получится, то прощай и прости меня; я люблю тебя так, как самые святые отцы не любят бога.
Нет, сказал себе Гарри. Ты вернешься, и вернешься со щитом, потому что я тоже люблю тебя, люблю так, как бог не любит своих святых отцов и возлюбленных грешников, потому что я не вправе допустить, чтобы еще раз твоя нога ступила на неверную землю поля боя, потому что ты, как никто, заслуживаешь и счастья, и покоя, и, раз уж я твое счастье и твой покой, ты вернешься ко мне.
- Я люблю тебя, - не открыв глаз, прошептал Северус; и у Гарри сдавило грудь; как бы он хотел - о, если бы это только было возможно! - как бы хотел он, пусть в тысячу раз больше, но рисковать своей, а не его жизнью.
- Да все же будет хорошо, - сдавленно проговорил Гарри. - Все будет хорошо, Северус! Слышишь? - он встряхнул его за плечи, и Северус ответил твердым взглядом. - Я буду рядом с тобой.
- Нет, - тут же отозвался тот.
- Да, - Гарри бы не потерпел возражений.
- Да, - согласился Северус.
- Ну тогда нам вниз, - сказал Гарри. - Мы сможем аппарировать?
Северус покачал головой:
- Нет. Держись.
Вокруг заклубился черный дым, подхвативший Гарри жестко, почти ударив под дых, но через секунду Гарри вместе с Северусом стоял в каменном мешке, оставив над головой гору, свет и, казалось, весь мир, и разглядеть в непроглядной темноте черный дым или что-то еще уже было бы невозможно.
Гарри зажег Люмос не раньше, чем это сделал Северус: даже понимая, что это заклинание никак не поможет тому, кто их, скорее всего, уже обнаружил, Гарри не осмелился действовать раньше Северуса. Двух ярких огней на концах палочек было вполне достаточно. Камера была маленькой и даже тесной, низкий потолок совсем немного не доставал до головы Северуса. Кроме Северуса и себя, Гарри не увидел в камере никого.
Северус выпрямился, собираясь, расправил плечи и ненадолго застыл так; а затем по-новому неуклонно огляделся и остановил взгляд прямо перед Гарри. Северус смотрел сверху вниз, как если бы под ногами у Гарри что-то происходило - но Гарри не видел там ничего, не считая каменного пола и своих ботинок. Сделав полшага назад, Северус осторожно присел, положил светящуюся палочку на пол и выпрямился.
- Северус, - позвал Гарри.
Тот повернул голову.
- Дай мне это увидеть, - попросил он.
Северус помедлил с ответом.
- Прежде подумай, действительно ли ты хочешь увидеть, - попросил Северус.
Гарри уже думал над этим, и ответ был готов, но для Северуса он выждал несколько секунд.
- Хочу, - сказал он. «Я же видел душу Волдеморта», - прибавил он про себя.
- Ты помнишь, что надо делать? - уточнил Северус.
Гарри кивнул:
- Да.
Северус положил руку ему на плечо и заглянул в глаза.
- Легилименс, - отчетливо произнес Гарри; на какое-то мгновение перед ним мелькнул он сам, прижимающийся к Северусу под его мантией каких-то несколько минут назад, а потом Гарри снова смотрел в черные глаза Северуса. Но, помимо привычной элегантной красоты своего любимого, Гарри уже видел пронизывающие его тело серебристые нити и ленты, видел сияние его могущественной монолитной души, и перевел взгляд вниз…
Перед Гарри сидела девочка лет десяти, с длинными темными волосами, запутанными и тяжелыми, падающими на плечи и грудь. Девочка плакала, заглядывая в лица то Гарри, то Северусу. Она сидела, выставив перед собой тоненькие руки, до локтей покрытые чем-то, похожим на коросту, которую бороздили глубокие царапины. Девочка плакала, не сдерживая слез и не пряча страдания на своем лице, и шептала: что ей больно, очень больно, пожалуйста, помогите…
Гарри опустился перед девочкой на колени. «Здесь ничем не поможешь», - звучали в голове жестокие слова Дамблдора, и теперь Гарри казалось, что он понял их жестокость. Не самих слов, но того, что они скрывали за собой - когда перед Гарри была душа не поверженного врага, а потерявшего жизнь друга. Ну почему же они становятся детьми, с досадой подумал Гарри, почему, несмотря на то, что даже умереть не смогли, как полагается, просят жизни?
Северус опустился рядом с Гарри; боковым зрением Гарри заметил, как вслед за ровно светящей душой Северуса потянулись широкие ленты магии. Без боязни, без брезгливости Северус принял в свои ладони протянутую покалеченную руку - девочка замолкла, улыбнулась - и на том месте, где она только что сидела, закрутился завораживающий серебристо-голубой вихрь - и Гарри уже почти успел тоже с облегчением улыбнуться - как снизу в вихрь ворвалось что-то чужое, затянуло его в себя… Не успело пройти даже секунды, Гарри не мог разглядеть ничего конкретного, хотя все происходило на расстоянии вытянутой руки от него; в голове сверкнуло: Северус! и, не соображая ничего, Гарри ринулся к Северусу, чтобы закрыть его собой - но его почему-то отшвырнуло в сторону; Гарри вскочил на ноги.
Северус поднялся, его окружал серебряный полупрозрачный шар; а перед Северусом стояла женщина - нет, только ее душа - не узнать которую Гарри не смог бы: Лацерта Розер. Она хищно оскалилась, сквозь это на лице проступило выражение нескрываемого торжества.
- Северус… Господь наш недоношенный…
Розер развела руки и с трудом свела их перед собой: за ними потянулись огромные, кажущиеся тяжелыми серебристые шлейфы.
- Авада Кедавра, - прошипел Гарри, наставив на нее палочку. Неумолимый страх дал ему сил и ненависти, и из палочки, толкнув Гарри назад, вырвалась зеленая вспышка и пролетела сквозь фигуру недоуменной женщины.
Почти не отвлекаясь на Гарри, Розер скатала из шлейфов шар, который в ее руках стал черным, и шагнула на Северуса.
- Дарю, - без насмешки произнесла она - Гарри еле сдержался, чтобы не шагнуть ей наперерез, не помешать Северусу - но тот стоял неподвижно, спокойно, полурасслабленно.
Черный шар коснулся сферы, которой был окружен Северус, и как будто прирос к ней. Минута, в течение которой ничего не происходило, для Гарри стала маленькой жизнью; сердце заходилось в неистовом стуке, а подбородок что-то раздражающе щекотало. Гарри удерживал себя, как мог, каждую секунду приказывая себе стоять на месте, не кидаться защищать Северуса, но ноги стремились в сторону, всего пара шагов…
Но Северус протянул руку к точке соприкосновения сфер, его душа засветилась ярче, и от нее вслед за рукой потянулись легкие, серебрящие воздух ниточки: две, три, десяток… Гарри даже не пытался считать; нитей становилось все больше, они заполняли сферу, где стоял Северус, и скрывали его - и вот меньший шар, не отрываясь от большего, мигнул и поменял цвет, как когда-то Малыш в руках Грации, и растворился.
И только тут Гарри перевел взгляд на Розер.
Кажется, она не видела даже того, что случилось только что. Беззащитно прижав руку к груди, она с тревогой смотрела за спину Северусу - Гарри обернулся в ту сторону.
Камера была размером не больше четверти спальни, но до стены свет Люмоса не дотягивался, обрываясь за полметра до нее. Там, на этой границе, что-то двигалось, беззвучно бродила какая-то тень. Даже присмотревшись, Гарри не смог понять, что же это такое.
Сбоку ярко сверкнуло и погасло. Сферы исчезли; Северус, окинув Розер настороженным взглядом, встал рядом с Гарри полубоком к ней и поднял палочку. Свет одной из палочек переместился, поднялся вместе с его рукой - Розер вскрикнула и бросилась вперед - из темноты выступил силуэт двух прижатых друг к другу людей.
- Дочь! - высоко воскликнула Розер.
И тут в камере стало светло.
Около стены стоял Пастор, держа за хрупкие плечи Амальтею. Настоящую, живую Амальтею Розер.
- Мама, - обреченно проговорила она.
