У обитателей жилищ Мальты и Бурети в долгие зимние дни и ночи оставалось время для занятий искусством. Превосходный материал для косторезов давала охота на мамонта. У них в распоряжении находилась драгоценная, по понятиям нашего времени, слоновая кость. Они, видимо, пользовались деревом, а не только костью для своих изумительных художественных работ: для скульптуры и орнаментальных произведений. Подобно эскимосам, люди Мальты и Бурети, взявшись за руки, пели, танцевали под звуки древних инструментов, которыми могли быть, например, архаической формы бубны и флейты, танцевали исступленно, в бешеном ритме кругового танца — хоровода, двигаясь по солнцу.
Притом, а это стало ясно с первого же взгляда, в Мальте и Бурети художественная школа была принципиально иная, чем в Иркутске: со своими, в корне отличными художественными традициями, особыми эстетическими взглядами и вкусами. В материалах раскопок стоянки у Военного госпиталя представлен какой-то абстрактный мир: загадочные длинные стержни с расширениями, шары. «Абстракционисты» палеолита из поселения у Военного госпиталя жили в каком-то ином, загадочном интеллектуальном мире. Они удивляют нас и теперь тем, что пользовались каменными клинками, похожими на неолитические наконечники стрел и копий. Они выделывали из глины какие-то непонятные для нас предметы.
Мальтинцы, напротив, изображали мамонтов, лебедей, змей, а иногда и женщин. У мальтийцев было богатое, наполненное реалистическим пафосом искусство. Его сюжеты не только отражают уже достаточно сложное общественное устройство первобытной родовой общины, но и вводят нас в духовный мир людей ледникового периода. В живых образах палеолитического искусства мальтийцев чувствуется не только наблюдательность и художественная фантазия, но и качество не менее высокой ценности: зачатки астрономических наблюдений и математических знаний, навыки счета.
Так вставала новая большая загадка, настоящая тайна: каково отношение друг к другу носителей этих двух столь контрастно противостоящих сибирских культур ледниковой эпохи — Мальты и стоянки у Военного госпиталя?
Кто они — аборигены, коренные племена или пришельцы? А если они проникли в Сибирь извне, то откуда и когда именно? С этого момента и развернулась в науке дискуссия, которая длится и по сей день. Дискуссия началась еще до открытий в Сибири, когда во Франции стали известны ученым первые памятники замечательной мадленской культуры верхнего палеолита. Они сразу же вызвали близкие этнографические аналоги с культурой племен, и сейчас населяющих северные области планеты. Речь идет об эскимосах, обитателях Аляски, Гренландии, а также азиатского побережья, Берингова пролива.
История этого народа интересна уже тем, что в сознании ученых она давно сплетается с историей исчезнувших палеолитических племен Европы, которые оставили в глубине пещер потрясающие своей реалистической силой изображения мамонтов, носорогов и диких быков.
Что же касается сибирских находок — конкретно в Мальте и Бурети, то дискуссия об их происхождении начата была основоположником марксистской науки о палеолите, нашего советского палеолитоведения академиком АН УССР П. П. Ефименко. Именно он своим опытным глазом первый увидел в каменных изделиях из Мальты и Бурети нечто принципиально новое.
В находках И. Савенкова при раскопках на Афонтовой горе в Красноярске или в материалах, собранных Б. Петри при раскопках на Верхоленской горе в Иркутске, преобладали массивные крупные орудия из расколотых речных галек. Здесь же, в Мальте и Бурети, были орудия, сделанные из отщепов и пластин. И эти мелкие орудия поразительно напоминают те, которые П. П. Ефименко нашел при раскопках на Украине, на Черниговщине — в Мезине. Ему, тонкому знатоку мирового палеолита, человеку с колоссальной эрудицией, пришли в голову и более далекие западные аналоги, и в первую очередь французские!
Кроме каменных орудий, также не сибирский, а чисто европейский облик имеют и замечательные художественные изделия Мальты и Бурети: в первую очередь женские фигурки, вырезанные кремневым резцом из бивня мамонта.
Конечно, в искусстве палеолитических охотников из Мальты и Бурети много своего, специфического. Например, скульптуры летящих водоплавающих птиц, скорее всего гагар. Таких птиц нет ни в каком другом собрании предметов палеолитического искусства, они не публиковались ни в одном исследовании. Таковы и одетые, а не обнаженные, как в европейских палеолитических местонахождениях, женские статуэтки.
Но ведь и в самой Европе, в том числе и в России, на разных памятниках явственно выступает специфический «почерк» древних скульпторов. На общей основе реалистического творчества мастеров ледниковой эпохи обнаруживаются свои, местные традиции, собственные школы. Что же удивительного, что такая школа со свойственными ей особенностями стиля существовала на берегах Ангары 20 тыс. лет назад одновременно с мезинской на Украине или костенковской на Дону?
Как все-таки возникла культура Мальты и Бурети: в результате проникновения на восток группы палеолитических охотников? Или, напротив, она произошла на месте, на основе влияния сходных природных и социальных условий? Конвергентным путем? Прав ли был П. П. Ефименко, прослеживая тонкие, но явственные нити, которые ведут на Дон и Днепр? Или же правы те, кто видит здесь конвергенцию? Так думает, например, крупный знаток палеолитического человека и его культуры О. Н. Бадер. К этому же склоняется историограф палеолита Сибири В. Е. Ларичев.
Понятно поэтому волнение, которое овладело специалистами, когда они увидели новые находки, притом именно там, где можно было, скорее всего, встретить своего рода временную остановку, передышку палеолитических охотников, путешественников, переселявшихся с запада на восток. Это произошло между нынешним Иркутском и Свердловском, в старом русском городе Ачинске.
Заслуга открытия Ачинской палеолитической стоянки целиком и полностью принадлежит энтузиасту-геологу Г. Авраменко. Стоянкой это поселение ледниковой эпохи можно назвать только с оговоркой, условно, в такой же мере, как поселения в Бурети и Мальте. Теперь и в Ачинске, если верить отчетам исследователей, обнаружены остатки чудом сохранившегося жилища, такого же, как в Бурети и Мальте,— из костей мамонта.
Это первая черта, сближающая культуры ачинских палеолитических строителей с тем, что характерно для Бурети и Мальты: поселки с прочными домами из костей вымерших животных ледниковой эпохи. Иначе говоря, тот же хорошо нам знакомый уклад жизни и домостроительства, который в такой же степени характерен для первобытной Ангары, как для палеолитического Дона или Украины.
Вторая черта: существование достаточно зрелого искусства, связанного с охотничьей магией. Среди прочих изделий в Ачинске уцелела уникальная вещь, несущая в себе представления о производительной силе природы, культе магии плодородия: фигурка, вырезанная из бивня мамонта. Отсюда следует, что на Ачинской стоянке разыгрывались хорошо известные нам по этнографическим материалам ритуальные обряды. Наряженные в шкуры палеолитические охотники плясали, прыгали, лицедействовали. Зарождался своего рода театр, далекий предшественник настоящего театра.
Третья черта: вместе с крупными орудиями из галек в каменном инвентаре Ачинской стоянки оказались чисто «европейские» по облику изделия из узких и тонких ножевидных пластин, в точности как в Мальте и Бурети. Что всего важнее, они были снабжены с боков специально сделанными выемками. Такие выемки характерны для пластин Мальты, а также для находок из европейских поселений ориньякского облика. Снова Европа, Восточная и даже Западная.
Общий вывод таков: 20 тыс. (дата Бурети — 21 тыс. лет) лет назад маленькими группами с запада через Урал проникли на Ангару охотники на мамонтов. Они сделали остановку на месте нынешнего Ачинска, дошли до Томска, а затем прочно осели в Бурети и Мальте, где построили свои поселки из костей мамонта и носорога.
Сходство находок в Мальте и Бурети настолько велико, что не остается сомнений в родственных отношениях обитателей этих поселков. Это были члены одной и той же общины, оставившие после себя в наследство такое культурное богатство, которому ныне нет цены. Быть может, они пришли сначала в Буреть. Оттуда ушли в Мальту. Об этом свидетельствует скудность находок в Бурети сравнительно с Мальтой: они ушли оттуда, забрав свое имущество.
В Мальте же, вероятно, произошла трагедия. Мальтинцы могли стать жертвой нападения врагов или погибли в результате эпидемии. Дальнейшая судьба их теряется во мгле тысячелетий. Во всяком случае, до
