Миробой подстегнул коня.
С наступлением ночи темнота вокруг Семши ощерилась частыми кроваво-красными огоньками. Они подползали все ближе и сопровождались низким утробным рычанием, от которого замирало сердце, шевелились и вставали дыбом волосы. Безлунная непроглядная ночь позволила тварям вплотную подобраться к селению, обнаружив себя лишь когда стало уже слишком поздно.
Испуганные люди, памятую о совсем недавних событиях и таинственной судьбе Рынска, прятались в наскоро сооруженных укрытиях, заколачивали двери, окна и сидели, затаив дыхание с одной-единственной мыслью – продержаться до утра. Но звери сильным броском сшибали двери с петель, расшвыривали нехитрый скарб – все то, что могло послужить защитой – и врывались в дома, сильными челюстями разрывая скорчившиеся фигурки на части. Матери падали на детей, пытаясь закрыть их собой, но черные пасти вгрызались в позвоночник, голову, руки, отбрасывая их в сторону и добираясь до сжавшихся беззащитных комочков. Но даже после этого твари не спешили уходить, они по-кошачьи мягко двигались от стены к стене, движимые не только вечным голодом, но и неотступно преследующим их приказом не оставлять в живых никого.
Семин пятился, неловко маша перед собой коротким тупым шестом. Рубиновый взгляд проникал в его мысли, приказывал встать на колени и склонить голову. Давление чужой воли все возрастало, ломая человеческий заслон. Семин медленно опускался на пол, и тварь, решив больше не ждать, рванулась вперед, раскрывая пасть. Связь резко оборвалась и человек, вскинув руку, вогнал шест в открытое черное горло. Рычание захлебнулось, сменившись высоким визгом. В таверну ворвалось сразу несколько огромных злых тварей, с их короткой шерсти во все стороны летели брызги алой крови.
Семин рванулся к двери, бешено вращая шест. Мрак встретил его леденящими криками, стоном и плачем. Он не знал, куда бежит, только понимал, что останавливаться нельзя, иначе смерть. Что-то полыхало вдалеке и селянин устремился туда, как насекомые, что вечно летят на свет. Но это оказалась стена огня, высокая, черная с оранжевыми язычками, пышущими обжигающим жаром. Ее ровная поверхность вдруг резко вспучилась, переливаясь в собачью морду. Полыхающие глаза смотрели в белое перекошенное лицо с голодным интересом. Семин упал на колени и беспомощно оглянулся. Рубиновые огоньки горели уже за спиной, а темная стена опоясывала деревню, смыкаясь неразъемным кольцом.
Ему неоткуда было ждать помощи, ночь безжалостно отобрала последнюю надежду на спасение. В глазах человека умерли все чувства, оставив лишь одну пустоту, абсолютное безразличие к собственной жизни. Поднявшись, он с закрытыми глазами шагнул в пламя, растворяясь в его жадных испепеляющих объятиях. Сеам довольно высунул язык, задышав быстро и часто, но взгляд по-прежнему не отпускал селение, обозревая его пристально и цепко. Как того и желал хозяин.
Глава третья
Титамир скучал. Бил кулаком в стену, пинал дверь, выломал решетку, но окошко оказалось слишком мало, с трудом пролезала одна голова. В неожиданно наступившей тишине особенно громко прозвучали торопливые шаги, замерли на миг – и в щель под дверью просунулась миска с водой.
'Как собаку поют, – с отвращением подумал воин. – А пожрать как следует не дают уже которые сутки'.
Протянув руку, он хотел было без остановки перенаправить ее в окно – глядишь, кому по морде съездит, да заодно обольет – но потом передумал и выпил сам, не мучиться же от жажды. А пустую миску все таки выкинул. Из вредности. И заметно повеселел, услышав чей-то гневный возглас. Одно плохо, к концу ночи его стало просто дико клонить в сон. Следом резко закружилась земля и как-то незаметно оказалась у него под щекой…
За дверью вновь послышались шаги.
– Кажись, уснул, – в голосе явно чувствовалось облегчение. – Я уж думал, не подействует.
– Сонное зелье бабки Гривны еще никогда не подводило… тем более в таком количестве, – ответили ему.
Послышался протяжный зевок.
– Ну вот, теперь и вздремнуть спокойно можно, а то с этим зверем ни минуты отдыха. Думал, все – выломает дверь, как пить дать, выломает. Силы-то медвежьи. Лучше бы староста его из деревни выдворил, убытков меньше было, а так сломает темницу, новую строить придется. И кому? Нам.
– Посиди столько взаперти – еще не таким станешь. Зря Вирон девку увел. Знал ведь, что приедет за ней.
– Это он со зла. Ну да пусть сами разбираются, а я пошел. Проснется ведь через час, зверь эдакий, опять буянить начнет.
Пламя как алый мак плясало в окружающей их тьме. Кони изредка всхрапывали, тревожно переступая с ноги на ногу. Плотная стена деревьев казалась стоящими плечом к плечу древними исполинами, грозно взирающими на воинов с высоты своего роста. Без того мрачную картину дополняли звуки леса, обычные днем и угрожающие ночью. Казалось, они подбирались все ближе и ближе, наращивая натиск.
Луны сегодня не было, и только горящие сучья оберегали спутников от полной темноты. Владий прилег, подложив под голову дорожную сумку, а его друг уселся напротив, держа на коленях обнаженный меч. Они договорились сторожить по полночи и воин тревожно вглядывался во тьму, улавливая малейшие шорохи.
Неожиданно на поляну бесшумно выступили странники. Схватившись за меч Миробой одним прыжком достиг темной фигуры и замахнулся, движимый одним чувством опасности. Кони испуганно заржали. Пробудившийся Владий спросонья вскочил на ноги, держа в руках полосу металла, отражающую багряные всполохи пламени.
– Вы простите нас, люди добрые. Я Скол, а это Мирит, – голос старца звучал тихо и безжизненно, словно всего миг, отделявший от смерти, прошел мимо, даже не затронув его сердце. – Увидели костерок и поспешили сюда. Одним-то в лесу не с руки. Мы странники, по миру ходим, мудрости набираемся, собираем старые легенды. Наша цель – отыскать те немногие крохи истины, что сокрыты среди вымысла, в этом вся наша жизнь. Завтра вот опять в путь.
Они скромно уселись в тени.
– А чего так поздно бродите? – подозрительно спросил Владий. Брошенная им в костер ветка поднял сноп оранжевых искр. – Прямо как лесная нечисть.
– Леший заплутал, – склонил голову старец, – да, видать, сжалился, к вам вывел. Мы ему худого слова не сказали, вот и выпустил из своего лабиринта. Так ведь и бывает: коли ты с добром, то и к тебе с тем же. А вы ложитесь, мы все равно спать не станем. Если что, разбудим.
Владий отрицательно покачал головой, не спуская со странников острого взгляда.
– Потрепала вас, видно, жизнь? – спросил Миробой, разглядывая грязные лохмотья старцев.
– Потрепала, сын мой, – кивнул Мирит. – Мы бы развлекли вас сказаниями, да недобрые люди инструмент сломали, сами едва живые ушли. Среди деревьев схорониться решили, а леший тут как тут, заметил, закружил. Вот мы и брели в надежде хоть как-то выбраться на дорогу, а тут огонек среди деревьев, как спасение. Да вы ложитесь, ложитесь, – вновь попробовал уговорить их старец, но получив прежний ответ, снисходительно улыбнулся, оскалив желтые зубы, и продолжил. – Были мы и в Веалоне и в Заринге…
Миробой спиной почувствовал приближение чего-то крупного и опасного. Неожиданно старцы одновременно стащили свои лохмотья и кинули их на огонь. На секунду лес погрузился в кромешную тьму. Странники, пригибаясь к земле, стремительно меняли облик, обрастая густой медвежьей шерстью. Стальные когти и зубы перекликались по цвету с горящими черным пламенем глазами. Из леса, отрезая путь к отступлению, выдвинулись огромные размытые тени, а следом захрипели и повалились на землю кони. Но оборотни почему-то оттягивали нападение, словно зная, что добыче отсюда не уйти. Алые язычки пламени боязливо пробились сквозь ветхую ткань, осмелели, разгораясь все ярче и ярче, набирая прежнюю
