мог бы через пару лет стать новым лидером Братства вместо нашего зазвездившегося космонавта. Но…
— Что «но»? — одними губами спросил журналист, хотя уже догадывался, каким будет ответ.
— Но только без меня, — твердо закончил Маньякюр. — Извини.
Степан в отчаянии глянул на бобра. Тот промолчал…
Как ни уговаривал морской волк друзей остаться, они все-таки решили идти дальше. Предварительно пополнили запасы, отдохнули в удобной бухте морского волка, выяснили координаты остальных Братьев — всех, кроме коротышки. Как попасть к бабушке Эльфа так и осталось загадкой.
— Я бы сначала наведался к Самураю, — посоветовал Маньякюр. — Думаю, он может согласиться… В любом случае, нужно держать связь. Ты согласен, журналист?
— Наверное, нужно, — мрачно вздохнул Степан. — Спасибо тебе, Маньякюр.
Морской волк долго смотрел на сносимый к высоким утесам столб пыли, оставленный колесами черного «хаммера». Глаз слезился от ветра, разгулявшегося в последние дни у побережья, но даже сам морской дьявол не мог бы в тот миг догадаться, что творится в душе у Маньякюра.
Адъютант подошел, как всегда, неслышно. Маньякюр вздрогнул, заметив его, и сморгнул слезу. Бриз продолжал дуть туго и сильно. На Крымский полуостров опускался вечер. Впереди были свидания, дуэли и новые битвы с адовыми легионами.
Пустые свидания и скучные дуэли.
Победы и поражения, которые абсолютно не с кем разделить…
Учтивый адъютант помог надеть парадный камзол, подал фамильную шпагу и поклонился.
Маньякюр жестом отпустил его и с лязгом извлек клинок из ножен. Рассек шпагой воздух и остановил острый кончик в паре сантиметров от носка ботфорта.
— Вот так и ходим всю жизнь, под острием, — сказал морской волк, зная, что никто его не слышит. — Но как же, черт побери, тоскливо ходить под этим острием одному!
И он в сердцах шарахнул шпагу оземь.
Глава 21
Карпатский рок-н-ролл
Погода на северо-западе Румынии не баловала, но и не особенно напрягала. В меру влажно, в меру прохладно. Правда, после того, как Мох поселился в историческом замке, сюда понаехло много репортеров, чтобы взять у него интервью, поэтому в считанные дни экологию подпортили. Повсюду валялись груды мусора, пыхтели выхлопными газами машины, сверкали вспышки фотоаппаратов.
Степан с Куклюмбером расположились за дубовым столом в шумной таверне — единственной в деревушке. Журналист потягивал пиво из пузатой кружки, а Куклюмбер бодро глотал местный «Урсус» прямо из бочонка. Дело у него шло споро, бобер уже порядочно нахрюкался и норовил отпустить язвительную шутку в адрес каждого посетителя. Степан лишь вздыхал время от времени, подперев щеку кулаком. Он устал. В голове вертелась одинокая мысль: интересно, отчего покойный дядя Толя так недолюбливал румын?
Агитация Самурая, Бюргера и Фантика тоже провалилась: копившиеся годами обиды серьезно обозлили друзей. Поэтому Степан решил не тратить время попусту. Они с бобром немного изменили первоначальный маршрут и заехали в родной город журналиста. К счастью, маман Степана была жива и здорова.
Спрятав Куклюмбера на заднее сиденье и строго-настрого наказав не высовываться, он отвез маман в область, где у них был дом, оставшийся от дальних родственников. В окрестностях активности бесов не наблюдалось. Степан помог маман перетащить вещи в сени, поцеловал и сказал, чтобы она дожидалась его здесь. Та лишь смахнула слезы и нервно потерла руки, глядя, как возмужавший сын выходит из сеней.
За пару дней журналист с бобром добрались до Румынии на заляпанном грязью «хаммере», отпустили водилу с напутствием вернуться к Киборгу и передать паршивые новости о невозможности склеить осколки Братства.
Сами остановились в таверне, чтобы перевести дух.
До запланированной встречи с тетей Эммой оставалось несколько часов. Степан водил пальцем по прохладному стеклу кружки, стараясь повторять траекторию пузырьков, весело бегущих из янтарной глубины на пенную поверхность. Изредка он делал глоток и бросал в рот очищенную фисташку.
Между тем, жизнь в таверне била ключом.
Кто-то дрался, разбивая табуретки и разрывая гобелены. Кто-то громко читал стихи о любви к пышногрудым румынкам. Женщины легкого поведения играли в домино на местную валюту. Лохматый русский мужик за крайним столом ежеминутно бил себя кулаком в грудь, уверяя окружающих, что он — сантехник. После каждого такого заявления мужик требовал еще «сто пятьдесят».
Публика безмятежно нажиралась в преддверии окончательного конца света.
Возле стойки расположился отряд бесов. Рогатики, согласно приказу Моха, до поры до времени никого не трогали, лишь требовали халявной выпивки. Один из патрульных долго зыркал на журналиста с бобром, после чего уверенным шагом направился к их столу.
«Ну вот, — подумал Степан, опасливо глядя на приближающегося беса в футболке с изображением Микки-Мауса, — сейчас точно начнется. А мы всё оружие оставили в джипе Киборга. Одной мухобойкой тут много не навоюешь».
— Как дела? — грубо спросил бес, подсаживаясь. Он настойчиво пощелкал пальцами, требуя у бармена выпивку.
— Вива Мох, — без энтузиазма сказал Степан. Здесь это было чем-то вроде пароля для адовых легионов.
Бес махом опрокинул услужливо поданную стопку. Вяло согласился:
— Ну, типа, вива…
— Будем знакомы, — вежливо предложил Степан.
— Меня Генагогом зовут, — краснорожий мотнул рогатой башкой в сторону бесов, распевающих калинку-малинку. — Я командир этого белорусского отряда.
— Степан, — представился журналист, показал на бобра: — Это Куклюмбер.
— Здрав будь, Куклюмбер, — кивнул Генагог.
— И тебе не хворать, — ответил бобер.
Генагог округлил глаза, почесал в затылке и гаркнул:
— Бармен! Графин на стол!
Бармен услужливо поставил перед бесом поднос с закусками и выпивкой. Тот стал трапезничать. Степан с Куклюмбером, глядя на уминающего вепревоколенохвостатого, тоже заказали добавки.
Минут через пятнадцать успевший захмелеть командир бесов бесстрашно ругал Моха и Смерть, склоняя их имена на разные лады. Присутствие собственного отряда Генагога, по всей видимости, нисколько не смущало.
— Мох — лох, — срифмовал он. Степан и Куклюмбер синхронно кивнули. — Пацаны, а вы ничего. Вы всё соображаете! Давно не встречал смертничков, так врубающихся в политические коллизии.
— Из девочки с косичками сварим пюре со шпикачками! — раздухарившись сообщил бобер, вальяжно обнимая за талию одну из местных путан.
— По-любому! — подхватил бес. — Смерть буржуям! Нет, не так… Даешь свободу честным рогатым пролетариям!
Со слов Генагога стало ясно: если Смерть завоюет весь мир, то, кроме обыкновенного армагеддона, она с этого ничего не получит. А Моху, по мнению беса, вообще не следовало баллотироваться на пост президента Земли.
— Одни понты по телику, — подытожил Генагог. — Девчонка им вертит, как хочет.
Степан нарочно покачнулся на скамье, изображая из себя изрядно захмелевшего.
