И ожидает вас тогда судьба наподобие судьбы симпатичного крестьянского юноши Сережи Есенина. Не дай Бог крестьянину, да и вообще, как в старое доброе средневековье говорили, «простецу» поэзией заниматься, да и прочим индивидуальным творчеством, за исключением народных промыслов. Поэзия от этого если (в исключительном случае!) что-то и приобретет, то простец...
Фашизм?!
Где вы слов-то таких набрались... Не приклеивайте мне ярлыков; у меня имя есть. Какое? Вы что же, сударь, еще не поняли?.. Правильно, помолчите.
Так вот, простец... ничегошеньки не получит.
... Да при чем тут мирская слава! я о глубоком личностном разладе, именно, именно в психопатологическом контексте.
... Опять перебиваете!
Но интуиция у вас хорошая, именно к артефактам... Да не я причисляю, а следует относить. Следует. Есенина, столь вами любимого. Как там?.. «Великого... русского...» и прочая. Именно потому, что его знает и любит... гм... всяческий народ русский. Есенин для него прост, ясен и удобоварим. Просто и ясно, как топор:
Простые эмоции, строчки, картечью вышибающие умиление и слезу:
Я?! На святое?! Упаси Небо, старушка здесь ни при чем. Я о поэзии. Сие ― не поэзия, но наивное графоманство. Опять эта ваша народность... Слушайте, вы, народник, патриотический вы мой, «Плач Ярославны» на досуге перечитайте... если досуг останется... К чему это я? Та вы же литератор, не я; не позорьте профессию...
... Так вот это и плохо!.. Да не плохо ясен, а то, что ясен ― плохо. Ясность эта порождает самолюбование народно-толпяное и начисто вкус и охоту к малейшему развитию. Поэзия, друг мой смертный ― грань ясного и неясного, умение в ассоциативном потоке образа схватить нечто, не поддающееся простому логичному изъяснению. Мысль отталкивается от вещей и фактов и ищет нечто запредельное от них... Вот, пожалте, та же тема -
Но ― другой автор. Ну, да, Блок. Но это уже не прямолинейная конкретность, над этим следует хоть немного... помедитировать, что ли... Почувствуйте разницу!
А вот вам парадокс. Сей юноша-артефакт Блока называл учителем. Не без оснований, естественно. Да и Александр Александрович по доброте душевной начинающего поэта Сергея Есенина ввел тогда, году в... дайте-ка припомнить... в 1915-ом... в поэтическую литературную тусовку... Не придирайтесь, милый мой! Тусовка ― явление вневременное... И ведь предупредил в письме: «... путь Вам, может быть, предстоит не короткий, и, чтобы не сбиться, надо не торопиться, не нервничать. За каждый шаг свой рано или поздно придется дать ответ...» и далее в том же духе. Да, несомненный талант был налицо. Неплохо для крестьянского сына: «В пряже солнечных дней время выткало нить»...
... Уж помолчите! Социальное происхождение для поэзии важно. Во-первых, уровень владения ― осмысленного владения! ― богатством русской литературной речи. Во-вторых, минимальная эрудиция. Вы не будете отрицать, что в дореволюционной России ( а вышеупомянутая строчка ― это 1910 год) юноша неинтеллигентского происхождения, способный выдать такое ― редкость...
Сделаем скачок во времени, в середину двадцатых. А вот теперь хочется возгласить, как на Страшном Суде ― вызовите свидетеля обвинения!. Как ― какого? Есенина, естественно. В чем? Как минимум ― в неблагодарности к учителю; как максимум ― в суетности, отрыве от вечного, да и в ressentiment’е... Только не отговаривайтесь, будто не знаете, что означает это слово... На что намекаю? Да все на старое ― убей ressentiment в себе.
Потому вы и не любите, когда его при вас поминают, а тем паче ― не всуе... А, попал, попал? То-то же!
... Какого свидетеля? Господина Либединского. Персонаж, кстати, Есенина весьма даже... ну, скажем так... уважающий. Зафиксировал в своих записях две реплики уже взрослого, а потому, заметьте, отвечающего за свои шаги, слова и прочие деяния, Сергея... Фамильярно? Милейший! Передо мною все равны, а выразить либо нет кому-то уважение особливым способом поименования ― мое дело. Значит, не заслужил. Да и характеризует его это значительно больше. Образ живого человека (тогда, естественно, живого), имидж...
Итак, реплика первая: «Александр Блок ― это мой учитель. Но я не могу принять его рефлексии, его хныканья, полубарского, полународнического». А вот вторая: «Блок ― интеллигент, это сказывается на самом его восприятии. Даже самая краска его образа как бы разведена мыслью, разложена рефлексией». И вот ― финальный пинок учителю: «Я же с первых своих стихотворений стал писать чистыми и яркими красками».
Кстати, а вы из Есенина, кроме коровно-пейзажного, что читали? «Мой путь читали»? Документ! Сенсация! Признание, подписанное обвиняемым до обвинения!
... Я ерничаю? Ничего, потерпите, любезный... пациент; ну, не люблю я плебея, выходящего на тропу войны, пусть даже он талантлив...
Далее. Тонкий момент исследования, если, конечно, у вас есть хотя бы малейшее чутье в сфере ретроспективного социального психоанализа... (Небо! слова-то какие говорю)... вы поймете ― нечто подтолкнуло Есенина в подростковом возрасте, социальная среда... Знаете, как в зарубежном триллере ― «у него были проблемы в детстве, yes?»... ну, конечно, не знаете... неважно...
