надменную сцену и скандал, сопровождаемый криками и стенаниями типа: «Ты знал, что мы с ней встретимся… Ты специально это подстроил, чтобы помучить меня…»
Но Хельга была человеком другого типа, все это было ей не свойственно. Есть моменты, когда отчетливо понимаешь преимущества европейских женщин перед русскими и азиатскими… Европейская женщина не станет устраивать плаксивую базарную сцену, даже если внутри у нее все переворачивается от обиды.
Мы поехали ко мне, тем более что мама все еще была на даче. Кстати, надо бы познакомить Хельгу с мамой, подумал я. Все-таки у нас уже достаточно серьезные отношения, и пора уже это сделать.
Тем самым я как бы дал понять себе самому, что мои отношения с Хельгой важны и дороги для меня. Да и то, как она держалась этим вечером… Как сдержанно и благородно она вела себя с Юлей и Людмилой. Чего стоило одно ее предложение проводить их…
Едва мы вошли, как Хельга бросилась готовить кофе. Она быстро сварила его, найдя все самостоятельно на кухне, и принесла в комнату. Там она поставила поднос на низкий столик у кресла, на котором я сидел, а сама опустилась на ковер у моих ног.
Она подобрала свое длинное платье, и я увидел, как красивы ее согнутые колени в чулках светло- телесного цвета…
Хельга налила кофе и подала мне чашку. Потом она положила голову ко мне на колени и потерлась щекой о ткань моих брюк, совсем как кошечка. Потом она посмотрела на меня грустно и чуть виновато и сказала:
— Наверное, я не права, и ты сейчас рассердишься, милый… — Голос ее звучал робко и неуверенно. Странно было слышать такие интонации от такой уверенной в себе блестящей женщины. — Но я все же должна спросить у тебя, — продолжала Хельга, — и ты поймешь меня… Эта девушка, которую мы встретили, — она была твоя возлюбленная?
Я понял Хельгу. Женщина всегда остается женщиной. Она может вести себя как угодно, но пересилить некоторые свойства женской природы не может. Конечно, она должна была узнать у меня про Юлю.
Врать я никогда не любил. Тем более не считал нужным делать это сейчас. Зачем? В конце концов, сейчас я был с Хельгой, а Юля осталась в прошлом. Больше она уже не была моей возлюбленной.
— Так вы были близки? — спросила опять Хельга. — Расскажи мне, не бойся, я пойму тебя. Не думала же я, что ты был один все эти годы.
— Была, — ответил я спокойно. — Юля была моей невестой, а не только возлюбленной.
— Она ведь слепая, — сказала осторожно Хельга и замолчала.
— Не всегда же она была слепая, — ответил я, и мне пришлось рассказать о том, что случилось с Юлей. Я ничего не стал рассказывать о том, что сначала был близок с Людмилой. Мне показалось, что это было бы слишком, да и обстоятельства не вынуждали меня быть столь подробным и откровенным. Но про несчастье с Юлей я рассказал.
Хельга слушала меня, положив мне голову на колени и глядя на меня строго, серьезно, не мигая. Она была потрясена чудовищностью того, что я рассказал.
— Даже не верится, — наконец произнесла она, встряхнув волосами, когда я закончил. — Никогда бы не подумала, что такое зверство возможно. Именно этим и вызвано твое появление в нашей больнице?
— Конечно, — ответил я. — У нас есть все основания предполагать, что все это творится в морге больницы. Это весьма подходящее место.
— Но почему именно в нашем морге? — удивилась Хельга. — В городе столько больниц и еще больше моргов. Отчего же именно у нас?
Я не стал рассказывать Хельге о Скелете и о том, каким образом он вышел на эту больницу. Просто ответил, что нанятый мною детектив заинтересовался их больницей.
— Вот почему ты так хотел познакомиться с Аркадием Моисеевичем, — облегченно вздохнула Хельга. — А я-то понять не могла, отчего у тебя такое тяготение к моргу и работе в нем… Так неужели ты думаешь, что Аркадий Моисеевич как-то причастен к этому жуткому варварству? Он вообще-то не похож на злодея.
— Никто не похож на злодеев, — ответил я. — Тем не менее преступления совершаются, и результат ты сегодня видела на Юле. Наверняка это сделали люди, которые внешне не напоминают бандитов… Так что причем тут внешность?
— Ты прав, — вздохнула Хельга. — Какой все-таки ужас ты мне рассказал. Просто мурашки по коже идут. Я все не могу успокоиться от твоего рассказа.
Я и в самом деле видел, что Хельга потрясена моей историей. Она была напряжена, и лицо ее утратило безмятежное выражение. Глаза теперь горели, а губы кривились в мрачной улыбке.
— И ведь носит же земля таких негодяев, — сказала она, уставясь в одну точку.
— Самое ужасное во всем этом — то, что скорее всего делают все это врачи, — произнес я. — У меня не укладывается в голове именно это.
— И ты хочешь проникнуть в наш морг, чтобы выяснить все про Аркадия Моисеевича? — спросила Хельга. Она помолчала. — Это очень умно с твоей стороны. Конечно, раз уж есть такое подозрение на него, то следует все выяснить. Он ведь и в самом деле очень неприятный тип. Замкнутый, никогда не улыбается, ни с кем не разговаривает.
Хельга закурила сигарету, руки у нее подрагивали. Она была, видимо, возмущена мыслями о том, что среди нас ходят вот такие люди…
— Знаешь, — сказала она после некоторого раздумья. — Ты мне все сейчас рассказал, я подумала и посмотрела на все иными глазами… В принципе, если задуматься, то Аркадий Моисеевич вполне может иметь какое-то отношение к этому ужасу. Он ведь и на самом деле очень тяжелый человек. Такой может заниматься тем, о чем ты мне рассказал.
Она нервно курила, стряхивая пепел мимо пепельницы.
— Может быть, мне и удастся тебе помочь, — сказала она. — Ведь когда ты говорил мне, что хочешь работать непременно в морге, я думала, что у тебя просто дурацкая фантазия… Кстати, а почему вы не обратились в милицию? Они ведь должны вести следствие.
— Естественно, мы обратились, — сказал я. — Как только это случилось с Юлей, милиция появилась, и теперь они ведут следствие.
— Но ты ведь не рассказал милиции о ваших подозрениях насчет нашей больницы, — уточнила Хельга.
— Нет, мы ничего никому не рассказали, — ответил я. — У нас есть свои планы разобраться с этими нелюдями. Зачем же отдавать их милиции? Мой частный детектив считает, что мы и сами сможем снять с них шкуру… Незачем впутывать милицию в это дело.
— Ну и правильно, — сказала после некоторого раздумья Хельга. — Если подключить милицию и позволить им самим арестовать негодяев, то это будет чисто моральное удовлетворение. Ну, расстреляют их, и все. А тут, если вы сами поймаете, то сможете наказать их действительно так, как они этого заслуживают.
— Как? — не понял я. Мне и вправду казалось непонятным, что еще можно сделать с мерзавцами. Не относиться же всерьез к словам Геннадия о снятии с них скальпов и выколупывании глаз…
Но Хельга, похоже, была того же мнения, что и Гена.
— Шкуру спустить, — жестко сказала она. — Просто убить этих негодяев мало… Надо что-то пострашнее придумать. За то, что они делают с людьми, просто умереть им будет недостаточно. Пусть помучаются.
Хельга встала с ковра и потушила сигарету.
— Знаешь, милый, — сказала она, — кажется, я что-то сделала напрасно… То ли зря поехала к тебе сегодня, то ли зря попросила тебя рассказать мне эту чудовищную историю.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
— Я имею в виду, что теперь я должна ехать домой, — ответила Хельга, качая головой. — Что-то я не расположена к любви сегодня ночью. Была расположена, но теперь, после того, как ты рассказал мне об этих ужасах, я просто не могу заставить себя радоваться жизни. Прости меня.
