В первое время, когда Агаша еще проявляла некоторую робость, непоседа и выдумщица Надежда изобрела простой и верный способ приобщения юной невестки к семейным разговорам, которые велись на смешанном русско — украинском наречии.
Когда однажды все оказались в сборе и надо было скоротать длинный зимний вечер, Надежда предложила:
— Давайте поиграем в отгадки. Один называет слово по — украински, а другой скоренько говорит, что оно значит по — русски. Или наоборот.
— Пивень, — тут же положил начало состязанию ее брат Иван.
— Петух, — уверенно нашел эквивалент Василий Букин, достаточно освоившийся с украинизмами.
И потекла веселая игра слов женатой молодежи. Играющие хорошо ориентировались в народной лексике. Лишь один разок сбилась Агаша. Услышав слово «хвиля», она ответила:
— Филя.
— Вот и нет, — захлопала в ладоши Надежда. — Это значит — волна.
С улыбкой глядя на своих домочадцев, Митрофан Украинский произнес:
— В нашей громаде послухать ради: хоть украинску баску, хоть русску сказку.
В 1913 году у молодоженов Агаши и Ивана родилась дочка. Назвали ее Марией. Радость для них самих, да и для их родителей тоже. А вместе с тем — новые хлопоты и волнения. Жизнь?то добавляла трудностей. Беднякам противостоял мир богатых. А с ним ой как нелегко было бороться, отстаивать свои человеческие права.
В преданиях семьи не забылся случай, когда зять Украинских Василий Букин во время строительства хаты пошел к своему хозяину, богачу Кухарю попросить пару
лошадей, чтобы произвести замес глины для обмазки тур- лучных стен. Дело было летом.
— Что ты, парень! — с нарочитой искренностью удивился богатей. — Не могу я сейчас снимать коней с полевых работ.
Мало того, что отказал тогда Кухарь своему батраку, так еще и поиздевался напоследок:
— Ничего, вы и сами, как лошади. Ты да два Ивана Украинских закатывайте повыше портки, пошибче потанцуйте в глине — вот вам и будет замес.
За свое злоязычие и насмешки над бедняками богатые не несли ответственности ни перед кем. Разве что перед своей совестью. А ее у большинства из них — ив помине не было.
Особенно злостные обидчики сами иногда попадали впросак и становились всеобщим посмешищем. И свершалось это при самом деятельном участии лиц, претерпевших их козни. При случае счеты сводились так умело и скрытно, что опозоренный гордец и толстосум не мог точно определить, кто же ему устроил каверзу.
Жил в ту пору в станице богатенький казак Федор Лабура. Был он малоросл, жидковат. Но хозяйством ворочал большим — в поле у него паслось немало скота, имелось десятка три десятин пахотной земли. Летом он часто оставался на коше ночевать, чтобы лучше приглядывать за работой батраков.
Лабура отличался вредным характером. Чуть что — он горланил на человека, ругал, оскорблял.
— Прямо бес какой?то, — жаловались на него одностаничники.
К тому же любил крепко выпить. Тогда ему вообще на глаза не попадайся. Трусил он только перед своей женой — дородной казачкой, ростом повыше его и в толщину в два его обхвата.
Глашка Лабура иной раз, рассердившись, применяла к благоверному такие меры воспитания, которые никак не назовешь изысканными. Она пускала в ход скалку, толкач или другие свои подручные средства.
— Стерва ты, Глашка, — пробуждаясь однажды после похмельного сна, укорил свою невыдержанную супругу провинившийся Лабура. — Не могла вдарить полегче, аж- ник весь бок болит.
— Говори, змей, спасибо, — ответствовала Глашка, —
шо я тебя и так пожалела. Ты же чуть гроши по пьянке не потерял.
Еще до своей женитьбы отравился как?то Иван Украинский на летнюю ярмарку в железнодорожный поселок. Народу — кишмя кишело, не меньше ста тысяч человек побывало на той ярмарке. Как обычно, заключались крупные сделки на куплю — продажу промышленных товаров, больших партий зерна, шерсти, кож, мяса, подсолнечного масла и других продуктов и сырья. Здесь же совершался наем рабочей силы на предстоящий сезон полевых и уборочных работ. Чтобы наняться в батраки к казакам и богачам — иногородним окрестных станиц в Тихорецкий поселок съезжался обездоленный люд из многих областей юга и центра России. Появлялись здесь люди и из еще более отдаленных мест.
Во второй половине дня Иван уже собрался отправляться домой, в станицу. И тут он случайно со стороны увидел Федора Лабуру. Не то за удачу на ярмарке, не то по иному поводу, но казачок уже так усердно поднабрался, что еле стоял на ногах. Неверными шагами он подошел к своей бедарке, стоявшей на ближайшей улице, кое?как отвязал коня, с превеликим трудом уселся на сиденье и, клоня голову то влево, то вправо, двинулся в путь.
Несколько поотстав от Лабуры, Иван встретился у въезда в станицу с Пронькой Духовым и Мироном Буевым — такими же как он батраками, получившими поблажку от хозяев по случаю ярмарки.
Поздоровались. Иван спросил:
— Видели тут Лабура проезжал? Вот уж он наклюкался!
— Не видели, — ответили парни. — Другие уже едут, а его не было.
— Стоп! — воскликнул вдруг Пронька. — Это ж он подался объездной дорогой на свой кош, решил заночевать там, чтоб Глашке не показываться в таком виде.
Пронька загадочно хмыкнул, а потом сказал Ивану:
— Пока. До свидания.
Пронька и Мирон затаили на Лабуру большую обиду. В прошлый сезон они у него батрачили, а он, выпивоха и скряга, не рассчитался с ними как следует. Рублей двадцать не додал. Поэтому, заполучив от Украинского совершенно случайно оброненную им информацию, парубки решили извлечь из нее максимальную пользу для того, чтобы отплатить Лабуре должок за нанесенную обиду.
В полночь ребята тайком пожаловали на лабуровский кош, приманули мясом собак, чтобы не лаяли, а потом разыскали в сарае на сене спящего непробудным сном хозяина, покропили его ложе мазутом, высыпали на полсть содержимое старой подушки — и были таковы. Утром на коше царил переполох. Перепачканный в мазут, весь в пухе и перьях хозяин носился как угорелый и на чем свет стоит костерил своих работников, не уберегших его от позора, до седьмого колена клял злоумышленников, сотворивших с ним злую шутку.
— Так ему ублюдку и надо, — единодушно оценили станичники событие на коше Лабуры.
У своего последнего хозяина Дейкина Украинские работали круглый год. Весной и летом больше всего в поле, а осенью и зимой возле скотины. Нередко наниматель поручал им выполнять предприсания атамана по ремонту дорог, улиц, гребли через Тихонькую, церковно — приход- ской школы или другие повинности. С наступлением зимы торили братья и санный путь в железнодорожный поселок с подводами, наполненными доверху бараньими и свиными тушами, которые поставлял Дейкин в тихорецкие трактиры и духаны.
…Конец января выдался снежным и морозным. Еще с вечера братья получили указание хозяина загрузить двое саней свежемороженным мясом и утром отправиться в железнодорожный поселок. Работа привычная, батраки занялись ею без промедления. Загруженные сани Иван замкнул на ночь в просторном хозяйском сарае, а с рассветом он и его младший брат запрягли лошадей и их малый санный поезд заскрипел полозьями по снегу. Одетые в полушубки, в бараньих папахах, братья не ощущали мороза. Слепило лишь глаза от снежной круговерти, набиравшей разгон с каждой минутой. Дорогу буквально заволакивало белой пеленой.
Выставленные по обеим сторонам дороги вешки из крупных подсолнечных стеблей едва просматривались в снежной мгле. Ехавший в передней подводе Иван — старший, обернувшись назад, крикнул младшему брательнику:
— Ну и погодка, хай ей грец. Не дреми, Ванюха!
Сильные кони с заметным напряжением одолевали
забитую снегом колею дороги. Иван — старший слез с воза, пошел рядом. Его примеру последовал и
