Юля отвечала мне слабым голосом. Потом заплакала, обняла меня и сказала:
— Прости меня, Феликс. Я так виновата перед всеми вами — перед тобой, мамой и папой. Но я вправду не могу с собой ничего поделать.
— Отчего? — спросил я. — Что заставляет тебя все время уходить от реальности? У тебя такая хорошая и счастливая жизнь… Ты студентка престижного вуза, у тебя богатые родители и я тебя люблю.
— Я все время чувствую, что украла чужое, — ответила Юля жалобно и беспомощно. — Теперь она выглядела как маленькая девчонка, которая ищет защиты и утешения.
— Я такая хищница, — пролепетала она. — Я полюбила тебя, мне захотелось быть твоей. И чтобы ты был моим. И я отняла тебя у мамы. Если бы ты знал, как она плакала, какими глазами смотрела на меня. Этот взгляд теперь бывает у нее и сейчас, когда мы уже примирились. Все равно, нет-нет, да и посмотрит на меня. И мне становится ее жалко и стыдно за свой поступок…
— А потом… — Губы ее задрожали и на бледных щеках появился первый слабый румянец. — А потом, мне все время вспоминается та сцена, что я увидела тогда… Ну, ты помнишь, когда я вернулась с экзамена и увидела вас с мамой… Это помогло мне тогда решиться и прийти к тебе. Но теперь это видение преследует меня и мучает и не дает покоя.
— Ты поэтому и хочешь наркотиками вызвать другие видения? — спросил я. — Чтобы заглушить то?
— Ну да, — призналась Юля и заплакала. Ее лицо стало мокрым от слез и я вытирал их ладонью.
— Все пройдет, — утешал я ее. — Все пройдет. Ты забудешь обо всем и у тебя пропадет потребность оглушать себя.
«До чего ревнивы женщины, — отметил я. — Она ведь все уже сделала, всего добилась. Она отняла меня у своей матери, она стала моей невестой. И все равно не может пережить того, что видела меня в объятиях Людмилы»…
Я «вкатил» Юле препарат, который усыпил ее, и вышел в гостиную, где впервые после всего происшедшего встретил Людмилу. Геннадия не было, он ушел из дома на весь вечер.
— Он очень тактичный человек, — пояснила Людмила, вновь говоря о муже с гордостью. — Хотя я говорила ему, что нет необходимости оставлять нас с тобой одних. Потому что ты можешь не трудиться и ничего мне не говорить. В какой-то мере я понимаю тебя.
Видно было, что она действительно пришла в себя и успокоилась. Пережила двойное предательство — любовника и собственной дочери.
Она даже не подошла ко мне, только смотрела холодным взглядом. Подозреваю, что она и по сей день в глубине души ненавидит и презирает меня. Совсем другое дело, что в течение нескольких лет я был ее самым близким человеком, которому она доверяла все и могла быть самой собой. Этого тоже ведь не скинешь со счетов.
Так что как бы не презирала меня теперь Людмила, все-таки я для нее не просто человек с улицы.
— Ты заведешь себе кого-нибудь вместо меня, — сказал я ей тогда, чтобы хоть что-то сказать. При этих словах я оглянулся на комнату Юли, боясь, что она может услышать такой откровенный совет.
— Я больше никого не буду заводить, — горько ответила мне Людмила. — Хватит с меня. Я возвращаюсь в семью.
— Но ты же ее и не покидала, — возразил я недоуменно, но Людмила посмотрела на меня строго и пояснила:
— Я имею в виду, что возвращаюсь к мужу, Геннадию.
— Но, милая, к нему ведь очень трудно возвратиться, — сказал я, еще больше удивляясь. — Кому, как не нам с тобой известно, что он ведь… Он гомосексуалист… Ты ему совсем не нужна как женщина.
— Нет, все оказалось не так, — ответила мне Людмила. Она торжествующе усмехнулась.
— Уже почти две недели, как мы живем с ним. — А заметив мое вытянувшееся лицо, объяснила, понизив голос почти до шепота: — Так, как прежде… Мне было очень тяжело первые дни после того, как я узнала, что ты бросил меня и путался с Юлей. Она тоже хороша… Мне не хотелось смотреть на мир после этого. Я лежала и плакала по ночам. И вот, в одну из ночей Гена вдруг позвал меня, окликнул. Сначала мне почудилось, что это просто галлюцинация. Но потом он повторил и я поняла, что это правда. И с этой ночи он регулярно каждый вечер дает мне любить его.
Голос ее был гордым и удовлетворенным. Людмила смотрела на меня даже как бы свысока…
— Но ведь ты же сама говорила, что Геннадий твой не переносит женского тела, — сказал я осторожно.
«А может быть, она рехнулась от несчастья?» — опасливо подумал я.
— Это именно так и есть, — ответила Людмила. — Он разрешает мне ласкать его ртом, как в первые годы нашей совместной жизни. И я делаю это. Может быть, я постарела, но теперь меня это вполне удовлетворяет. Или я просто насытилась всем… Не знаю, может быть, даже я поняла, насколько я люблю его, и как он мне дорог. Ведь Геннадий — моя жизнь. Сколько лет мы провели вместе. Сколькое нас объединяет…
«Общая тайна в течение пятнадцати лет — что может объединять лучше? — подумал я. — И не просто общая тайна, но и общее несчастье».
— Так что ты можешь быть совершенно спокоен теперь, — произнесла Людмила. — Я не собираюсь больше устраивать скандалы и сводить счеты. Мне и на самом деле это больше не нужно. Можешь жениться на Юле, и вообще можете делать, что угодно. Я остаюсь с Геной.
Я представил себе, как по вечерам Людмила подползает к кровати мужа и засовывает голову к нему под одеяло. И долго стоит так, ерзая на коленях, перед кроватью, и сопит там, под одеялом.
А потом вылезает и, облизываясь, ложится к себе постель, удовлетворенная. Что ж, если теперь это она любит и это ее устраивает, значит, она нашла, обрела свое женское счастье. У каждой оно — свое…
Больше мы не возвращались к этой теме и я вновь стал частым гостем в этом доме.
Не скажу, что между всеми нами не оставалось внутренней напряженности. У Людмилы все равно было натянутое отношение ко мне и к своей дочери. К двум предателям. А Геннадия я вовсе не мог понять никогда. Он странный человек.
А наши отношения с Юлей укреплялись с каждым днем. Может быть, из-за моей склонности плыть по течению.
— Сначала тебя подобрала одна баба, — говорила с досадой моя мама. — Потом подобрала другая… А у тебя самого — что, совсем нет чувств? Собственных чувств и собственных предпочтений?
Но и мамины слова меня не пугали. Я отвечал, что у меня много важных деловых забот, а чувства пусть остаются женским делом. Если две женщины как-то умудрились поделить меня и договориться, то я не хочу мешать. Меня вполне устраивала Людмила, но время прошло, ситуация изменилась и, наверное, сейчас мне уже пора жениться и заводить семью. А для этой цели как нельзя лучше подходит, конечно, не мать, а дочь. Ну, если она так этого хочет, почему бы и нет? Чем одна молодая женщина лучше другой? Да ничем, если разобраться…
— У тебя столько знакомых женщин, — говорила мама. — Ты бы мог выбрать любую. Ведь ты — такой завидный жених.
— Да, мама, я мог бы выбрать и другую женщину. Но для чего?
Единственное, что меня серьезно беспокоило, было увлечение Юли наркотиками. Но мне удалось как бы сгладить и приостановить это, и я надеялся, что после свадьбы все вообще пройдет. У кого не бывает каких-то недостатков? Тем более, что я представлял себе Юлино положение — приезжать домой после свиданий со мной и каждый раз встречать дома мать с ее язвительными замечаниями. И вспоминать ту сцену…
Свадьбу мы назначили на осень, и в самом деле собирались ехать за границу в свадебное путешествие.
И вдруг — случилось то, что случилось. Непоправимое, неожиданное… Почему такое несчастье так глупо обрушилось именно на нас?
