировал.
Ответили хору мы с запевалой.
Концерт прошел хорошо, и потом нас всех отвезли на Красную площадь и там приняли в октябрята, а потом еще повели в мавзолей Ленина, хотя наш хор занял последнее место в конкурсе. Но все равно дедушка был очень доволен, и у меня тоже было праздничное настроение, хотя я немного испугалась — в мавзолее было темно, Ленин лежал на ярко-красном покрывале, а лицо у него было освещено лампой и из- за покрывала казалось розовым. От страха я сжала кулаки и засунула руки в карманы курточки, и тут вдруг часовой, который стоял неподвижно, как статуя, ожил, наклонился ко мне и сказал строгим учительским голосом: «Вынь руки из карманов!»
А потом мы вышли на улицу, светило солнце, на груди у нас сверкали октябрятские звездочки, уроков в тот день не задали, и все было прекрасно. Мне очень понравилось петь в хоре, и я решила, что буду участвовать во всех концертах.
Во время репетиций учительница пения ходила по рядам и приговаривала: «Не понимаю, кто это мне весь хор портит?» Мне показалось, что она не должна так говорить, и вообще это было неприятно и неприлично и уж конечно, относилось не ко мне, потому что я пела ГРОМКО, но на всякий случай, когда она проходила мимо, я замолкала. «Наташенька робкая», — умиленно говорила учительница, а я скромно опускала глаза.
Так мне удалось продержаться довольно долго. Мы ездили на спевки, на слеты, на конкурсы, и всюду я СОЛИРОВАЛА вместе с запевалой, и даже как бы отдельно от нее. Родители удивлялись, но все-таки и радовались, что их ребенок поет в школьном хоре.
И так все было хорошо, пока однажды не стряслась беда. На одной репетиции меня слишком увлекла песня. Это была замечательная песня про пограничника, который стоит на посту и охраняет нас от врага, а враг затаился и подстерегает момент, чтобы пробраться через границу и навредить нашей РОДИНЕ. Я закрыла глаза и пела, представляя себе эту страшную картину:
И тут вдруг из-за спины я услышала вопль: «Так вот она кто!» Я решила, что это кричит враг из песни и что он напал на пограничника, подло подкравшись к нему сзади. Но кричала учительница музыки, впервые услышавшая мое пение на репетиции. У нее были страшные глаза, и я вдруг испугалась, что сейчас она ударит меня отравленным кинжалом, как враг пограничника. Но тут она, наверное, вспомнила, что вот уже почти год каждую неделю приходит к нам домой и разучивает с моей сестрой Таней гаммы и даже поет с ней песенку про малинку, и глаза у нее слегка подобрели. «Знаешь, Наташа, — сказала она, широко раскрывая передо мной двери актового зала, чтобы мне было удобно выйти из него навсегда, — ты лучше математикой займись!»
Это она плохо придумала, что сказать.
В общем, за год у меня все же появился немалый опыт пения в хоре, и я решила передать его уткам. Я стала петь им разные песни и сыпать корм всякий раз, как они отзывались и крякали. Вначале я попробовала спеть им про малинку, поскольку они были еще маленькие, но им эта песня не понравилась, тогда я спела ПАТРИОТИЧЕСКИЕ, правда, кроме той, про пограничника, — она мне почему-то вдруг надоела. Утки не реагировали. Я совсем уже было приуныла, но потом вдруг решила попробовать спеть им по- французски. Мой учитель французского Альберт Тигранович научил меня песенке про кораблик, который был такой маленький, что ни разу еще не выходил в море, — и неожиданно оказалось, что нашим уткам очень нравится эта песня. Как только они слышали первую строчку «Вот жил да был себе кораблик», они начинали громко и, как мне казалось, радостно крякать в такт мелодии, хлопать крылышками, вытягивать шеи и просить корма. «Ты подумай только, — сказала я Тане, — оказывается, это французские утки! Их
