кабаре «Бродячая собака», где ее муж выступил с приветственным словом в адрес нового течения. Известно, что новогодние праздники она провела в Петербурге – встречалась с друзьями и родственниками, читала свои стихи на вечерах. В числе прочих новых стихотворений наверняка звучало и это, опубликованное ею в том же 1912 году. В нем были следующие строки:
О другой тишине буду Бога молить,
Вышивать бесконечный узор,
Поведет меня медленно алая нить
Средь пустынь и сияющих гор.
Вышью я над водою оливковый лес,
Темных снастей кресты, рыбарей,
Бесконечную синь распростертых небес,
Красных рыб средь прозрачных морей.
И средь синего полога голубь взлетит
С ореолом прозрачных лучей;
И средь звездных полей будет дьявол разбит,
Вышью золотом взмахи мечей.
Пройдет почти 20 лет, и пророческие слова этого стихотворения будут воплощены ею, уже матерью Марией, в вышивке на евангельский сюжет…
Январь и февраль 1913 года – самый загадочный период в судьбе Елизаветы Кузьминой-Караваевой. Что происходило в эти месяцы в ее жизни? Кто находился рядом с ней? Именно в это время была зачата ее внебрачная дочь Гаяна. Значит, в Петербурге возле поэтессы появился некто, с кем у нее случился короткий роман? Судя по тому, как тщательно Лиза скрывала его имя, человек это был достаточно известный и, очевидно, несвободный. В то, что он являлся «простым человеком из Анапы», верится слабо.
Спустя годы она рассказывала, что в этот период внутреннего смятения однажды случайно встретила Блока и призналась ему, что хочет уехать из Петербурга. Может быть, в душе Лизы теплилась надежда, что Александр Александрович станет отговаривать ее от этого шага? Но этого не произошло. Блок задумчиво и, похоже, несколько машинально ответил:
– Да, да, пора. Потом уже не сможете. Надо спешить…
«Ранней весной 1913 года Елизавета Юрьевна бежала из Петербурга, – сообщает один из биографов. – От мужа, с которым уже практически разошлась, возлюбленного, от которого ждала ребенка, друзей, от Блока». Вольно или невольно подчеркивается, что ее возлюбленный, которому в скором будущем предстояло стать отцом, тоже находился в Петербурге.
Добавить здесь, к сожалению, больше нечего. Разве только то, что Гаяна, судя по сохранившейся фотографии, лицом ничем не походила на мать, имела весьма оригинальную и, скажем так, явно не славянскую внешность. Может быть, и имя ее – к примеру, производное от армянского Гаянэ?…
Видимо, узнав о грядущем материнстве, Лиза окончательно оставила мужа и весной 1913 года уехала из Петербурга в Анапу – к природе, земле и морю. Здесь она охотно работала вместе с местными жителями в своем имении на виноградниках. Писала стихи…
Что касается Дмитрия Кузьмина- Караваева, то он после отъезда Елизаветы в Анапу также надолго покинул Петербург: ездил по провинциям от землеустроительного ведомства. Во время Первой мировой войны занимался общественной и санитарной работой на фронте. В 1920 году принял католичество, в 1922-м оказался высланным из России. Служил священником русского католического храма в Берлине, воспитателем в мужском интернате. Преподавал в коллеже Святого Георгия под Парижем.
Встречался ли он здесь с бывшей женой? Да, они виделись, и свидетельство этого осталось в воспоминаниях его двоюродного брата, художника Дмитрия Бушена. Он писал о Е. Ю. Кузьминой- Караваевой:В сущности, она была одинока, и до замужества одинока, и даже, увы, после него. Поэтому они и расстались быстро с Митей. Он ввел ее в известные литературные круги, на «Башню» Вячеслава Иванова, но Вы, наверное, помните по ее воспоминаниям о Блоке, насколько чужой она ощущала себя там. То, что казалось, наверное, «блеском эпохи», ее не интересовало! Помню, когда мы с Митей шли к ней на улицу Лурмель перед последней мировой войной…
Дмитрий Владимирович закончил свои дни в Ватикане, где был главным хранителем библиотеки. Там и умер в 1959-м, на 73-м году жизни.
О разрыве с Дмитрием и рождении дочери Лиза сообщила Блоку в своем ноябрьском письме, как всегда, несколько сумбурном, когда речь шла о ее чувстве. (Разбивку в словах оставляем авторскую, равно как и слово «Верю», написанное с прописной буквы.) Письмо было отправлено поэту из Москвы – именно здесь в октябре родилась Гаяна. Отцом девочки в метрической книге анапского храма, где проходило ее крещение, был записан Д. В. Кузьмин-Караваев, но для многочисленной родни не являлось секретом, что этот ребенок появился «во грехе».
Москва. Собачья площадка, Дурновский пер., д. 4, кв. 13. 28 ноября 1913
Я не знаю, как это случилось, что я пишу Вам. Все эти дни я думала о Вас и сегодня решила, что написать Вам
Сначала вот что: когда я была у Вас еще девочкой, я поняла, что это навсегда, а потом жизнь пошла, как спираль, и снова, и снова – вниз, – но на том же самом месте бывала я. О себе не хочу писать, потому что
Ведь и в первый раз я не знала, зачем реально иду к Вам, и несла стихи как предлог, потому что боялась чего-то, что не может быть определено сознанием. Близким и недостижимым Вы мне тогда стали. Только теперь я имею силы верить, что это Вам нужно. Пусть не я, но это неизбежно. В каждый круг вступая, думала о Вас и чувствовала, что моя тяжесть Вам нужна, и это была самая большая радость. А тяжести я ищу.
С мужем я разошлась, и было еще много тяжести кроме этого. Иногда любовь к другим, большая, настоящая любовь, заграждала Вас, но все кончалось всегда, и всегда как-то не по-человечески, глупо кончалось, потому что – вот Вы есть. Когда я была в Наугейме – это был самый большой перелом, самая большая борьба, и из нее я вышла с Вашим именем. А потом были годы совершенного одиночества. Дом в глуши, на берегу Черного моря. (Вот не хочется описывать всего, потому что знаю, что и так Вам все ясно будет.) И были Вы, Вы. Потом к земле как-то приблизилась и снова человека полюбила, и полюбила, полюбила по-настоящему, – а полюбила, потому что знала, что Вы есть. И теперь месяц тому назад у меня дочь родилась, – я ее назвала Гайана – земная, и я радуюсь ей, потому что – никому неведомо – это Вам нужно. Я с ней вдвоем сейчас в Москве, а потом буду с ее отцом жить, а что дальше будет – не знаю, но чувствую и не могу объяснить, что это путь какой-то, предназначенный мне, неизбежный; и для Вас все это нужно. Забыть о Вас я не могу, потому что слишком хорошо чувствую, что я только точка приложения силы, для Вас вошедшей в круг жизни. А я сама – ни при чем тут.
Теперь о другом:
Боюсь я, что письмо до Вас не дойдет, потому что адреса я Вашего не знаю; вот уже 2 года, как узнать его мне не от кого; но почему-то кажется мне, что я верный адрес пишу. Слишком было бы нелепо и глупо, если бы письмо пропало. Хотя, может быть, время еще не пришло – и не исполнилась мера радости и страданий.
Ведь Вы все это знаете? Всякие пояснения были бы слабой верой.
Если же Вы не
Eлиз. Кузьмина- Караваева
Если бы я, я человеческая, осмелилась, я бы издала 2-ю книжку, чтобы взять к ней эпиграфом: «Каждый душу разбил пополам и поставил двойные замки». [4]
Е. К.-К.
Пошлю письмо и буду каждый час считать, ожидая Вашего ответа, что Вы его получили.
Видно, что послание это, несмотря на его путаность, выношено поэтессой, она очень долго писала его мысленно, не решаясь обратиться к любимому на бумаге. И вот наконец письмо написано и отправлено, пути назад нет…
Отца Гаяны она называет «простым человеком», очевидно, подчеркивая этим: она совершила все то, что предначертал ей Блок сразу после их первой встречи в 1908 году:
…я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и о небе.
Лиза настроена вполне решительно не только в личном: наступил новый, очередной этап ее жизни, когда бездействовать было нельзя. Она
