Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Ну, а увижу, что он влюблен,
А я на его пути,
Уйду с дороги, таков закон:
Третий должен уйти.

Не этот ли случай навеял Поженяну слова его песни? У Григория Михайловича была репутация покорителя дамских сердец. Видный поэт, автор популярных песен «Мы с тобой два берега у одной реки», «Маки» и других, он был, что называется, крут – во время войны служил в матросском диверсионном отряде, едва уцелел, знал цену жизни и себе. Что называется, «кумир девиц, гроза мужей…». Дамы, говорят, перед ним трепетали. Но и Аксенов не уступал ни как литератор (и здесь был, пожалуй, покруче), ни как «ходок», имевший успех и писавший о своих приключениях. Но без имен. И так, что мало кто мог сказать: о, помню, как он в Коктебеле…

Спустя много лет его спросят: «А вы описали своих женщин в книгах?» И он ответит: «…в романах всегда отражался мой романтический опыт». «Ожог» не исключение. Как и «Таинственная страсть», и «Скажи изюм», где в подруге главного героя Макса Огородникова тоже отчасти угадывается Майя, и в других книгах.

Ну, да: отчасти – это, пожалуй, главное слово. Потому что никогда – подчеркнем: никогда не бывало, чтобы образ в тексте Аксенова повторял оригинал. То есть и Алиса, и Ралисса, и другие, в ком уловимо сходство с Майей, – это всегда почти Майя, «романтический опыт», он романтический и есть – быть может, и добытый благодаря неуемной мужской тяге, но не в меньшей мере и в поиске высоких переживаний, что меряют не плейбойской, а рыцарской мерой.

Как их звали – красавиц, причастных биографии Аксенова? А нам что за дело? Гладилин говорит: все героини Аксенова – это одна и та же дама. Мечта? Открытие? Образ, который он искал в своих связях? Да, подтверждает Анатолий Тихонович, свидетель многих эпизодов жизни писателя, потому-то и встречались среди них так часто ярчайшие звезды, а сплетни об Аксенове и его романах стали одной из излюбленных тем богемной болтовни.

Роман… Удачное слово, вмещающее и тонкие человеческие отношения, и литературный жанр. Вот и в жизни Аксенова роман, трепещущий в реальной жизни, вплетался в роман-произведение. Так было и с Майей. Чувство, пронзившее их на многие годы, осветило и его книги.

– …Я встретил Майю. Мы испытали очень сильную романтическую любовь… – расскажет Аксенов в 2001 году Зое Богуславской. – Потом это переросло в духовную близость.

Но тогда ими владела страсть, которой ничто не могло помешать; ни крик Юлиана Семенова: «Отдай Роме Майку!», ни семейная несвобода Аксенова, ни замужество его избранницы. «О наших изменах знали все», – признает Аксенов. Это подтверждает его друг поэт Виктор Есипов. Да и Белла Ахмадулина: «Майя тогда была замужем, но это уже не имело значения. <…> Роман Лазаревич Кармен, с которым я тоже была дружна, держал себя… благородно. Он не мог не знать…» Ей вторит сам Аксенов. «О муже я вообще не думал, – вспоминает он в одной из бесед, – просто был влюблен. Никакого столкновения у нас с ним не было. <…> Роман продолжался, Майя отходила от своей семьи, я – от своей…»

Белла Ахатовна считала, что посвященный ей рассказ «Гибель Помпеи», он отчасти и о той ситуации: солнце, море, беспечность, легкомысленная Ялта… Кто пьет, кто поет, кто танцует. И тут – ба-бах: извержение! Внезапное. Мощное. Вулкан просыпается как чувство! И прежней жизни уже нет. Она другая. Начинается роман…

А сюжет развивается, а там – кульминация, серия пиковых моментов, и – развязка. И не скажешь, что это произведение пишется провидением помимо воли его героев. Они, как говорил Аксенов о своих персонажах, – соучастники, соавторы повествования.

Майя стала спутницей писателя и в горе, и в радости, и в СССР, и в изгнании, и в новой России. Стала главной героиней его жизни. «Майя – самый близкий мне человек… Я очень ее люблю, забочусь о ней, и так будет до конца». Так оно и было до конца.

4

Но сейчас-то – начало! Рубеж седьмого десятилетия XX века. Постпражский депрессняк отпускает. Аксенов снова пишет. И много.

Он издает «Любовь к электричеству» – повесть о красном дельце Леониде Красине. В серии «Пламенные революционеры»! В «Политиздате»! Чудно?: агитфабрика стала тогда своего рода гнездом крамолы: там Гладилин издал «Евангелие от Робеспьера» и «Сны Шлиссельбургской крепости», Трифонов напечатал «Нетерпение», Войнович – «Степень доверия».

Книгу Аксенова, говорят многие, читали тогда как призыв к борьбе с властью, как своего рода учебник конспирации, написанный по-конспираторски художественно. Меж тем коммунисты-романтики восхищались: давно никто не писал о революционерах так увлекательно и живо. Прочли «Любовь к электричеству» и на «этажах». Переглянулись: неужто перековывается парень? Соглашались с одним из персонажей: «Вот что значит вовремя жилку подрезать…», не обращая внимания, что говорит это эполетный держиморда. А чего обращать-то? Что – сатрап? Так ведь дело же говорит товарищ полковник охранки!

Там речь об исправленном бунтаре, здесь – тоже. Тот, получив острастку, стал видным инженером, этот – больше писем в защиту диссидентов подписывает, а пишет о тайном финансисте партии. Издается в «Политиздате». А там абы кого не издают…

Книга вышла дважды – в 1970 и 1974 годах.

И невдомек было спецам-агитпроповцам, что множество читателей видели в ней руководство по скрытной подрывной деятельности против советской системы, а в Красине – успешный ее пример с – как бы это вернее сказать? – противоположным знаком. Для сыщиков – способный и преуспевающий слуга своего класса, для революционеров-подпольщиков – бесценный добытчик средств, менеджер проектов по доставке оружия, организатор подпольных типографий, побегов, ограблений и покушений, координатор борьбы 1905 года.

Кстати, несмотря на свой уже оформившийся антикоммунизм, Аксенов относится к первой русской революции с симпатией, как к «восстанию московских миллионеров против петербургских аристократов». Как к освободительному проекту, роль в коем большевиков была хоть и важной, но не ключевой. Куда больше его занимает переход капиталистов и интеллигентов от делового конформизма и самодовольной замкнутости к почти романтической атаке на тиранию силовиков, как бы сейчас назвали правившую тогда, по сути, страной военно-полицейскую клику. А клика эта, опираясь на садистов и подонков, сама превращает лояльных конформистов в мятежных инсургентов. Так вышло с юным студентом-богачом Павлом Бергом, который, случайно попав на сходку оппозиционеров, угодил в кутузку, где, расхорохорившись, крикнул полицейским: «Опричники! Палачи! Мы вам не турки!» А в ответ широкоскулый вахмистр с каменной челюстью и недоразвитым носом связал его, ткнул в рот тряпку, бросил на пол и сел на лицо[92].

Это – метафора отношения власти к подвластным. Но это и момент выбора: либо тебе навеки сел на лицо «страж порядка», либо – ты готов на всё, чтобы этого не было ни с тобой, ни с кем другим. Берг выбирает второе. Вместе с рабочими своей фабрики он бьется с карателями.

Опыт союза образованного (что называется, креативного) класса и класса делового с классом рабочим в борьбе за свободу увлекает автора. Как и способы его освоения при советском режиме, эволюция которого в сторону репрессивности становится к началу 70-х очевидной.

Но и слугам власти автор не закрывает путь к обновлению. Что ж с того, что ты офицер, готовый азартно искоренять крамолу? Если с тобой грамотно поработать и вправить мозги, то и ты пригодишься. Но работать надо и впрямь умело, а иначе недалеко до беды…

Любопытны в книге образы сыскарей. Чем ниже чин, тем они зверее; чем выше – тем сложнее и характеры, и ситуация. Виднее разница в подходах к борьбе с оппозицией: один – примитивно- пришибеевский (эх, жили ж при царе Николае Павловиче-то Первом – не было на Руси вонючих автомобилей, а шпицрутен был! Знай пори, тащи, не пущай и порядок!), второй – хитроумно-палаческий (с крамолой одной дубиной не сладишь, нужен «клапан» для избыточного пара социальной напряженности, плюс – система провокаций и тотального надзора).

Оба подхода автор презирает. Но второй считает более опасным. Ибо он эффективней. Впрочем, побеждает (как в империи начала века, так и в империи его последней четверти) первый: «Бей, бей, бей, держи его, ребяточки, хватай длинноволосого… всех передушим… целуй портрет… ноги мне целуй…