юнцов и юниц.«Современный роман: упругость жанра»,Так мы называем наш академический курс.Молодой романист предвкушает мажорноПоцелуй вдохновенья и тщеславья укус.<…>

Больше студентов – богаче палитра: и цветовая, и языковая, и национальная…

Джаaрбил Мохaмед НаврyзиТемным камнем украсил свой перст:В томных взглядах он виртуозен,Этот юный богатый перс.Кирьяш, Ладан, Айя, Пантейя, его землячки,На джинсы сменившие хомейнийский ярем:По шариату явно не плачетЭмансипированный гарем.<…>

Тут же американцы в третьем поколении, ирландцы, итальянцы, вьетнамцы, эфиопы, фермеры, полицейские и миллионерские отпрыски. Таковы они – исследователи тем «Модернизм и авангард в России начала XX века: Образы Утопии», или «Два столетия русского романа», и, понятно, курса «Роман – упругость жанра», а также других, что вел профессор Аксенов.

Причем, как говорят студенты Аксенова, он, как и Пнин, случалось, шутил с ними, и они как и студенты Пнина, «валились на пол от хохота: Чарльз прерывисто лаял, как заводной, ослепительный ток неожиданно прелестного смеха преображал лишенную миловидности Джозефину, а Эйлин, отнюдь ее не лишенная, студенисто тряслась и неприлично хихикала».

Но такие отступления были редкостью. Из экономии. Времени. Студентам предстояло пройти и освоить богатый материал. А кроме того, многие из них, знакомясь с историями жизни и творчества видных российских литераторов, сами ощущали стремление писать. Они приходили к Аксенову и делились печалью: проф, меня тянет к роману, а как начать – не знаю.

– Заведите альбом, – отвечал проф. – И вписывайте туда всё, что думаете о романе. Всё, что находите нужного в книгах, на улице, в болтовне, диалоги, описания природы, варианты начала, финала. <…> Заполните альбом и увидите, что роман начинается.

И при этом советовал: «Не составляйте плана. Роман интересно писать, когда не знаешь, что будет через пять страниц». Штрих к его преподавательскому и писательскому методам.

4

Как и Набоков, о своей профессорской жизни Аксенов рассказал и в романах. Скажем, в «Кесаревом свечении». Там трудится писатель в изгнании Стас Ваксино (он же Влас (Влос) Ваксаков), нынче работающий в области конфликтологии. Тому же посвящена изрядная доля «Нового сладостного стиля», где режиссер-эмигрант Саша Корбах творит драматургические эскапады на кампусе Университета Пинкертон. Кстати, в «Свечении» часть сюжета разворачивается тоже в «Пинкертоне». И в обоих романах названия глав, повествующих об этом, звучат одинаково! Впрочем, в «Свечении» имя школы дано в кавычках, а в «Стиле» – без.

Спозаранку Влас (Стас) проверяет зачетные работы. Саша же Корбах сочиняет пьесу и репетирует, репетирует, репетирует со студентами совершенно невероятный спектакль.

Его попытка поставить шоу о Данте не удалась. Администрация не поняла: что может сказать об итальянской жизни и эпохе Возрождении русский человек, только что прибывший из эры упадка? А русский человек, коего допустили к любимому искусству – он ведь покладист. И смекалист. Лады – согласился Саша: работать будем с «Записками сумасшедшего», сунув в них «Нос». С Гоголем будем работать! Yes! – проникалась администрация. Для нее это всё равно был Достоевский. – Come on, Саша! Действуй!

И вот создана студенческая труппа «Черный куб». Студиозы в футболках, на коих запечатлен наставник на пике вдохновения, бодро репетируют. Изобретен псевдоним автора – в подражание Набокову с его Толстоевским – невиданный Лейтенант Гоглоевский. И вот уже изумительный «Мистер Нос и другие сторонники здравого смысла» сносят крышу академической братии и ценителей мастерства актерского и режиссерского.

Шинель поет арию Каварадосси. Вий поражает изобретательностью. Панночка, как доллар, конвертируется в ведьму и обратно. Наконец, острейшая игла «неизлечимой печали» пронзает и сшивает сцену и зал в столь неразрывное целое, что слезы, хлынувшие из очей президента «Пинкертона» миссис Миллхауз, никого не удивляют.

Меж тем Сашину возлюбленную Нору Мансур «шаттл» несет в дальнейшее пространство…

И Саша тоже летит. Парит. Возносится. И кто скажет, что, описывая его состояние, Аксенов не сумел передать свои ощущения от преподавания? Впрочем, остановим разговор о книгах – их черед чуть позже – и продолжим об университете – Американском Парфеноне.

5

Аксенов влюбился в преподавание. И безропотно ежедневно проделывал долгий путь от своей квартиры в Вашингтоне до парковки на кампусе.

К этому времени Василий и Майя после многих переездов выбрали пристанище в США на долгий срок. Город Вашингтон (округ Колумбия), район Адамс Морган, своеобразная и колоритная культурная достопримечательность столицы.

На Вирджинском берегу Потомака те же деньги стоила аренда дома. Но они хотели жить в центре. Впрочем, и там далеко не любое жилье отвечало их вкусу. А хотелось, чтобы, с одной стороны, всё в районе было таким, каким прежде не было и быть не могло, а с другой – чтоб он отчасти слегка, чуть-чуть напоминал центр Москвы. Вот такие вкусы.

Что ж, поиски были не коротки. Всё устроилось вдруг: приехали на северо-запад – в Старый Вашингтон, на улицу Вайоминг, осмотрели квартиру, поняли: то, что надо. Двухэтажный апартмент, винтовая лестница, обширные окна с видом на крыши, шпили и купола американской демократии. Да, цена высока – 1200 долларов в месяц. Но лучшего и желать нельзя.

По большей части улица Вайоминг застроена зданиями в викторианском стиле. Вокруг лавочки, ресторанчики, скверики, антикварные салоны, книжные шопы «Крамер-букс» и «Лямбда Райзинг», пиццерия «Везувий» – всё, включая новое советское, а затем и российское посольство (Висконсин авеню, дом 2650) – в шаговой доступности от парадной двери.

Кроме того, соседний район Адамс-Морган привлекателен своей архитектурной, конфессиональной и социальной пестротой. Сексуальное разнообразие и своеобразие также прибавляло ему достоинств в глазах писателя – площадь Дюпон, названная в честь адмирала-героя времен гражданской войны и радующая внешним сходством с Европой, с середины 70-х стала популярна в богемной тусовке, а затем и среди сторонников альтернативных образов жизни.

Вершину и живописные улицы и бульвары, сбегающие по склонам холма Кафедрал Хейтс, по утрам заполняли автомобилисты и джоггеры. Среди тех и других можно было нередко увидеть гуманитария в элегантной шляпе или кепи с аккуратными седеющими усами и внимательным взором из-под густых бровей. Кто он – Влас Ваксаков? Стас Ваксино? Саша Корбах? Профессор Аксенов собственной персоной. How are you doing, sir?[220]

6

Недурно, недурно!

В 1988-м он получил приглашение Georg Mason University вести курс русской литературы. И принял его. «Джордж Мэйсон» стал последним университетом, где преподавал Аксенов. С 1988 по 2004 год. За эти годы он стяжал и почтение коллег, был включен в элитную академическую группу Кларенса Робинсона и удостоен ранга полного профессора.

Друг и литературный агент Аксенова литературовед и поэт Виктор Есипов утверждает, что университет шесть раз выдвигал писателя на Нобелевскую премию по литературе.

Беженка из СССР – Юлия Бикбова, единственная студентка, «взявшая» у Аксенова пять семестров, – настаивает: от прочих профессоров его отличало всё.

«Нередко, – рассказывает Юлия, – студенты других школ также слушали лекции Василия Павловича. Они были отлично спланированы и проработаны. И от студенческих работ он требовал того же. И это естественно. Порой ребята родом из СССР шли к нему на курс, надеясь на легкое 'A' – пятерку. Но учиться у Аксенова было трудно. Зато мы узнавали невероятно много о русской литературе. При этом он погружал нас в богатейший культурный контекст, в жизнь людей искусства, в сплетения их необычайно богатых судеб, мировоззрений и отношений, которые знал в деталях. Иначе, считал он, суть творчества писателей того времени будет нам недоступна.

Можно ли, не имея представления об Андрее Белом, его чувствах и переживаниях, понять, что он

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату