Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

долети, Юрочка!» Что там еще будет… А он – поднимаясь в небесную высь, шепчет: «Спокойствие! Впереди вся жизнь!»

Море песен, плясок, прибауток. И шутки над КГБ. Ведь «тайная война» – термин из тогдашнего лексикона этого ведомства. А комические аналоги сотрудников советской тайной полиции – по Аксенову (вспомним «Любовь к электричеству») – это агенты охранки и есть.

В остальном же – Джек Лондон, деньги, любовь, страсть…

Фильм был готов. И как говорят знатоки, обречен на успех. В нем играли: Олег Анофриев, Владимир Басов, Михаил Боярский, Ролан Быков, Эммануил Виторган, Николай Караченцов… Бурный, шумный, музыкальный, талантливый и совсем не советский, он мог стать популярным, если бы… Если бы его не изъяли. В связи с тем, что отношения Василия Павловича с художественной бюрократией и советской властью испортились. И вовсе не из-за подтруниваний над героями тайной войны. А по более весомым причинам.

И хотя формироваться эти причины начинают задолго до конца семидесятых, где-то с середины этого десятилетия конфликт между Аксеновым и всем советским становится всё более динамичным и наконец входит в жесткую фазу, самое прямое участие в которой принимают лубянские герои тайной войны. Что же стряслось в середине 70-х.

3

К Аксенову пришли. Из КГБ.

Зачем? Почему? Ведь прежде им занималась критика? Литературное начальство… А тут – герои тайной войны.

Свет на ситуацию пролил полковник госбезопасности Ярослав Васильевич Карпович. В 29-м номере журнала «Огонек» за 15 июля 1989 года в статье «Стыдно молчать» публично высказался сотрудник, лично проводивший операцию спецслужбы по роману «Ожог». Статья вышла в рубрике «Прошу слова» и наделала шуму. Все, кто ничего об этом не знал, были потрясены, как, впрочем, и те, кто читал иносказательную историю об «Ожоге» в книгах писателя. Ну как же, видный сотрудник тайной полиции писал: «…Я познакомился с писателем Василием Аксеновым, написавшим… резкий и талантливый роман 'Ожог'. С разрешения начальства я встретился с Аксеновым и долго с ним разговаривал. <…> Мне удался разговор с Аксеновым, и он пообещал не распространять рукопись романа 'Ожог'. Издавать роман он пока тоже не собирался.

Состоялось джентльменское соглашение… Я был доволен. Начальство – тоже».

Получить доступ к документам по этой теме не удалось. Как и увидеть г-на Карповича. А значит – проверить: верны ли сведения, приведенные им в «Огоньке». Зато можно сопоставить написанное полковником с тем, что сообщает писатель. Он делает это в книге «Американская кириллица», в романе «Скажи изюм» и в «Таинственной страсти». Видимо, этот эпизод беспокоил Аксенова. Похоже, он видел в нем поворотный момент своей судьбы или старт этого момента.

Цитаты.

«Американская кириллица»: «…Я закончил свой главный крамольный роман 'Ожог'. Сделал 4 экземпляра на пишмашинке и дал читать нескольким ближайшим друзьям. По прочтении собрались, и один из друзей сказал: 'Эта штука, старик, не слабее 'Фауста' Гёте, а потому надо ее либо закапывать, либо засылать за бугор'».

И действительно, как станет ясно позднее, Аксенов размышлял о передаче своей главной на тот момент книги за рубеж.

«Скажи изюм». Гость из «конторы» говорит: «Если 'Щепки'[103] появятся на Западе, у вас будет только две альтернативы… Или покаяться… Либо… отправляться туда, где издаетесь… Откровенно говоря, нам бы не хотелось, чтобы советское искусство теряло такого профессионала… Вас ведь и у нас любят…» И в ответ на раздраженную тираду главного героя «Изюма» Андрея Огородникова, что, мол, он о «Щепках» и думать забыл, звучит вопрос: «Можно ли так понять, что вы не собираетесь печатать 'Щепки' на Западе?»

– Да и не собирался никогда, – буркнул Огородников.

«Вру или не вру?» Самому непонятно.

– Важнейшее решение вы сейчас принимаете… Отказ от публикации 'Щепок', безусловно, будет означать, что вы остаетесь в рядах сов… Ну, словом, в рядах отечественного искусства. Если по- джентльменски заключаем договор… то и от нашей организации хлопот у вас тоже не будет. <…> Итак, лады?

– Ну, если угодно, лады».

«Таинственная страсть». Снова гость: «…Мы прочли ваш роман 'Вкус огня'[104].

– …Никто не читал, а вы прочли. Как это так получается, товарищи офицеры?

– Вы профессионал своего дела, а мы профессионалы нашего дела. Книга у нас. Мы ее прочли. Это сильный роман. К сожалению, не только сильный, но и… в прямом смысле антисоветский. Нам известно, что наши коллеги из Лэнгли (штат Вирджиния) делают ставку на ваш роман. Если он выйдет в свет, они постараются раздуть шумиху под стать 'Архипелагу ГУЛАГ'… Если это произойдет, то нам придется с вами попрощаться.<…>

– …Я согласен с оценками романа 'Вкус огня', за исключением одной. Да, роман получился сильный… но отнюдь не антисоветский. Роман вообще не может быть антисоветским по определению. <…> Я опасался подпасть под такую классификацию и потому вообще воздерживался от мысли о его возможной публикации…

– На Западе? – уточнил генерал.

– Ну не на Востоке же!..

– У нас… всё можно опубликовать – теоретически, а практически время еще не пришло. Согласны? Давайте так: вы зарекаетесь печатать 'Вкус огня', а мы обещаем ни на йоту не вмешиваться в ваши дела… не чинить вам никаких препятствий ни в публикациях, ни в экранизациях, ни в путешествиях.

Скрепляем рукопожатием. Всё-таки пожал».

Издание книги в Союзе было невозможно. Уж больно по-разному видели власть и автор искусство и политику. Аксенов считал, что художественное произведение в принципе не может быть антисоветским (см. цитату из «Страсти»). Власть же полагала, что антисоветским может быть всё: волосы, ботинки, ну, и, конечно, произведения. Она ощущала присутствие в большом искусстве метафизического. И это ее пугало. Ибо контролировать плоть она научилась неплохо, а вот метафизика осталась вне ее ведения. А в тоталитарном обществе, коли находится что-то неподвластное власти, места ему там нет. Ведь его принцип: всё – мое; что не мое – врага.

Аксенов не считал себя и не был политическим противником власти. Он полагал свою деятельность (в том числе и подписание писем в защиту репрессируемых, и общение с диссидентами) гуманитарной, связанной с этикой, а не с идеологией. Власть же держалась иного мнения. Сама разница в их взглядах таила в себе конфликт. И вот он стал неизбежен.

4

«Ожог» ушел за рубеж.

Как, когда – мне неизвестно.

Операция передачи на Запад романа описана во 2-й части «Русской кириллицы», но полагаться на точность описания сложно. Ведь это Аксенов… А он всё путает: людей, даты, имена, времена… Короче, эта таинственная история увлекательно описана здесь[105]…

И вот «Ожог» («Щепки», «Вкус огня») попал туда, где мог увидеть свет. Конфликт состоялся. Вот как говорит о нем Карпович (то есть с Аксеновым говорили не генералы, а он – полковник: «Я рассуждал таким образом: за рубежом пока не выйдет талантливая книга, компрометирующая нашу действительность, а я ничем не погрешил против творческой свободы хорошего писателя. При этом надеялся, что наступят другие времена». Курсив мой – Д.П – он здесь нужен потому, что эти слова из статьи 1989 года созвучны словам из романа 'Скажи изюм' 1980–1983 годов, который Ярослав Карпович мог читать. Вот что там, убеждая героя, твердит генерал: '…Выдающееся произведение искусства… и давайте не будем его… хоронить. Будем ждать'.