готовый по первому требованию огневиков прийти им на помощь. Как только был занят Екатеринодар, он тут же получил приказ немедленно расположить арттранспорт в областном центре и отсюда направлять боеприпасы и оружие частям дивизии, устремившимся через Екатеринодар в наступление на аулы Афипс, Панахес, Козет, Бжегокай и дальше — на Северскую.
В штабы победоносных дивизий гут же потянулись
молодые добровольцы с просьбами о зачислении в ряды Красной Армии. В 33–ю Кубанскую особенно много молодежи приходило с хутора Городского, расположенного в полутора — двух десятках верст от Екатеринодара, в заку- банской низине близ черкесских поселений на берегу реки Пшиш. Хутор был дотла сожжен белыми в 1918 году за то, что его жители ревностно поддерживали Советскую власть. Возвратившись теперь на свои пепелища после скитальческой жизни по станицам и хуторам области, люди загорались страстным желанием отомстить врагам за все свои беды и лишения, отцы и матери наказывали своим сыновьям окончательно добить белогвардейцев и интервентов.
Получив добро от ревкома продолжать свою работу над разбором гибнущего архива Кавказского наместничества за многие годы, доставленного в город еще в 1915 году, главный архивариус Кубанского казачьего войска И. И. Кияшко на расспросы красных командиров, как тут жилось при белых, по — интеллигентски спокойно, но выразительно поведал:
— В Екатеринодаре собралось много важных особ из Петрограда, Москвы и других городов. И своей буржуазии у нас хватает. Так эти люди как с ума посходили. Когда в Новороссийске загрузился эшелон первыми английскими танками для следования на фронт против красных, вся эта публика взахлеб кричала: «О бэби, танки! Какие душки, эти британцы!» А чему радоваться?то? Англичане практичны, они еще во времена долгой Кавказской войны слали сюда вооружение мятежникам — горцам, чтобы утвердить свое присутствие на Кавказе. Теперь же и подавно при нашем раздрае. Свои интересы сыны Альбиона никогда не забывают. Недаром они — сотни лет колонизаторы.
Полезные те обобщения энтузиаста — историка, этнографа, литератора, в советское время много сделавшего для кубанского краеведения, приоткрывали бойцам революции, простым людям первые окошечки к обозрению большой панорамы истории Родины.
Расположив на временный постой свое подразделение с тылами артиллеристов на Гривенской улице, Украинский, как и другие командиры, получил в штабе дивизии приказ по войскам 11–й армии о взятии Екатеринодара, дальнейшем преследовании отступающего противника. Приказ подписал еще не сдавший дела командующий этой армией И. П. Уборевич. С документом требовалось озна
комить всех бойцов и командиров. Это был замечательный приказ. В нем говорилось:
«Красные герои! Вчера под вашим мощным ударом пала столица южной контрреволюции — гор. Екатеринодар… Вы, исполняя волю нашей Рабоче- Крестьянской Родины — Советской России, освободили из?под гнета царских генералов и помещиков сотни тысяч трудовых казаков и иногороднего населения… Разбитый враг бежал за Кубань. Нам остается нанести ему там последний удар… Вперед, на Новороссийск!»
С затаенным дыханием слушали арттранспортники полный текст документа, выразительно и громко прочитанный их волевым командиром — комиссаром. Кто?то из бойцов, несмотря на торжественность минуты, задал прозаический вопрос:
— Что?то не уразумею, кто же сейчас командует девятой армией: Уборевич или Левандовский?
В том вопросе не содержалось какой?либо «подначки». Просто бойцам было жаль расставаться со своим боевым комдивом, потому они ревниво отнеслись к переводу его с дивизии на армию. Да и сам М. К. Левандовский не очень- то охотно покидал ряды близких соратников. В своем приказе от 15.03.1920 года он писал:
«Приказом командкавказфронтом за № 772 я назначен командующим 11–й армией.
Тт. командиры, комиссары и красноармейцы! Больше года совместной боевой жизни, тяжелые астраханские пески, пережитые вместе с вами, сделали дивизию для меня моим родным домом. То глубокое доверие, уважение и любовь друг к другу, которые питались взаимно, настолько сплотили меня с дивизией, что я с болью в душе покидаю свою родную семью и тот родной трудовой элемент, среди которого я родился, вырос и начал свою творческую работу на пользу революции и Советской власти…
Уходя из дивизии с самыми лучшими воспоминаниями о прошлом, я буду всю жизнь носить в сердце память о славной, дорогой 33–й Кубанской дивизии». После ознакомления с приказом младший Иван Украинский отпросился у брата на пару часов навестить свою добрую знакомую Шурочку, с которой он не мог встречаться и переписываться с августа 1918 года. У самого же
командира — комиссара арттранспорта, как всегда, нашлась уйма неотложных дел не только в своем подразделении, но и в штабе дивизии.
В занятом штабе деникинской добровольческой армии Иван Митрофанович с чувством мстительного удовлетворения помогал своим друзьям — штабистам производить сортировку и опись приказов и других документов белого командования. Его прямо?таки развеселило убожество исполнения многих циркуляров. Даже приказ по Кубанскому казачьему войску № 444 от 8 декабря 1918 года о производстве войскового атамана Филимонова в чин генерал — лейтенанта и учреждении в его честь именной стипендии в политехническом институте, а также вывешивании портретов атамана в «правительственных учреждениях и учебных заведениях Кубанского края» был напечатан на листочке из школьной тетради, неряшливо и расплывчато, как, впрочем, и почти вся остальная писанина, сотворенная мнимыми ценителями культуры за год и семь месяцев своего хозяйничанья.
— Добанковались, — насмешливо пришептывал Иван Митрофанович над канцелярскими ворохами. — На оружие Антанта не скупилась, а бумагу белякам пришлось искать самим. Вот и обобрали они все школы.
Проходя по улице Крепостной — той, что вела свою родословную почитай с момента основания Екатеринода- ра запорожскими казаками — Украинский с интересом рассматривал большой кирпичный особняк, принадлежавший генералу Шкуро. Безлюдный дом и надворные постройки, несмотря на благоухание цветущих абрикосовых и вишневых деревьев, источали одичалость и запустение в укор своему баламутному хозяину, пробивавшемуся сейчас со своими вояками в направлении Туапсе.
Давно ли Шкуро властвовал в Воронеже и хвастался тем, что со своими «волчьими сотнями» он прогарцует по Красной площади в Москве? Совсем недавно: каких — ни- будь полгода назад. И вот — финал. Зная Шкуро еще рядовым казачьим офицером по старому турецкому фронту, не лишенным личной храбрости и дьявольской изобретательности, бывший батрак воспринял закат его карьеры как неизбежную закономерность. Кто пошел против народа — тому несдобровать. Только на путях служения правому делу человек может раскрыть свои истинные дарования.
Для преследования отступающего противника без какой?либо паузы из Екатеринодара отправились воины 22–й стрелковой дивизии девятой армии, 40–й Богучарской дивизии восьмой армии при поддержке 31–й стрелковой и 33–й Кубанской стрелковых дивизий девятой армии. Сводный конный корпус освобождался от боевых действий и ему предоставлялся отдых. 20 марта состоялся парад конников.
Пока в Екатеринодаре шел смотр частей Сводного кон- корпуса, а после него — митинг, в двенадцати верстах от города, в ауле Тахтамукай, только — только сосредоточились некоторые строевые и тыловые части и подразделения 22–й и 33–й стрелковых дивизий. Проведав, что красной конницы здесь почти нет, белый генерал Топорков не преминул этим воспользоваться. Из аула Шенджий он бросил всю свою донскую кавалерию в пять тысяч сабель и внезапным ударом внес расстройство в тылы красных дивизий.
Однако с подходом основных сил наступающих враг стал поспешно отходить на юг. Конные и пехотные части 33–й Кубанской дивизии освободили от белогвардейцев Северскую, Ильскую, Холмскую и другие станицы, хутора и поселки, с боями прошли до Новороссийска и Геленджика. В Новороссийске малость растерявшийся от многочисленности плененного белого воинства и свалившихся на его голову забот по охране и содержанию пленных в районе дислокации своей части, командир 4–го кавалерийского полка Елисей Воронов направил комдиву 33–й Кубанской следующий рапорт:
«Доношу, что мною выведено из города до 10000 человек белой кавалерии с орудиями. А посему прошу вашего распоряжения. Кавалерия сосредоточена на восточной окраине Новороссийска».
В порядке подчиненности рапорт поступил в штаб третьей кавалерийской бригады. Врид комбрига-3 Яковенко начертал размашистую резолюцию: «Командарм приказывает отправлять в Екатеринодар. 28.03.20».
