О, Небо, о, Ад! Как тонко! Русь ― как совокупная эманация столь трепетно ощущаемой Блоком Великой Женственности, той самой Прекрасной Незнакомки, девы и блудницы с «разбойной красой» одновременно, некой Исиды, покрывало которой не дозволено срывать...
Русь почила в тайне...
Ну, здесь не мне вам рассказывать, как остро поставлено и вами, и вашими коллегами то, что вы называете проблемой национального сознания. Здесь.. хе-хе... сам черт ногу сломит... Это не вы сказали, не гордитесь ничтожной подколкой ― это я сказал! Представьте себе, как может сформироваться национальное сознание в стране, дети которой имеют полное право сказать:
Для такой нации встает выбор ― либо пестовать самобытную культуру, либо ― выживать и сохранять территорию. А вот теперь и удивляйтесь, почему для одного русскость в том, что
А для другого ― припевать в самоодурении:
Никаких вам постижений смыслов и гениев, все просто: культура заключена в непрерывной констатации факта (можно и под тальянку):
Вы полагаете, что ему нужны смыслы и гении?! Хотите провокационный вопрос?.. Все равно задам; ведь хотите же... Ответьте. Можно не вслух... да зачем мне их читать, все ваши мысли у вас на лице написаны.
Итак. К каким русским вы хотели бы принадлежать? А, можете не отвечать. При вашей нерешительности в суждениях, милейший, вы и после Страшного Суда выбор не сделаете.
А давайте-ка вызовем еще одного свидетеля... Да образно же говоря, сударь! Не бойтесь, мистики не будет, всяких там теней забытых предков... свидетель ― Давид Бурлюк: «С. А. Есенин учится в рязанской школе, которую и оканчивает в 1912 году». Обратите внимание ― школа-то ― старообрядческая... Дальше: «С девяти лет мальчик пишет стихи, и в школе преподаватель Клеменов, по образному выражению С. А. Есенина, „произвел установку души“.
Клеменов первым давал наставления юному поэту идти колеями здравого влечения к бодрым темам: любить деревню, избы, коров; писать об эпосе земли и вечной поэме весеннего труда на полях». Да, да!
Вот мы и имеем некоторое количество некоторых фактов, касающихся той самой вечной русской культуры. Перед нами, сударь, сцена, где в молчаливом противостоянии застыли две характернейшие фигуры: Александр Блок и Сергей Есенин... Да-да, я обожаю театральные эффекты.
Итак. Фигура первая ― российский дворянин, воспитанный в традиции всеевропейской образованности, идущей со времен Первого Императора Петра, ищущий свои, исконные, российские корни и находящий их, нимало при том не порывая с европейским стилем... Что?.. Да, именно восхищаюсь.
Фигура вторая, характерная же: русский крестьянин, воспитанный в традиции старообрядческой (!), весьма консервативной во всем, что касается европейского стиля, враждебной (из щекотливо-религиозных соображений) и подозрительной ко всему, что «не родное», «не исконное», «антихристово»; органично, «плотски» связан он на уровне полуподсознания с корнями, но для осмысления он избрал способ, по сути, дворянский, европейский, в итоге ― получил конфликт двух менталитетов: одного, требующего сохранять простую созерцательность, и другого, требующего поиска, поиска, поиска... Новых смыслов; смыслов старых, но скрытых.
... Что? Да, сочувствую и жалею. В той мере, в какой на это способен.
Революция перевернула всё ― с ночи в день, со дня в ночь, и запутала и без того запутанный узел многообразных российских менталитетов. Старая формула российского бытия (православие, самодержавие, народность), несомненно, несла в себе, самой своей структуре, разрыв, ибо православие ― странный феномен мысли ― вел к менталитетету осторожному, сводящему рефлексию к минимуму во избежание греха суемудрия. Самодержавие ― символ сословности, деления по степени допуска к самой возможности размышлять, ибо размышлять эффективно способен лишь праздный. Народность, наконец... уход в архаику, мышление посредством синтетического образа ― слова, краски, звука, движения, облеченное в специфически пранациональную форму.
Уф-ф...
Вы еще живы, я полагаю? Неужели поняли?! Чудесно. Так я продолжу?..
Одна фигура приобрела четкую, я бы сказал даже ― гражданскую позицию в этой ситуации водоворота, позицию трезвую, доказывающую высокую степень здравости рассудка: