Второго всадника в форме пограничника Зайцев узнал сразу.
— Товарищ полковник Рогатин! Не узнаете? — и вытянул руки по швам: — Разрешите доложить? Приказ взорвать мост под Исковцами выполнен.
— Как не узнаю. Здравствуйте! И о взорванном мосте осведомлен.
— Где наши, товарищ полковник, взвод наш, хочу сказать?
— Отошли… А Лыков тут, жив?
— Здесь я! — откликнулся польщенный вниманием Лыков, продолжая рыть окоп.
— Рад! — сказал Рогатин, и по его лицу было видно: очень рад он встрече с бойцами, которых вчера по его приказу послали на смертельно опасное дело.
— Ну что ж, — повернулся полковник к Чуракову, — у моста Котовенко справится. Танкам там хода нет. Думаю, в обход они нацелились. Ждите — нагрянут. Ни один не должен пройти. Пусть считают, что мы бьемся тут за переправу. С темнотой отходите на Лучки.
— У моста когда снимете оборону? — поинтересовался Чураков.
— Отойдете вместе, бесшумно. Мост взорвем. Пусть на рассвете штурмуют… И еще вот что, Дмитрий Дмитриевич. Отпусти-ка ты прокурора с кассиром… Пришлю тебе группу.
— Гранат лучше.
— Считай, обменялись, — козырнул Рогатин и ускакал.
Притихли окопавшиеся бойцы, даже кто-то всхрапнул. Чураков сходил на мельницу и скоро вернулся, присел возле Зайцева, на часы взглянул.
— Пора обедать — пошутил он. Увидев привязанную лошадь, подумал: «Зачем она тут?» И, словно вспомнив о чем-то, попросил сержанта позвать прокурора с кассиром. А те были рядом.
— Забирайте лошадь и отправляйтесь на Лучки, — распорядился Чураков.
— Это почему же? — заупрямился прокурор.
— Приказ не обсуждают. Выполняйте! В Лучках доложите полковнику Рогатину, что добавку гранат нам не прислали.
А кассир протянул Чуракову маузер. Дмитрий Дмитриевич даже поднялся.
— Думаешь, отвоевался? Да, хочешь знать, без оружия нынче ты ничто. За него зубами должен держаться — и, наскоро объяснив, как пользоваться маузером, вернул оружие, сказав: — На басмачей с ним ходил, всю службу в ЧК при мне был…
Когда прокурор с кассиром ушли, Зайцев спросил:
— И не жалко вам именное оружие?
Чураков ответил не сразу. Свернул цигарку и, затянувшись, поделился грустно:
— Сегодня не жалко. Да и последняя в нем обойма… Вот с чем нынче воевать надо, — похлопал он по круглому диску русского автомата.
— А тот шмайсер на дереве сняли? — вспомнил сержант.
— Я уже подарил его. А этот… — Чураков склонил голову, вздохнул горестно. — Утром бы мне эту штуку. Много мы нынче своих потеряли, только под Городищем восемнадцать.
— Так вы из огня да в полымя, — понял Зайцев.
Чураков подтвердил молча, кивком, а потом не удержался, рассказал, порывисто жестикулируя, как наступала цепь бойцов в командирской форме с кубиками и шпалами в петлицах — человек семьдесят. Все были коммунисты, сотрудники особого отдела, а рядом сражались пограничники и курсанты школы НКВД. Сводным отрядом командовал Рогатин.
Зайцев слушал и представлял себе горбатые высоты, на которые прорвались немецкая мотопехота и автоматчики. К штабу фронта прорвались. Врага надо было немедленно сбить, уничтожить. И единственной боевой силой в критический момент оказались пограничники и чекисты.
Скрытно сосредоточившись у крутых склонов, над которыми одиноко маячила старая деревянная церквушка, отряд поднялся разом и с криком «ура» бросился в атаку.
Загрохотали гранаты. Упал оперуполномоченный Николай Шиянов, но тут же поднялся, и находившиеся рядом увидели у него кровавый обрубок руки. Шиянов пробежал несколько шагов, остановился, пытаясь одной рукой поставить гранату на боевой взвод, и повалился, подминая кустарник…
Граната старшего оперуполномоченного Белоусова угодила во вражеского пулеметчика, и чекист едва успел залечь. Над головой просвистели осколки. Он выдвинулся слишком далеко и оказался в выгодной позиции, ведя автоматный огонь чуть ли не вдоль цепи гитлеровцев. А когда рядом увидел начальников отделений Чуракова и Котовенко, понял: теперь можно захватить вершину высоты, а это половина успеха.
Левым флангом чекисты смяли гитлеровцев и, не останавливаясь, расширяя захваченный рубеж, погнали врага. Затихал бой справа, южнее. Это второй, сводный отряд, в котором находился полковник Рогатин, овладел высотой и церквушкой.
Около двух километров отряд преследовал и добивал остатки гитлеровцев.
К Менче подошли с южной стороны. Дозорные скрылись за хатами, втянулась в село и часть колонны, когда вдруг утреннюю тишину огласила трескотня немецких автоматов…
Остальное, впрочем, Зайцев видел сам.
С мельницы донесся крик наблюдателя:
— Танки! Шесть штук. Справа, километра три…
Чураков оглядел окопы, скомандовал:
— Приготовиться! — и пошел на правый фланг.
Спрыгнув в зигзагообразную траншею, Зайцев спросил Лыкова, куда делся милиционер Анисенко.
— Тут, где ему быть. Во-он в кусточках устроил себе окопец. Да они вдвоем там.
— Куда его занесло? — вырвалось у сержанта.
— А связку-то гранат на бруствере не видишь? Он им сейчас отрегулирует движение.
Просвистел снаряд. Он взорвался далеко внизу, в селе, но два других легли неподалеку от мельницы, даже качнулись крылья ветряка. Чураков исподлобья следил за приближающимися танками. Они шли широко, но понемногу начали тесниться, и стало возможным определить, что метят они на дорогу, уходящую к селу между двух крутых, как ущелье, склонов.
Ох как Чураков подосадовал в эту минуту на свою несообразительность: впустить бы танки на дорогу и встретить их в узком месте, как в ловушке. И тут на глаза Дмитрию Дмитриевичу попались два бойца в окопчике справа. Редкий кустарник хорошо маскировал их, и они стояли, навалившись грудью на бруствер, держа наготове по связке гранат, — танки шли на них.
Глянул назад — отойти скрытно еще можно успеть. Чураков окликнул бойцов, приказал:
— Ползите под обрыв! Головной танк пропустим. Подорвите его, чтобы ни пройти там, ни проехать… Сделаете?
Те подползли к обрыву, и чекист только сейчас разглядел в усатом бойце милиционера.
Стремительно приближались танки. Теперь они уже мчались парами, и была в их шумном напористом броске самоуверенность и наглость.
— Головной пропустить! — передали по цепи приказ Чуракова. Скрылись притаившиеся в окопах бойцы. Сильный взрыв раздался поблизости, и все увидели запылавший танк. Второй же, идущий за головным, уклонился влево, проскочил кустарник, окоп, который покинул Ефим Анисенко с бойцом, и танк уже было не достать.
Несло в окопы черную гарь, стало душно, завеса прикрывала обороняющихся, не давая возможности уследить за танками. Они начали маневрировать, приближаясь с разных сторон.
Зайцев был наготове: ждал «свой» танк. Тот не свернул в сторону, как другие, не петлял, шел напролом. Вот уже двадцать метров до него…
— Давай, сержант! — поторопил Зайцева Лыков.
Раздался скрежещущий взрыв — и танк, гремя перебитой гусеницей, развернулся возле края траншеи. Было видно, как по нему кто-то ударил бутылкой с горючей жидкостью: расползались по броне языки пламени.
