Стихи и эссе

смерти? старый поэт призывал к смеху как к высшей мудрости: 'Гамлет и Лир — веселые люди' — и повторял вечную заповедь мастеров:

Все гибнет, и все создается вновь,
Но мастер весел, пока творит.
Ляпис-лазурь

Этим же стоическим духом пронизана 'Великолепная пятерка', оденовская ода Носу, Ушам, Рукам, Глазам и Языку — пятирице человеческих чувств (five senses), хвалебная песнь, сочетающая глубочайшее разочарование современностью с метафизической надеждой. Вот как звучит первая строфа оды:

Мужайся, мудрый нос!
Служа, как старый пес,
Заботам современным,
Не сравнивай, дружок,
Их кислый запашок
С тем запахом блаженным
Священных древних рощ,
Где ты, являя мощь,
Стоял, оракул грозный,
Торжественно-серьезный!
Но это все в былом;
Теперь ты — мостик между
Устами и челом.
Внушай же нам надежду,
Врубаясь, как топор,
В космический простор
И прибавляя лоска
Всему, что слишком плоско;
Указывай нам путь
Сквозь тернии — к вершине,
Куда тебе отныне,
Увы, не досягнуть!

В этой символической картине, несомненно, чувствуются влияние английской поэзии абсурда, любимой Оденом с детства. Вспоминается замечательный Донг С Фонарем На Носу, блуждающий в 'злоповедном' лесу, вспоминаются другие носатые герои Эдварда Лира — вплоть до того Старичка у канала, что 'часто в канал свой нос окунал, и это его доконало'.

Однако использованная Оденом традиция уходит еще глубже, к средневековому жанру диалогов, или 'прений' — например, Души и Тела или Поэта и его Кошелька, — с присущей данному жанру амбивалентностью сакрального и комического. Это наследие всегда оставалось для Одена живым и актуальным[278].

VI

В 1939 году в возрасте тридцати двух лет Оден переехал в США. В 1972 году в таком же тридцатидвухлетнем возрасте (хотя и по совершенно другим причинам) перебрался в Новый Свет Иосиф Бродский. Вряд ли он мог не заметить, не отметить про себя этой 'календарной рифмы': поэты суеверны.

В новой стране — новые песни. Первым стихотворением, написанным в Америке Оденом, была неоднозначная в своих оценках элегия 'На смерть У. Б. Йейтса'. Однако концовка элегии написана не только в ритме, но и в духе стихотворения-завещания Йейтса 'В тени Бен Балбена'.

Верьте в ваше ремесло,
Барды Эрина! — назло
Этим новым горлохватам,
В подлой похоти зачатым,
С их беспамятным умом,
Языком их — помелом.
Славьте пахаря за плугом,
Девушек, что пляшут кругом,
Взгляд монаха в клобуке,
Гогот пьяниц в кабаке;
Пойте о беспечных, гордых
Дамах прошлых лет и лордах,
Живших в снах и вбитых в прах,
Пойте щедрость и размах —
Чтоб навеки, как талант свой,
Сохранить в душе ирландство!

У. Б. Йейтс

Пой, поэт, с тобой, поэт,
В бездну ночи сходит свет,
Голос дерзко возвышай,
Утверждай и утешай[279]…

У. Х. Оден

С этого момента, как бы вопреки собственной воле, Оден все больше попадает под влияние интонации Йейтса[280]. Это особенно заметно уже в стихотворении '1 сентября 1939 года'. Волны злобы и страха, плывущие над землей; Европа, сходящая с ума; люди как заблудившиеся дети, боящиеся темноты; воинственная чепуха политиков; мир, погрязший в глупости и в темноте — все это отзвуки и вариации 'Второго пришествия' Йейтса:

Все шире — круг за кругом — ходит сокол,
Не слыша, как его сокольник кличет;
Все рушится, основа расшаталась,
Мир захлестнули волны беззаконья;
Кровавый ширится прилив и топит
Стыдливости священные обряды;
У добрых сила правоты иссякла,
А злые будто бы остервенились…