следовало ожидать. По существу она имела целью позондировать почву и, если возможно, узнать планы Наполеона. Открыла она только одно, что Наполеон готовится и хочет войны. Чернышев, давая отчет о своей поездке, настаивает: 1) на скорейшем заключении мира с Турцией, 2) на необходимости скорее вторгнуться в Германию и привлечь на свою сторону Пруссию и угнетенные народы, 3) потребовать от, Наполеона оставления прусских крепостей и вместо Ольденбурга, отдать Данциг с округом, 4) продолжать переговоры, чтобы выиграть время в ожидании еще большего ослабления Наполеона в связи с испанскими делами. По существу — были осуществимы только первое и четвертое предложения. Второе же могло явиться программой для будущего, но в данное время являлось только политической утопией.
Положение Наполеона, благодаря испанским делам, было не из блестящих, и уже это заставляло его переговорами поддерживать мнимую дружбу с Россией. В этом совпадали точки зрения Чернышева и Наполеона, решившего в этих целях заменить Коленкура Лористоном. Прощаясь с французским послом, который все время продолжал уверять Наполеона в миролюбии русского государя, Александр сказал следующие характерные слова: «У меня нет таких генералов в России, я сам не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты, преданный мне народ, и мы скорее умрем с оружием в руках, нежели позволим поступить с нами, как с голландцами и гамбургцами. Но уверяю вас честью, я не сделаю первого выстрела. Я допущу вас перейти Неман и сам его не перейду. Будьте уверены, что я не объявлю вам войны; я не хочу войны; мой народ, хотя и оскорблен отношениями ко мне вашего императора, но так же, как и я, не желает войны, потому что он знаком с ее опасностями. Но если на него нападут, то он сумеет постоять за себя». Положение Наполеона к началу 1811 года было не блестящее. Неудачная испанская кампания отвлекала его внимание от средней Европы, заставляя в то же время с необыкновенной чуткостью прислушиваться к настроению европейского и французского общества. Континентальная система трещала по швам. Англия не просила о мире и не думала сдаваться, хотя переживала тяжелые финансовый и экономический кризисы. Россия отступила от принципов континентальной системы. Швеция готова была сблизиться с Англией. В эту же сторону смотрела и Пруссия. Конечно, при таком стечении обстоятельств Наполеон не мог и думать о скором начале кампании. Необходимо было позондировать своих «вассалов», убедиться в их верности и потребовать от них соответствующих вооружений, а до тех пор поддерживать фикцию дружеских отношений с Россией. Это затруднительное положение было учтено державами.
Поддерживая мирные отношения с Россией, Наполеон, как и Александр, вырабатывали план будущей войны, и оба пришли к одному и тому же решению — целесообразности наступательной войны. Кто первый осуществит свое намерение — вот, конечно, какие думы могли волновать в этот момент обоих союзников.
Лористону, приехавшему на смену Коленкура, пришлось уверять в дружбе Наполеона и укреплять фактически прекративший свое существование союз. Фальшивость положения Лористона сказалась в его отношениях к Александру. Между государем и послом не было той сердечности, хотя и внешней, которая была в отношениях с Савари и Коленкуром. Государь часто не обращал на посла никакого внимания и не удостаивал его разговором. А если разговоры и бывали, то впечатление от них оставалось неприятное.
Тем не менее, Лористон был убежден в миролюбии Александра и искренности его слов и намерений и в таком духе составлял свои донесения Наполеону. Близость развязки чувствовалась, обе стороны слишком нервничали и волновались. Наполеон боялся, что русские начнут войну, и, при некоторых удачах, все верные вассалы перейдут на сторону России. Александр не решался привести свои слова в действие и отделывался только бряцанием оружия, дрожа перед мыслью о возможном восстановлении Польши.
Несмотря на напряженное состояние обеих сторон, Румянцев снова делает попытку сговориться с Наполеоном. Он предложил потребовать от французского правительства в виде компенсации за герцогство Ольденбургское часть Варшавского герцогства, с присоединением к Саксонии Эрфурта с округом. Но и это соглашение не состоялось.
Лористон (Жерара)
Инцидент, происшедший на аудиенции (3) 15 августа 1811 года, лучше всего говорил, что Наполеоном война была решена, и что всякого рода переговоры совершенно бесполезны. В присутствии всего дипломатического корпуса Наполеон около двух часов говорил с Куракиным. Речь его была очень резка, определенна и не допускала никаких кривотолкований. В ней сказалось и оскорбленное самолюбие и раздраженное состояние духа, и в то же время она была очень смела и дышала уверенностью, хотя в характеристике внешней политики России не было сказано ни одного слова, которое не было бы произнесено раньше. Заканчивая свою речь, Наполеон сказал:
«Вы надеетесь на ваших союзников. Где они? Не на австрийцев ли, с которыми вели войну в 1809 г. и у коих взяли область при заключении мира? Не на шведов ли, у которых отняли Финляндию? Не на Пруссию ли, от которой отторгли часть владения, несмотря на то, что были с ней в союзе? Пора нам кончить эти споры. Император Александр и граф Румянцев будут отвечать перед лицом света за все бедствия, могущие постигнуть Европу в случае войны. Легко начать войну, но трудно определить, когда и чем она кончится. Напишите вашему императору о всем, что от меня слышали. Я уверен, что он обсудит, как следует, наше общее дело».
Слова Наполеона были немедленно сообщены послом императору, ответившему Куракину, что это не охладит его дружественных отношений к Наполеону, но он протестует против тех слов, где говорилось о его желании приобрести часть Варшавского герцогства. Он никогда и не думал о каком бы то ни было расширении границ своей империи.
Разговор с Куракиным — почти объявление войны, и действительно, с этого времени обе стороны весьма интенсивно готовятся к войне. Во время этих приготовлений от Наполеона не скрылось воинственное настроение антифранцузской партии Пруссии во главе с Гарденбергом, боявшейся уничтожения Пруссии Наполеоном. У Гарденберга является план заключения коалиции с Россией, — превратить Россию в центр, вокруг которого сплотятся националистические элементы Германии. Письмо Гарденберг от 16 июля заключало формальное предложение коалиции при условии, если русские войска приблизятся до средины Пруссии, что обеспечивало ее от всяких опасностей со стороны. С этой целью и Шарнгорст поехал в Царское Село, но переговоры кончились ничем. Прусский проект показался фантастическим даже Александру. К тому же: Пруссия требовала очень многого и в то же время, со своей стороны, ничего не давала. Страхи прусских патриотов относительно намерений Наполеона по поводу Пруссии были довольно преувеличенными. У Наполеона не было намерения уничтожить Пруссию, не даром австрийский проект раздела Пруссии не встретил в Наполеоне сочувствия. Для Наполеона было выгоднее заключить союз с Пруссией и заставить ее принять участие в походе. Да и прусскому королю приходилось отказаться от своих политических мечтаний и согласиться на заключение союзного договора с Францией, о чем 24 февр. (7 марта) 1812 года Фридрих-Вильгельм III уведомил Александра.
Австрийское правительство, руководимое Меттернихом, не колебалось ни одной минуты: 2 (14) марта 1812 г. заключило договор с Францией. Слова Наполеона о полной изолированности почти оправдались, так как Александр нашел союзника лишь в Бернадоте. Удачные движения на Дунае привели к желанному миру с Турцией 16 (28) мая[5], хотя его условия и не соответствовали действительным намерениям правительства. Готовясь к войне, правительство почти стояло на реальной почве и забывало о своих прежних фантастических планах. Впрочем, последние иногда возрождались с новой силой. Так, посылая Чичагова в княжества, Александр дал ему собственноручную инструкцию, в которой намечал план действий России среди славянских народностей на Балканском полуострове для возбуждения их против Австрии за ее «коварное» поведение. Из сербов, венгров, босняков, далматцев, черногорцев, кроатов, иллирийцев образуется армия, которая будет серьезно угрожать правому крылу французской армии, в результате чего будет завоевание Боснии, Далмации и Кроации и захват Триеста, и тогда, установив сношения с англичанами, нужно стремиться пробраться в Тироль и Швейцарию. Конечно, теоретически все это было умно и целесообразно, но, в общем, весь этот проект — только одна фантазия. Первые месяцы 1812 года прошли в приготовлениях к войне — собиранию армии, ее передвижениях, снабжении ее необходимыми припасами. К концу мая все необходимые приготовления были сделаны, и обе стороны считали себя готовыми к войне, и чрезвычайно было затруднительное положение Куракина, который, не получая никаких новых инструкций от правительства, по-прежнему должен был поддерживать двойственный союз, на который уже, однако, никто не обращал
