Милостыньку мне подаст —
Мы с братом простимся.
Подъехал к ним пан:
— Ты чего вопишь?
Мацюсь и говорит:
— Ой, помер у меня братик, а похоронить не на что.
Сунул пан руку в карман, не глядя, набрал денег горсть: золота, серебра — кинул Мацюсю и приказывает:
— Ha! Да похорони его быстрей, чтоб у дороги не смердело.
И дальше поехал.
Только было у него в карете окошечко сзади, глянул он в него, а они оба — живой да мертвый — бегом бегают и деньги подбирают. Крикнул пан кучеру:
— Стой!
А гайдуку:
— Бери дубину да наподдай тем подлецам, чтоб шкура на них полопалась, раз они над людьми потешаются!
Бежит гайдук с дубиной, а Мацюсь с Кубусем решили, что он еще денег несет, и запели:
Ангел божий, а не князь!
Добром бога славит.
Он нам, бедным, подавал,
Но еще добавит.
Как налетел на них гайдук, как наподдал! До тех пор дубасил, пока они через плетень не перескочили и не удрали. И в те ямы больше ни ногой!
БОЛТУШКА
Рыбаки народ неразговорчивый и на море, и на суше. У них обычай такой. Рыба-то молчит. А притом кое-кто из рыбаков верит, что, хоть ушей у нее нет, а то место, где волна от голоса заиграет, рыба обязательно обойдет.
И надо же было так случиться, что в одной приморской деревушке жила когда-то говорунья Бася. Прозвали ее Болтушкой. Бойкая была девка, всю деревню, бывало, насквозь пробежит и без устали тараторит. Отец ее, старый рыбак, терпеть этого не мог. Он ей говорил:
— Покупали бы твои слова по грошу за штуку — ты в день бочонок денег зарабатывала бы.
Тараторила она, тараторила и наконец надоела не только отцу родному — всей деревне, и велели ей люди или перестать, или прочь убираться. Села она в уголку; поплакала, потом встала и пошла куда глаза глядят. Но ушла недалеко. На краю деревни жил молодой рыбак Валошек. Как раз шел он в лес за лыком для плетенки, встретил Басю и спросил: куда, мол, идешь?
— А куда ноги понесут. В деревне мне выговориться не дают, а я без этого жить не могу.
Подумал Валошек: «Так это же для меня в самый раз. Сижу один целыми днями, не с кем словом перемолвиться. С ней было бы мне веселей».
Спросил он у ее отца, не отдаст ли он дочку за него. Отец отвечает:
— С руками, с ногами отдал бы! Да только болтушка она, столько за день натрещит — если б за слова платили, богачкой была бы. А вот по хозяйству у нее сноровки нет.
— Ну, это уладится, — сказал Валошек и женился на Басе. Стали они жить да поживать, и хватало теперь Валошеку забавы, и когда на лов шел, и когда возвращался, и утром, и вечером. А вот с хозяйством похуже стало. Вдобавок Бася и приодеться любила, так что наступило у них безденежье.
Вот как-то раз, сам себе пеняя, шел Валошек вечерком по бережку и вдруг слышит: кто-то стонет. Пошел он на стон и видит — лежит женщина, а ноги в чешуе.
— Помоги, добрый человек, — говорит слабым голосом. — Я к самому берегу подобралась, хотела на вашу деревню посмотреть. Тут волна нахлынула, выбросила меня на берег, ударилась я о какую-то лодку, ушиблась сильно и теперь встать не могу. Будет тебе за помощь от меня щедрая награда.
Сжалился Валошек над ушибленной русалкой — он сразу понял, что это русалка, — поднял ее и понес домой.
— Только спрячь меня так, чтобы ни один луч солнца на меня не упал, — говорит русалка. — Не то я помру.
Была у него в хате темная кладовка, туда он ее и спрятал, а Бася взялась за ней заботливо ухаживать. Но говорила при этом без умолку. Русалка только диву давалась, как это она находит, о чем болтать. Раз Валошек и скажи Басе при русалке:
— Ох, говорила бы ты не словами, а грошами — у нас в доме все иначе выглядело бы.
— А почему бы и нет? — вмешалась русалка. — Это можно, я так и сделаю.
И с того времени при каждом слове изо рта Баси-болтушки стал выпадать грош.
Выздоровела русалка. Отнес ее Валошек в море, она юрк! — нырнула, а гроши в благодарность от нее все падали и падали у Баси изо рта. Набил ими рыбак все свои бочки, пришлось и новые покупать. Со счетом — возня! А с другой стороны посмотреть — полна бочка, тяжеленная, да денег кот наплакал. И Бася-болтушка все тараторит, тараторит — уж и негде стало рыбаку бочки покупать, а полных — так и девать некуда.
Пошел Валошек к морю, пожаловался русалке, а та и говорит:
— Хорошо, переделаем. Пусть у нее изо рта через три слова выпадает серебряная монета.
Сказано — сделано. Но вот и серебра поднакопилось столько, что не знает Валошек, куда его складывать. А Бася все говорит, говорит с утра до ночи. Ото всего от этого стал рыбак прихварывать. «Хоть совсем помирай!» — говорит. И опять пошел к русалке.
— Хорошо, — говорит русалка. — Сделаем так: если она весь день промолчит, то под вечер при первом слове выпадет у нее изо рта золотой.
Тогда Бася-болтушка захворала. Не жизнь ей была без разговора. Расстроился рыбак, пошел опять к русалке, а та и говорит:
— Давай устроим так: будет у нее изо рта выпадать двойной золотой, но только за умное слово.
И вот это оказалось в самую точку! Насчет умных слов было у Баси туговато, так что на жизнь им с Валошеком хватало, но безо всякой роскоши.
НАКАЗАННЫЙ УГОРЬ
Очень любили тушковяне селедку, даже песня у них была такая:
Как по будням ешь картошку,
А на праздничек — селедку.
Одна беда — дорого стоит селедка, так они все считали. И вот по совету трех умников: Кубы, Мацека и Войтека — решили они сами селедку разводить. Озеро-то под боком. Купили бочку селедки, вывернули в озеро, подождали немного и вышли на лов. Ловили, ловили — ничего не поймали. Еще подождали — опять ничего не ловится. Решили спустить озеро. Спустили и нашли одни кости и здоровенного угря.
— Вот кто всю селедку съел, — кричат. — Ах, паскуда!
Пришли они в ярость, всем миром взялись судить угря. Судили, судили и решили покарать его страшной смертью через утопление.
То же самое про гнеждевян рассказывают. Но те угриную казнь продумали до тонкости: заковали угря в цепи и утопили его в море под Пуцком. Их угорь уж точно потонул. До сих пор никому не
