– Мы еще и в рабстве! – простонал Вася. – Что же делать?
Ардена уселась на пол, по-восточному скрестив ноги, и пригласила Хвостикова проделать то же самое.
– Давай рассуждать логически, – сказала она, провожая взглядом Васю, который отказался садиться и расхаживал от стены к стене.
– Давай, – буркнул поэт.
– Пройти внахаловку у нас не получилось и вряд ли получится.
– Угу, – кивнул Вася.
– Одеться в рванье по-туземному, чтобы не узнали, тоже не выйдет. Им известно, что за этой переборкой только мы да вождь.
Хвостиков снова выразил согласие кивком.
– Значит, – продолжала рассуждать Ардена, – надо задействовать вождя.
– И как ты предлагаешь с ним договориться? – горько рассмеялся Вася. – Простите, мол, уважаемый, за то, что звезданули по башке, и проведите нас, пожалуйста, к капсулам? Может, еще попросить постоять на стреме, чтобы никто не мешал смыться с этого корыта?
Ардена пропустила Васин выпад мимо ушей. Она молча подошла к завернутому в мешковину вождю и встряхнула с такой легкостью, словно он был малым ребенком. Со стороны она походила на муравья, управляющегося с огромной куколкой.
Как ни странно, демонстрация силы произвела на представителя туземной власти самое благоприятное впечатление: глаза восхищенно округлились, а из-под тряпицы, закрывавшей рот, донеслось довольное урчанье. Вася готов был поклясться, что бородач пребывает в полном восторге оттого, что скоро его гарем пополнится столь бойким экземпляром.
– Ну вот что, обезьяна, – прошипела Ардена самым смертоносным тоном, на какой была способна, – сейчас я тебя развяжу, но попробуй хоть раз вякнуть – придушу к чертовой матери. Понял?
Вождь кивнул. Восторга на его лице поубавилось, но бородатому все равно было интересно.
Девушка осторожно распутала мешковину, и вождь, постанывая, сполз с ложа.
– Огонь-баба! – были первые его слова. Потом бородач бросил неприязненный взгляд на Хвостикова. – А вот эта – психованная какая-то.
– Не все мужики любят целоваться с другими мужиками, – сообщила Ардена.
Вождь пристально оглядел Васю, по-новому открывая для себя и бледную кожу, и длинные волосы, и пушок над верхней губой, и досадливо плюнул.
– Ты бы еще юбку нацепил, недоумок!
– Он, знаешь ли, поэт, – вступилась за Хвостикова Ардена. – Ему положено так выглядеть.
– Поэт? – вождь поднял к потолку глаза и зашевелил губами. – Это который сказки рассказывает? А ну, давай соври что-нибудь.
Вася вздохнул. Порой ему предлагали показать свое искусство и в менее изысканных выражениях. Далеко не всегда он снисходил до метания бисера, но в данном случае отказываться не следовало. Набрав в грудь побольше воздуха, он выдал экспромтом:
Прежде чем произнести следующие строфы, Вася призадумался. Их нельзя было отнести к славословиям, которых, несомненно, от него ждали, но другой вариант совершенно не желал придумываться. Поэтому завершал четверостишие Хвостиков, крепко зажмурившись:
Не открывая глаз, поэт ждал оплеухи, но ничего не происходило. Наконец, спустя несколько мучительно долгих секунд, Хвостиков решился узнать, что же творится за пределами его век.
Вождь стоял, открыв рот, с совершенно потерянным видом. В глазах пылал восторг обитателя джунглей, впервые в жизни примерившего ожерелье из бутылочных крышек.
– Волосатый, – заговорил он наконец, – ты лучшее брехло из всех, кто мне встречался. Всего пара слов, а я как живой получился.
– А что, вам знакомы и другие поэты? – осведомился Вася, раскрасневшись от похвалы.
– А то! – живо откликнулся бородач. – Тоже малохольные вроде тебя. Куда ни отправь работать – везде подохнуть норовят. Мне говорят, ты их на рудник писарями ставь. А на черта мне столько писарей? Даже на пластмассу не годятся – труха одна выходит, знахарям головная боль. Приходится за борт выкидывать. Раньше велел своим молодцам и вовсе этих субчиков на корабль не брать, сразу на берегу резать, но уж больно любят ребята глядеть в иллюминатор, как они кувыркаются.
От этих слов у поэта потемнело в глазах. Размахнувшись, он влепил вождю звонкую оплеуху, вложив в нее всю свою ненависть. Бородач изумленно ойкнул и осел на пол.
– Поздравляю! – резко сказала Ардена, надвигаясь на Васю, который отчаянно дул на ушибленную руку. – Ты придумал самый долгий способ самоубийства. Лучше бы просто разбил свою патлатую башку о стену.
– Не вижу повода для шума! – гневно парировал Хвостиков. – Этот боров убивал поэтов!
– Этот боров мог вывести нас отсюда, – прошипела девушка. – Мне ничего не стоило заставить его сделать нам это одолжение. А теперь он лежит в отключке, с разбитой рожей! И даже если мы приведем его в чувство, дегенераты в зале сразу поймут, что пахана уделали бабы. И вместо бегства мы поучаствуем в маленькой революции, а потом отправимся в гарем и за борт – каждый своей дорогой.
– Не отправимся, – произнес Вася неожиданно уверенным голосом.
– Что-то придумал? Выкладывай, – велела Ардена.
– Я с вождем примерно одного роста… – начал Вася.
– Но ты без бороды, – заявила девушка, моментально уловившая суть плана. – Вот если бы нам ножницы или нож…
Оба одновременно бросились обыскивать лежащего вождя.
Четверть часа спустя из-за переборки в зал вышел вождь в обнимку с коротко стриженной ведьмой, давеча переломавшей ребра не одному бойцу. Многочисленные претенденты на престол, собравшиеся у дверей посмотреть, чем кончится дело, испустили дружный вздох разочарования.
Правда, самому вождю победа далась нелегко. Борода его была изрядно выщипана и торчала в разные стороны диковатыми пучками. Каска низко нависала надо лбом, отчего лицо почти полностью скрывала тень. Накидка и гофрированные штаны болтались как на скелете. На щеках красовались глубокие кровавые борозды, оставленные ногтями чертовки, которая теперь льнула к плечу своего укротителя.
За волосы вождь волок закутанную до самой макушки в мешковину ту самую усатую девицу, за которую изловивший ее молодец получил в награду круглый блестящий медальон с чудно?й надписью «заглушка канализационная».
– Держись прямо, – прошептала Ардена. – Ты – вождь! Расправь плечи. Выпяти грудь.
– Я и расправил, – пискнул поэт и хрустнул лопатками, – и выпятил.
– Ты брюхо выпятил, а не грудь. И что это ты плетешься на полусогнутых, будто стакан касторки замахнул? Мой тигр! – это уже для толстого коротышки, пускавшего слюни, любуясь на семейную идиллию вождя.
– И вовсе не на полусогнутых. Просто этот гад слишком тяжелый. Кстати, ты бесподобно целуешься, – блаженно пробормотал Вася, ответив на страстный поцелуй Ардены. – Только будь поосторожней – скотч того и гляди отклеится, и я останусь без бороды.
Выдав последнюю фразу, Хвостиков передернул плечами: воспоминания о том варварском способе, каким он лишился локонов, а вождь – бороды, оставили в душе поэта слишком глубокие раны. Вкус фиолетовой краски, которую раздобыла девушка, чтобы выкрасить его зубы, также не радовал.
Вася и Ардена медленно брели меж столами, изо всех сил стараясь выглядеть как пара влюбленных на прогулке. Им это вполне удавалось. Особенно сторонних наблюдателей убеждали поцелуи, которые с каждым разом становились все дольше.
Когда до ангара с капсулами оставалось не более ста шагов, Хвостиков дернул Ардену за локоть и прошептал:
