Пересаживаюсь на диван. Ищу что-нибудь в Интернете.
К. и С. возвращаются. К. скручивает новый косяк.
Говорю, что у него тут круто.
— Так ты не видел всю квартиру.
Часть кухни К. отвел под столярную мастерскую. Здесь у него верстак, струбцины, токарный инструмент. Во множестве стружки.
— Раньше я делал разные маленькие вещички и дарил их. Я называю их приятностями. Но потом понял, что они никому так не дороги, как мне.
К. задумчиво смотрит куда-то под потолок.
— А сейчас я их делаю для себя.
Возвращаемся в комнату. К. подходит к шкафу с сердцем. Открывает. Небольшой освещенный закуток, в котором на красном бархате расставлены миниатюрные вещи. К. берет идеально гладкое яйцо с подставки.
— Вот они какие.
Среди вещичек есть коробочка для обручальных колец и лестница Эшера из дерева.
К. возвращает яйцо на место и закрывает ящик.
Сажусь на диван, оказываюсь в самом углу
— Вот, правильно, — говорит К. — А теперь раскинь руки.
Раскидываю руки по полкам, которые начинаются там, где закругляется спинка дивана.
— Почувствуй весь кайф. Правда, похоже на крылья ангела?..
Действительно, что-то в этом есть. Откидываю голову назад. Перевернутый Пушкин. Руки лежат на мореных досках, готов взмахнуть ими и полететь.
К. присаживается, скручивает еще один штакет.
— Ну что, может, запустимся? — предлагаю.
— Почему нет… — реагирует С.
Изначально план был другой. Зайти к К., взять кислоты и пойти к П. и компании. Они здесь же, на Комендантском, снимают квартиру-студию. Там пишут музыку. Часть компании специально для этого приехала из Е. На Урале сейчас бум новой музыки с уклоном в рэгги.
Но видно, у С. с П. что-то не срослось.
Мы с С. разворачиваем фольгу, символически чокаемся. Поехали. Половина второго.
С. снова за клавиатурой, ищет, находит, ставит.
Замечаю в дальнем углу женский манекен. Такие используют для пошива верхней одежды. На левой груди у манекена уменьшенная копия сердца со стены.
— Круто, — говорю. — У тебя и манекен свой есть.
— Это моя бывшая девушка.
К. подходит к манекену. Изучает пару секунд. А потом резко разворачивается на одних пятках. Полы черной рубашки поднимаются, и виднеется крепкий торс.
— Она сидела внутри, пока я работал. Все время… А всего лишь потребовалась пара лент скотча. Я люблю создавать из ничего.
С этими словами К. обводит руками комнату, будто каждый предмет в ней должен подтвердить справедливость его слов.
— Девушки торчат от К., — говорит С.
— Ты отлично сложен и выглядишь максимум лет на двадцать пять.
Разговор заходит о «Портрете Дориана Грея». К. выходит из комнаты, но почти сразу возвращается.
— Вот. Не выбрасываю только из-за обложки.
Он трясет в воздухе потрепанной книгой. На мягкой, желтого цвета обложке белый профиль Уайльда. Книга переходит из рук в руки.
— Про такие маленькие приятности я и говорю.
Книга ложится на столярный столик рядом с пистолем.
К. берет с полки пакетик, распечатывает его, высыпает на стол белый порошок, делит на три части и уходит на кухню. Сидим, боимся сдуть порошок.
Шельма забирается на диван и укладывается рядом с рукой. Принимается лизать. Шершавый язык проходится вверх и вниз по руке. Прикрываю глаза. Чувствую язык с тысячью выпуклостей на нем. Открываю глаза.
— Шельма, хорош.
Собака останавливается, смотрит на распростертое в кресле тело и продолжает ходить языком туда-сюда. Не неприятно, хорошо. Шершаво. Мы с С. лениво посмеиваемся.
Возвращается К. В руках кружки с кофе. Сбрасывает дорожки поочередно в каждую кружку.
— Господа, кофе готов.
Кладу три ложки сахара.
К. встает, расхаживает по комнате, пытается создать композицию из манекена, сердца на стене и пустой барочной рамы, повешенной на одну из ручек шкафа. Потом вновь уходит, возвращается с канделябром на семь свечей. Ставит его на столярный столик в угол перед зеркалом. Выключает верхний свет.
Шельма не останавливается ни на секунду.
— Дай ты ей отдохнуть, — говорит С.
— Она сама. Я же не заставляю.
— Ты руку убери.
От собаки идет тепло. Руку не двигаю.
— Ну как вам, хорошо? — К. отвлекается от своего занятия.
Киваем.
— А то самому бывает не по себе, когда гостям плохо.
Медленно тянем кофе. Два часа ночи. Пора ЛСД показать себя.
— Я знаю, что вам нужно, — говорит К. и уходит.
— Ну как ты? — спрашиваю С.
— Ничего, уже чувствую. Со свечами К. здорово придумал.
Пламя свечей дробится, как только я пытаюсь сосредоточить свое внимание на нем.
Обсуждаем, какой фильм поставить.
— «Бараку» видел? — спрашивает С.
— Обаму?
— Нет.
— Тогда нет.
С. роется в Интернете, находит, читает описание.
Слушай, — говорю. — Похоже на один фильм, который давно хотел посмотреть. Не помню название. На «К» начинается.
Ищем. Через режиссера «Бараки» выходим на «Койяанискаци».
— Это он.
Читаем про 35 тысяч метров пленки, потраченной на фильм.
Возвращается К.
— Вот, это для вас сейчас в самый раз.
На столе появляются две розетки, наполненные белой массой.
— Что это?
— Фруктики, мороженое. Коктейльчик.
Пробуем, мягкий сладкий вкус, плавно перетекающий в желудок.
— С., давай-ка сюда Александра Сергеевича.
С. залезает с ногами на диван, поднимает бюст Пушкина.
— Почувствуй силу искусства, — говорит.
Беру бюст, он и правда тяжелый. Передаю К.
