Он у плен забрал, В Сибирь-город сослал — как Румянцев турок.
К этой схеме, не очень содержательной, иногда механически прицепляется начало искусственной, мало обнародневшей песни о Румянцеве:
От своих чистых сердец Совьем Платову венец, На головушку наденем, Сами песню запоем. Сами песню запоем, Как мы в армии живем и пр. Или зачин песни о Лопухине (из эпохи прусского похода):
На зеленом на лугу Стоит армия в кругу, Лопухин ездит в полку и «венок» Румянцеву, не без влияния традиционных мотивов народной лирики, создают такой запев:
Мы гуляли во лужках, забавлялись во кружках, Мы гуляли, цветы рвали, мы веночки совивали, Совивали, совивали, на головку надевали, На головку надевали, нову песню запевали… Как французы подставлялись вместо пруссаков, Платов сменял Румянцева, так Платова заступал Паскевич, когда пришел черед реагировать на другие исторические события: механическая подстановка имен с сохранением всех красок и образов прежних времен.
«Историческое изображение торжества, происходившего при заложении храма Христа Спасителя на Воробьевых горах 1817 г. 12 октября».
Есть немногие попытки выйти из этого заколдованного круга — попытки бессильные, срывающиеся, или ищущие точки опоры в искусственной песне:
Похвалился вор-французик Россию взять; Заплакали сенаторы горькими слезами, Выходил же казак Платов: «Вы не плачьте, сенаторы, может, Бог поможет!» Поздно вечером солдатам приказ отдавали, Недалеко поход сказан — есть город Аршава. Там речушка Песочна, стоит вор-французик, Через речушку Веснушку перевозу нету. Поздно вечером казакам приказ отдавали: «Вы, казаки и солдаты, слушайте приказу: Пушки, ружья зарядите, Без моего без приказу огня не сдавайте!» Генерал-то казак Платов Со правого планту… 
Уральские казаки на биваке (Стол. Воен. Мин.).
И только! В другой песне, с очевидным налетом искусственных оборотов, есть, по крайней мере, какое-нибудь содержание:
Ни две тучюшки, ни две грозные вместе сыходилися: Две армеюшки превеликие вместе сыезжалися, Французская армеюшка с российскою; Как французская российскую очень призобидела. Ни ясмен сокол по крутым горам — соколик вылетывал, Александра царь по армеюшке конем резко (резво?) бегает. Он журит, бранит российского повелителя (sic: Кутузова!): «Мы нашто-прошто сами худо сделали, Для (чего) же мы покинули сзади полки донские?» Наперед у них выбегает Платов генералушка, Обнажомши вострую сабельку, ее наголо держал. Приложили вострые пики ко черным гривам, Закричали-загичали, сами на удар пошли. Тут французская армеюшка очень потревожилась, Бонапартские знаменушки назад воротилися. Как в ту пору Александра-царь очень много радовался, Называет он донских казаков всех кавалерами, А урядников называет всех офицерами, Офицерушков называет майорушками, Майорушков называет полковничками, А полковничков называет генералушками… Другая песня — о взятии Парижа — головою выдает свой искусственный и мало-искусный
