рассматривалось дело известной поэтессы, бывшего городского головы Анапы, эсерки Е. Ю. Кузьминой- Караваевой. Ее обвиняли в сотрудничестве с большевиками, а также в национализации санаториев и винных погребов, подвалов АО «Латипак». Ходили также непроверенные слухи, что она готовилась к покушению на Льва Троцкого и помогала… Фанни Каплан.
Обвинения против поэтессы оказались серьезными. Согласно кубанскому правовому документу – правительственному приказу № 10 от 12/25 июля 1918 года, в разработке которого в свое время принимал активное участие и Д. Е. Скобцов, ее могли приговорить и к высшей мере наказания. Однако умело организованная защита добилась вынесения очень мягкого, почти символического приговора: Елизавету Юрьевну приговорили всего лишь к двум неделям ареста на гауптвахте.
Именно в марте 1919 года произошел очередной кризис кубанского правительства, сформировался его новый состав, в котором намечалось оставить некоторых прежних деятелей, в том числе и Скобцова, и включить новых, в частности Ю. А. Коробьина.
Присяжный поверенный Коробьин не принадлежал к казачьему сословию. На процессе Кузьминой-Караваевой он выступал как адвокат, и смягчение ей наказания – во многом его заслуга.
Даниил Ермолаевич следил за ходом судебного процесса не только по рассказам Ю. А. Коробьина: как уже упоминалось, в екатеринодарской газете «Утро Юга» печатался подробный репортаж из зала суда. Неординарная личность подсудимой заинтересовала его; прошло совсем немного времени, и их познакомил Коробьин. Известно, что во время заключения председатель суда навещал Елизавету Юрьевну…
По некоторым данным, 18 ноября 1919 года состоялось венчание Даниила Скобцова и Елизаветы Кузьминой-Караваевой, урожденной Пиленко, в войсковом соборе Святого Александра Невского в Екатеринодаре. На свадьбе присутствовал известный летописец кубанского казачества Федор Щербина, автор «Истории Кубанского казачьего войска» и многих других книг.
Что свело вместе этих двух неординарных людей? Даниил Ермолаевич, вне всякого сомнения, всем сердцем полюбил эту необыкновенную женщину, которая встретилась на его жизненном пути. Но, надо признать сразу, он выбрал себе очень нелегкую долю: Елизавета Юрьевна вряд ли отвечала ему взаимностью. Тяжело пережив собственные невзгоды, так и не залечив сердечные раны, не разлюбив другого, далекого и единственного, она вышла замуж, как говорится, будто кинулась в омут с головой. Благодарность за помощь, за спасение, огромное уважение к этому человеку – вот чувства, которые ею владели. А быть благодарной эта женщина умела как никто другой…
После венчания (а скорее всего, после судебной истории) Елизавета Юрьевна отошла от политической деятельности. Она занялась домашними делами, воспитанием Гаяны, у которой наконец-то появился хотя бы отчим…
Для поэтессы начиналась вторая жизнь – совсем другая, не похожая на прежнюю. Впереди ее ждала эмиграция и долгий путь в Париж. И вечная разлука с Россией…Глава 9 Круги скитаний
О, стены милые чужих жилищ,
Раз навсегда в них принятый порядок,
Цепь маленьких восторгов и загадок, -
Пред вашей полнотою дух мой нищ.
Прильнет он к вам, благоговейно нем,
Срастется с вами… Вдруг Господни длани
Меня швырнут в круги иных скитаний…
За что? Зачем?
Мать Мария (Е. Кузьмина- Караваева)
Гражданская война приближалась к своему завершению, и Даниил Ермолаевич все чаще и чаще заводил разговоры об отъезде за границу. В марте 1920 года Красная Армия освободила Анапу от белых; произошел очередной переворот, власть переменилась. Для семьи белоказака, каким являлся Д. Е. Скобцов, в условиях поражения в Гражданской войне путь спасения был действительно один – в эмиграцию… Елизавете Юрьевне пришлось согласиться с разумными доводами мужа. Как она потом пожалеет об этой «минутной слабости»!
В конце марта 1920 года в числе беженцев из Новороссийска она вместе с шестилетней Гаяной и матерью Софьей Борисовной села на итальянский пароход «Барон Бек». Так начались их долгие скитания по чужбине… Тогда Елизавета Юрьевна, ожидавшая второго ребенка, от всей души надеялась, что отъезд этот временный, что они обязательно вернутся, но судьба распорядилась иначе.
Дорога, как и у многих бежавших из большевистской России, была сопряжена с большими опасностями, лишениями и страхом. «Они следовали путем, общим для многих и многих беженцев: от восточного берега Черного моря на юг, в Грузию; затем на запад, в Константинополь; затем в Белград. Часть путешествия совершалась без происшествий, часть переживалась как кошмар; так или иначе, в нем было мало отрадного, и чем дальше они удалялись от родины, тем труднее им было представить себе будущее», – писал один из первых биографов Елизаветы Юрьевны, православный священник отец Сергий (Гаккель).
Первый этап путешествия запомнился Скобцовым как самый тягостный. Пароход, на который они попали в Новороссийске, был переполнен до отказа. На верхних палубах помещались пассажиры первого и второго класса; под ними армянские беженцы; затем – палуба для овец; и наконец, трюм с остальными беженцами. Здесь царила полнейшая тьма. В трюме находился склад динамита, поэтому курить воспрещалось, и даже передвигаться было трудно и опасно. Кроме того, можно было легко наткнуться на раненых и нечаянно причинить им лишние страдания. В этом трюме, вместе с матерью и дочкой, находилась и Елизавета Юрьевна. Она опасалась, как бы среди этого хаоса не родился преждевременно ее ребенок, и очень тревожилась за мужа, с которым ее недавно соединила, а теперь разлучила Гражданская война.
После взятия Екатеринодара частями Красной Армии кубанское правительство в одночасье потеряло былую власть, и члены Рады сразу же оказались совершенно бесправными лицами. Даниил Ермолаевич вместе с другими бежал на юг, к Грузии, но грузины не пропустили на свою территорию кубанских казаков, разрешив въезд только членам Рады. Скобцов с грехом пополам добрался до Тифлиса, где его ждали жена и теща. Во время тяжелого странствия, в Тифлисе, родился единственный сын Скобцовых – Юрий.
Скобцовы не без приключений пересекли Кавказ. Затем Даниил Ермолаевич в составе комиссии генерала П. И. Кокунько по охране казачьих войсковых регалий эмигрировал в Турцию, где в конце 1920 года семья Скобцовых наконец-то воссоединилась в Константинополе. Но и этот город стал для них лишь временным пристанищем…
В декабре 1920-го около 16 тысяч казаков обосновались на острове Лемнос, называемом «островом смерти». Скобцовы прожили какое-то время на этой земле, где Даниил Ермолаевич продолжал заниматься общественной деятельностью и даже наладил выпуск рукописного журнала «Вольная Кубань». Отсюда около 5 тысяч человек отправились на строительные работы в Сербию. Так Скобцовы попали в Сремские Карловцы, где в декабре 1922-го у них родилась дочь Анастасия.
Вспоминала ли Елизавета Юрьевна о Блоке? Думается, она никогда не забывала о нем, еще не зная о том, что поэт доживает свои последние, трагические дни… Духовные и физические силы его быстро таяли.
Заботы. Молчание и мрак… Как безысходно все. Бросить все, продать, уехать далеко – на солнце, и жить совершенно иначе… Надо только надеяться и любить.
С горечью записал он это в дневнике. Надеяться – но на что? Любить – но кого?…
Сердце разрывалось от воспоминаний о разворованном и сожженном Шахматове. В роковой 1921 год скандал в доме поэта следовал за скандалом: Любовь Дмитриевна все больше не ладила с матерью Александра Александровича, заставляла ее ходить на барахолку продавать вещи. Та же, обиженная за сына, никак не могла смириться с бесконечными «увлечениями» невестки, с ее очередным романом, на сей раз – с актером Жоржем Дельвари: «С цепи она сорвалась буквально. Страшно ей жить хочется».
Блоку жить уже не хотелось.
С мая 1921 года поэт начал подводить печальный итог своей жизни. В последний раз отправился на прогулку с женой по любимым местам Петрограда. Разобрал свой архив, что-то сжег, что-то выбросил, что-то раздарил. Александр Александрович понимал, что дни его сочтены: постоянно держится высокая температура, мучают слабость и сильные боли в мышцах, бессонница… Странная болезнь, так и не определенная врачами, душила его, худоба сделала неузнаваемым, сердце разрывалось от боли, по телу пошла водянка. Как не хватало рядом кого-то близкого, одним лишь своим присутствием способного утишить эти страдания! К сожалению, такого человека рядом с поэтом не существовало…
«Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди», – последний раз записал Александр Александрович в дневнике 18 июня 1921 года. В воскресенье 8 августа Любовь Дмитриевна, Прекрасная Дама его юношеских стихов, закрыла поэту глаза…
Хоронил его весь Петербург. Но среди огромной толпы народа не было той, кому посвятил он известное свое стихотворение:
Здесь, на чужой земле, узнала Елизавета Юрьевна о кончине Блока. По свидетельству ее матери, горе ее было беспредельным.
Прихожу к нищете и бездолью,
Всю прошедши дорогу греха;
Помнить мертвенный лик Жениха
Я могу
