Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

— Надеюсь!

— Так ты действительно хочешь укрыться в Барселоне, чтобы там заняться «Осенью патриарха»? Но это уже будет не Макондо.

— И да, и нет! Бальзак, Конрад, Мелвилл, Кафка и, конечно же, Фолкнер практически всю жизнь писали одну и ту же книгу, хотя и издавали ее под разными названиями. Однако их часто помнят лишь по названию какого-то одного произведения. В Латинской Америке Ромуло Гальегоса знают по «Донье Барбаре», которая не является лучшим из того, что он написал. Астуриаса — по «Сеньору президенту», а ведь это никудышный роман, куда хуже его «Легенд Гватемалы».

— Если всякий писатель всю жизнь пишет одну и ту же книгу, то твоя книга — это о Макондо?

— Ты прекрасно знаешь, что это не так.

— Тогда о чем она?

— Об одиночестве! Центральный персонаж романа «Палая листва» живет и умирает в полном одиночестве. Оно же властвует в повести «Полковнику никто не пишет» и в романе «Недобрый час».

— И над Аурелиано Буэндия…

— То же самое будет и в «Осени патриарха».

В Лиму, по официальному приглашению Национального инженерного университета, Гарсия Маркес прилетел 2 сентября 1967 года. Он еще в Боготе просил Варгаса Льосу не устраивать парада.

Неделя началась с крестин второго сына перуанского писателя. Гарсия Маркес стал крестным отцом мальчика, которому дали имя Габриель Родриго Гонсало. Это было самое яркое выражение признательности и дружеского расположения к Варгасу Льосе. А 5 и 7 сентября неделя закончилась открытым диалогом между двумя наиболее популярными писателями Латинской Америки, которыми в то время были Марио Варгас Льоса и Габриель Гарсия Маркес. Диалог был посвящен латиноамериканскому роману и состоялся в большом актовом зале архитектурного факультета Национального инженерного университета, где собралось огромное количество студентов и вся литературная Лима. Много говорилось о творчестве Гарсия Маркеса.

Диалог приводится в сокращенном виде.

ВАРГАС ЛЬОСА: Писателям иногда приходит на ум такое, что не приходит в голову никому — ни инженерам, ни архитекторам. Люди часто спрашивают: чему служит литература? …Что ты думаешь по этому поводу? Чему ты служишь как писатель?

ГАРСИЯ МАРКЕС: Мне кажется, я стал писателем, когда понял, что не пригоден ни к чему другому. У моего отца была аптека, и он, естественно, хотел, чтобы я стал фармацевтом и продолжил его дело. У меня было совершенно иное призвание. Вообще-то я хотел стать адвокатом. В кинофильмах адвокаты всегда выигрывали процессы, даже самые безнадежные. Но уже в университете, где мне приходилось очень нелегко, я понял, что для профессии адвоката тоже не гожусь. В то время я начал писать первые рассказы и, честно говоря, тогда не имел никакого понятия о том, чему служат писатели. Поначалу мне нравилось писать, потому что меня печатали и еще потому — я говорил об этом не раз, и это действительно так, — что, когда я печатаюсь, мои друзья любят меня еще больше. По прошествии времени, размышляя о профессии писателя и анализируя произведения других, я пришел к выводу, что литература, и прежде всего роман, выполняет определенную функцию. Сейчас — не знаю, хорошо это или плохо, — я полагаю, что эта функция является ниспровергающей, я хочу сказать, что не знаком с литературой, которая бы превозносила существующие ценности, окружающую действительность и способствовала бы созданию новых форм жизни, нового общества и в конечном счете улучшению жизни человека. Мне трудно дать исчерпывающий ответ, я плохо разбираюсь в теории и не знаю, почему так происходит. Вместе с тем я думаю, что всякий, кто пишет, обязан этим своему предназначению. Человек, обладающий призванием писателя, обязан писать, поскольку только так он перестанет страдать от головной боли и несварения желудка.

ВАРГАС ЛЬОСА: Таким образом, ты полагаешь, что задача литературы — ниспровергать. Допустим, но было бы интересно знать, может ли писатель предвидеть или рассчитать последствия такого ниспровержения. Другими словами, можно ли предвидеть последствия, которые вызовет та или иная книга?

ГАРСИЯ МАРКЕС: Нет! Я думаю, если писатель заранее предвидит последствия, то хорошей книги он не напишет. Прежде всего, однако, договоримся о терминологии: когда мы говорим «писатель и литература», мы имеем в виду новеллиста и роман, поскольку иначе можем впасть в ошибку. Я говорю только о новеллисте и романе и полагаю, что писатель находится в постоянном конфликте с обществом. Более того, мне представляется, что романы пишутся с тем и для того, чтобы писатель разрешил свой личный конфликт с обществом. Я сажусь писать книгу, когда мне хочется поведать миру какую-нибудь новую историю о чем-то, что запало мне в душу. Должен сказать, у меня есть своя идеология: я думаю, у каждого писателя она должна быть, и, если он твердо придерживается своих взглядов, если он искренен в момент сочинения книги, будь это «Красная шапочка» или история о партизанах, его идеологическая позиция непременно проявится в том, что он пишет. Я хочу сказать, она будет подпитывать сюжет, и тогда он будет содержать в себе ниспровергающую силу, о которой шла речь. Не думаю, что ее присутствие будет обдуманным, но оно неизбежно будет.

ВАРГАС ЛЬОСА: Тогда получается, что рациональный фактор, так скажем, не является преобладающим в литературном созидании. А каковы преобладающие факторы, главные критерии, определяющие качество литературного произведения?

ГАРСИЯ МАРКЕС: Единственное, что меня интересует в момент сочинения истории, — это чтобы она была интересна, волновала бы читателя и чтобы она была полностью достоверна. Я не могу выдумать ничего такого, что никак не соотносилось бы с моим летным опытом.

ВАРГАС ЛЬОСА: Не будем сейчас говорить об одиночестве, поскольку эта тема может нас далеко увести. Меня, например, очень интересует один твой подлинный семейный персонаж, о котором много пишут и которому, по твоим собственным словам, ты многим обязан. Речь идет о твоей тете?

ГАРСИЯ МАРКЕС: Нет, это мой дед…

ВАРГАС ЛЬОСА: А теперь мне хотелось бы знать, когда, в какой момент ты задумал превратить все истории, которые тебе рассказывал дед, в литературу?

ГАРСИЯ МАРКЕС: Только после того, как у меня уже было написано две или три книги, я осознал, что использую эти истории, то есть собственный опыт.

ВАРГАС ЛЬОСА: Мне кажется, в прошлый раз последний вопрос, который я тебе задал, касался состояния современного романа в Латинской Америке; мы говорили об апогее новеллистики, и не только в странах Латинской Америки, но и в Европе и Соединенных Штатах. <…> Как ты думаешь, что могло породить этот бум, почему именно сейчас наша новеллистика достигла такого расцвета?

ГАРСИЯ МАРКЕС: Я думаю, если люди кого-то читают, значит, они идентифицируют себя с автором. Видимо, мы попали в самую точку.

ВАРГАС ЛЬОСА: Продолжая говорить о современном латиноамериканском романе, следует обратить внимание и на другой фактор, достаточно курьезный: большая часть модных латиноамериканских авторов живет за границей: Кортасар вот уже двенадцать лет живет во Франции; Фуэнтес сейчас живет в Италии; ты тоже двенадцать или четырнадцать лет не был в Колумбии, и таких примеров очень много. Многие журналисты пишут об этом с озабоченностью, которую разделяет наше студенчество… Что ты думаешь об этой проблеме?

ГАРСИЯ МАРКЕС: В Колумбии многие задавали мне этот вопрос, особенно студенты университетов. Когда меня спрашивают, почему я не живу в Колумбии, я всегда отвечаю вопросом на вопрос: а кто вам сказал, что я не живу в Колумбии? Да, я действительно уже четырнадцать лет как оставил страну, однако я продолжаю жить в Колумбии, поскольку прекрасно информирован обо всем, что там происходит; переписываюсь со многими людьми, постоянно получаю вырезки из газет и журналов и полностью в курсе всех дел. Я не знаю, есть ли какая-нибудь закономерность в том, что многие «модные» латиноамериканские новеллисты живут за пределами своих стран. В моем конкретном случае я прекрасно знаю, почему предпочитаю жить вне Колумбии. …Там писателю сложно работать. …Важно то, что, где бы я ни находился,