ваши страдания и желаю положить им конец… Ваши короли уступили мне свои права на испанскую корону. Но я не хочу властвовать над вами. Я желаю одного: приобрести право на вечную благодарность и вечную любовь ваших потомков. Ваша монархия устарела и цель моя — обновить ее. Я постараюсь исправить ваши учреждения, доставить вам благодеяния реформ. Вам дана будет конституция, которая объединит благодетельную власть государя со свободой и правами народа. Вспомните, наконец, чем вы были и чем стали теперь. Верьте будущему, потому что я хочу, чтобы память обо мне дошла до отдаленных ваших потомков и чтобы они признали меня возродителем вашей родины». Но в то же время были приняты им и более практичные меры. Мюрату отдан приказ созвать хунту, кастильский совет и мадридскую думу и запросить о том, кого из членов императорской семьи они желали бы видеть своим королем. Приказ был исполнен так, как того желал Наполеон, наметивший уже в короли Испании своего старшего брата, тогда неаполитанского короля, Иосифа, и власти Испании в раболепных выражениях прислали ожидаемый ответ. «Короли в Байонне, — гласило решение соединенного собрания, — не могли ярче доказать свою привязанность к народу, как признанием того, что счастье Испании всецело связано с политикой императора. Долой Пиренеи — в этом заветное желание истинно испанских испанцев. Всякий принц королевской семьи дал бы Испании ручательство в могуществе. Но Испании принадлежит право просить о привилегии. Ее трон стоит на большой высоте, и восседать на нем надлежало бы старшему из высоких братьев вашего величества. Его мудрость и добродетель внушают всем чувства уважения и восторга». Наполеону оставалось лишь снизойти к мольбам «представителей испанского народа», но ему мало было и акта «добровольного» отречения испанских королей и раболепного преклонения перед его волей испанского высшего чиновничества. Послание кастильского совета было лишь признанием факта. Наполеон желал, чтобы торжественно было признано страной и самое право, и, по его приказу, Мюрат направил в Байонну представителей народа, долженствовавших изобразить собою не то древние кортесы, не то собрание нотаблей. Вызваны были представители всех brazos, сословий: духовенства, дворянства в лице 10 грандов и рыцарства, среднего сословия в виде депутатов от городов (37), затем депутаты от колоний и представители армии и флота, университетов, торговых компаний, в общем числе 150 человек. Вся Испания, по мысли Наполеона, должна была сказать свое слово. О какой-либо самостоятельности решений собрания, понятно, не могло быть и речи: указание, сделанное одним из приверженных Наполеону лиц, на опасность созвания кортесов в чужой стране, а не в самой Испании, — опасность в смысле возбуждения сомнений в народе относительно законности решений собрания, было оставлено без внимания, как без внимания остался и тот факт, что из 150 явились только 91 депутат. Им предложено было утвердить выбор нового короля, в лице Иосифа Бонапарта, бывшего неаполитанского короля, а затем 20 июня 1808 г. была и выработана и октроирована Наполеоном та конституция, которая, согласно обещанию Наполеона в его манифесте к испанской нации, должна была оживить и осчастливить страну. Прочтена она была более для сведения: словесное ее обсуждение было воспрещено, ибо «обсуждение только запутало бы и затемнило дело»; депутатам предоставлено было право представить имевшиеся замечания, которые должна была рассмотреть специальная комиссия. 20 июня состоялось внесение проекта, а уже к 24 все было принято и готово, а 6 июля все кортесы приняли присягу новой конституции. То был сколок с знаменитой конституции 18 флореаля XII г., только ухудшенной для пользы Испании. Единственной уступкой «испанскому национальному духу» было лишь заявление, внесенное в текст и гласившее, что католическая религия есть единственно господствующая религия, при которой нетерпимы всякие иные. В остальном все почти было ново для страны, все октроировано по французским образцам. Единственным органом народного представительства была палата депутатов, которая должна была формироваться по образцу байонского собрания. В нее входило 25 архиепископов и епископов, 25 представителей дворянства, все по назначению короля, 40 депутатов от областей (выбранных из членов хунт), 30 депутатов от городов (из муниципальных советников), 22 представителя американских колоний. Сверх того, 15 депутатов от университетов и торговых палат по назначению от короны. На 172 депутата 80 были по назначению. Компетенция и права собрания определены не были. Ему было предоставлено право раз в три года вотировать бюджет, но обсуждение и бюджета и других вопросов происходило при закрытых дверях, облекалось тайной под угрозой обвинения в мятеже в случае открытия и разглашения тайны. Но и такое собрание представлялось опасным, и его ограничили созданием сената из 24 членов, по назначению, но пожизненно, избираемых королем из числа престарелых высших лиц гражданского и военного ведомств, т. е. из среды чиновничества. Лишенный законодательной инициативы и права обсуждения законов, он являлся органом охраны личных прав, неприкосновенности личности, наблюдения за применением законов о печати, но все это лишь в узких и неопределенных пределах, и на него возложена была иного рода функция: издавать чрезвычайные меры или, в случае нужды, — но и в этом случае, как и в предыдущем по требованию короля, — отменять действие конституции. Министры назначались королем, каждый действовал самостоятельно в своей сфере, подлежал здесь ответственности; но о совете министров не сказано было ни слова: его не создали по принципу.
То была не более, как пародия на конституцию. Она не создавала ни свободы, ни гарантий этой свободы. Все остальные статьи этой конституции: провозглашение равенства всех пред законом, уравнения всех в отношении налогов, отмена вотчинной юстиции, сеньериальных прав и привилегий, отмена пыток, реформа суда, отмена внутренних таможен — все это было повторением того, что октроировалось и другим завоеванным и присоединенным странам, но что фактически оставалось на бумаге.
9 июля в сопровождении четырех пехотных полков и блестящей свиты из испанских грандов и байонских депутатов выехал новый король в свое королевство, разделяя надежды и уверенность Наполеона в том, что с Испанией он справится так же, как и с Неаполем и как справлялись ставленники Наполеона и в других странах.
Восстание 2 мая 1808 г. (Гойя)
Вот как описывает Марбо сцену, изображенную Гойей: «Гвардейская кавалерия продолжала свой путь под градом пуль вплоть до площади Puerta del Sol. Там Мюрат бился с огромной, плотной толпой вооруженных людей, между которыми было много испанских солдат, стрелявших картечью по французам. Увидя мамелюков, которых они боялись больше всего, испанцы все-таки пытались оказать сопротивление. Но их решимость длилась недолго: настолько вид
И уверенность его и особенно Наполеона была, по-видимому, не без оснований. Издавна Наполеон следил за всем происходившим в стране, знал хорошо военное положение дел в Испании, ее ресурсы, ее силы. За последние месяцы, предшествовавшие разыгравшейся в Байонне комедии, он получал самые подробные данные от Мюрата о финансовом и военном состоянии страны. Шедшая на абордаже французской политики с конца XVIII в., покорная и трусливая пред директорией, Испания, под влиянием страха, предалась в руки Наполеона, была втянута в европейские войны и поплатилась своим флотом, потерпевшим страшнейший урон при мысе С. — Винсенте и затем во время Трафальгарской битвы — из флота в 76 линейных кораблей и 51 фрегата, при Карле III, к 1808 г. осталось лишь 6 годных в дело линейных кораблей и 4 фрегата. Гавани были засорены, магазины и арсеналы пусты, верфи бездействовали. Подрядчикам казна должна была 13 млн. реалов, из 5 тыс. рабочих на верфях осталось не более 700, которые сидели, сложа руки, и, не получая платы, шли нищенствовать, или грабить, или заниматься прибыльным контрабандным ремеслом. Жалованье матросам и низшим служащим уплачивали плохо, и пришлось в 1808 г. продать запасы железа, меди и других материалов, чтобы заплатить им. Платили лишь высшим чинам, число которых по случаю каждого торжества росло и множилось, когда нужно было дать новый титул любимому Мануелито. К концу 1807 г. во главе жалкого оставшегося флота из 15 судов стояли: один гран-адмирал, 2 адмирала, 29 вице-адмиралов, 63 контр-адмирала, 80 капитанов линейных кораблей, 134 капитана фрегатов, которые все получали крупные оклады по рангу, когда низшие
