– Он шевелится.
– Кто шевелится? – не поняла девушка.
– Вождь.
– Это тебе мерещится. Я его как следует по башке приложила, когда он после твоей оплеухи очухался.
– Ничего не мерещится! – закипятился Вася. – Сама посмотри.
Ардена бросила косой взгляд на сверток, который тащил за собой поэт. Пленник явно начинал приходить в себя. Он выпростал из мешковины руку и пытался разорвать свой кокон. Ткань постепенно поддавалась, и сквозь дыры уже виднелся налитый кровью глаз и веревка, к которой был привязан пук остриженных Васиных волос, предназначенный для имитации пышной шевелюры прекрасной невольницы.
– Эй, Иван Иваныч, ты где бабу с такими ручищами огреб? – крикнул сидевший за ближайшим столом пьянчуга, грудь которого украшал орден с загадочной надписью «заглушка канализационная». Вася бросил на него короткий взгляд и снова уставился на куль позади себя. – Иван Иваныч, – продолжал владелец бляхи, – чегой-то там у тебя такое?
Он в упор смотрел на Васю, и только тут Хвостиков понял, что обращаются к нему. Колени подкосились, и если бы не Ардена, он шлепнулся бы на пол от страха. «Стало быть, этого гада в мешке зовут Иван Иваныч, – отстраненно подумал поэт. – Странно. Мне всегда казалось, что атамана головорезов должны звать как-то пострашней. Череп, например, или Костолом».
– Чего к вождю пристаешь? – выдавил Хвостиков натужным басом. Он молился всем богам и черной пустоте космоса, чтобы никто не услышал, как дрожит его голос. – Не видишь, барышень прогуливаю?!
– Как не видеть! Только где ж ты эту рукастую взял? – не унимался пьяненький орденоносец. – На пляжу таких не было.
«Вот пристал, чертов зануда!» – подумал Вася и почувствовал вдруг, что сковавший его ужас сменяется раздражением.
– Значит, были! – рявкнул Хвостиков совершенно окрепшим голосом. – Одна – стриженая кошка, которая вам задницы надрала, а другая – усатая тихоня. Между нами, так себе бабенка оказалась – ни рыба ни мясо. Вот я ее в мешок и сунул.
– Не, усатую я помню, – не отставал собеседник. – Усатую я сам ловил. Ты мне за нее и орден пожаловал, – он похлопал по канализационной заглушке на груди. – А эта… это… в мешке… Гляди, оно лезет!
Послышался треск. Дикари в ужасе попятились. Из мешка вылезало нечто огромное, осоловевшее, с выщипанной бородой и сплошь покрытое свалявшимися Васиными волосами.
– Чур меня! – завопил владелец заглушки и бросился наутек. Остальные оказались не столь впечатлительными и молча пялились на Васю и новоявленное диво. Самые сообразительные уже закатывали рукава.
– Беги в ангар, – шепнул Хвостиков Ардене. – Я их задержу.
Девушка бросила на поэта короткий взгляд, в котором смешались и удивление, и благодарность, и много чего еще, и Васе вдруг захотелось продекламировать поэму. Потом она быстро поцеловала его в щеку и исчезла, просочившись между двумя громилами.
«Теперь мой выход», – подумал Вася.
– Сволочи! Вы кого мне подсунули? – заорал он и, схватив за грудки ближайшего мордоворота, потащил к ощипанному вождю, все еще не понимавшему, где он и кто. – Это вы называете женщиной для вождя?! Вот эту ободранную гориллу? Уроды! Всем бошки поотрубаю!
Вася бушевал и сам не мог понять – то ли взгляд Ардены толкает его на безумство, то ли страх, засевший где-то в печенке, перебродил и превратился в нечто новое и доселе неведомое.
Как бы то ни было, Васин гнев поверг ростунов в ужас. Дикари выстроились в две шеренги, а Хвостиков прохаживался вдоль строя, каждому давая понять, что тот, кого не повесят в ближайшие два часа, может считать себя счастливчиком. Когда лица «соплеменников» цветом стали напоминать недавно выпавший снег, Хвостиков решил завершить выступление какой-нибудь эффектной выходкой.
– Поубиваю! – рявкнул он и замахнулся, чтобы отвесить беспамятному вождю хорошую оплеуху. Однако временное помутнение рассудка не сказалось на бойцовских качествах атамана. Одно молниеносное движение, и поэт кубарем покатился по полу, теряя весь свой маскарад.
– Иваныч, да ты – не он, – выдал кто-то из ростунов, приведя соплеменников в совершеннейший ступор этой сентенцией. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Вася вскочил и, невзирая на саботаж гофрированных штанов, опрометью бросился к ангару.
Сзади послышались яростные вопли и топот сотен босых ног.
Ардена ждала у шлюза ближайшей спасательной капсулы. Она схватила Хвостикова за шиворот и как котенка втащила внутрь. Люк захлопнулся.
Сквозь иллюминатор было видно, что ростуны, ворвавшиеся в ангар вслед за поэтом, бросились ниц и запели заунывный гимн, которым провожали в мир иной своих покойников. Ангар служил племени кладбищем. Лишь окончательно пришедший в себя вождь не пел – он метался по площадке, потрясая кулаками и выкрикивая проклятья вслед удалявшейся капсуле, которой была предназначена роль его личной гробницы.
Неделю спустя под навесом ресторанчика на пляже Нарра-Танарисса собралась почти та же компания. Дамы, отбитые полицией у ростунов в самый последний момент, все еще встрепанные, рассеянно слушали поэта, который бубнил нечто невразумительное, то и дело замолкал и бросал тревожные взгляды на линию прибоя. Наконец он вовсе бросил декламацию и торопливо затопал к морю, по щиколотку утопая в золотистом песке. Когда до воды оставалось всего несколько шагов, на его глаза легли две мокрые ладошки.
– Я перепугался, что ты утонула! – завопил Вася.
– Угораздило же связаться с таким впечатлительным типом, – притворно вздохнула Ардена. – Милый, я с Амазона. Лучше меня плавают только дельфины. Не ворчи. Лучше прочитай мне тот длинный стишок, который про лошадь с коровой.
На этот раз вздохнул Хвостиков:
– Сколько раз тебе повторять: не про лошадь с коровой, а про боевого коня Александра Великого, про Буцефала, то есть Быкоглавого. И не длинный стишок, а поэму. Прочту обязательно, как только доберемся до номера.
И они удалились за дюны, где пряталась гостиница, провожаемые возбужденным перешептыванием скучающих дам.
Возьмите иголку. Самую обыкновенную, швейную. И воткните ее в стол. Или в подоконник, или куда вам угодно. Отойдите на несколько шагов и попытайтесь попасть точно в ушко, бросая другую такую же иголку.
Я не стану спрашивать, как вы оцениваете свои шансы на успех. Я догадываюсь. Могу также предположить, что вы думаете обо мне, предложившем вам столь нелепое и бесперспективное занятие.
Однако не спешите крутить пальцем у виска. Как вы отреагируете, если я скажу, что чем-то подобным долгие годы занимается большая группа очень неглупых людей? Вероятно, сочтете, что я собираюсь ввести вас в заблуждение или, в крайнем случае, здорово преувеличиваю.
Но это не так, совсем не так! Возможно, вы слышали о попытках ученых поймать радиосигнал какой- нибудь далекой цивилизации. Но, вероятней всего, вам не приходило в голову, что шансы на успех в этом деле настолько ничтожны. Между тем…
Глядя на небо, усыпанное мириадами звезд, мы редко отдаем себе отчет, как невероятно далеки они друг от друга. Два маковых зернышка, удаленные друг от друга на несколько десятков километров, дадут приблизительное представление об этих масштабах. А теперь представьте, что очень узкий радиолуч посылается с одного такого зернышка в произвольном направлении. Велика ли вероятность, что этот луч угодит не просто в другое зернышко, а именно в наше?
Сравнение с попаданием в угольное ушко кажется уже не таким надуманным, не так ли? А примите во
